В последние четверть века Россия и Китай последовательно углубляют свое сотрудничество. Хотя отношения не достигли стадии полноценного альянса (оба государства отказываются поддерживать территориальные претензии другой стороны), растущие тесные связи между ними очевидны. При этом, по мнению наблюдателей, Центральная Азия остается наиболее вероятным местом китайско-российской напряженности и соперничества за политическое, военное и экономическое влияние.
Некоторые эксперты утверждают, что китайско-российские отношения на глобальном уровне отличаются от отношений на региональном уровне, а Центральная Азия – это область, где Россия балансирует против Китая. Нет единого мнения по поводу того, можно ли классифицировать политику России в Центральной Азии как политику осторожного хеджирования (подстраховочную) или как политику, направленную на создание серьезного противовеса против Китая. В последнее время авторы склоняются к тому, что это подстраховочная политика, указывая на адаптацию России к присутствию Китая в регионе.
Автор этой статьи предлагает свое объяснение, почему Россия противодействует продвижению Китая в Центральную Азию, основываясь на анализе российского видения регионализма и сдержанной политики самого Китая. В российско-китайских отношениях автор находит меньше конкуренции, чем сотрудничества, и меньше противовеса, чем хеджирования.
Марчин Качмарски, Университет Глазго “Russia-China Relations in Central Asia: Why Is There a Surprising Absence of Rivalry?, The Asan Forum, август 2019 г.
Перевод с англ. c cокращениями
Есть несколько причин, по которым многие наблюдатели считали напряженность между Россией и Китаем в Центральной Азии неизбежной, также как и региональное соперничество между ними.
Во-первых, официальные позиции часто показывали слишком завышенные ожидания; например, российский министр иностранных дел Сергей Лавров однажды сказал: «Мы не считаем Китай соперником. Мы являемся стратегическими партнерами, и планы России и Китая в отношении этого региона и в целом в отношении Большой Евразии не противоречат друг другу».
Во-вторых, ожидание конфликта между великими державами является стандартным способом мышления о международной политике, особенно на региональном уровне. Так, китайско-российские отношения видятся сквозь призму геостратегической игры с нулевой суммой, тогда как оппонирующие взгляды, как правило, подвергаются критике за «геополитический утопизм». Реалистические теории международных отношений повторяют общепринятые взгляды на несовместимость притязаний на одну и ту же «сферу влияния».
В-третьих, наблюдатели предполагают, что растущее экономическое влияние Китая, несомненно, должно увеличить политические рычаги влияния Пекина и, таким образом, ограничить возможности России для маневра. Во многих случаях Центральная Азия продолжает восприниматься сквозь призму «Большой игры» 19-го века. Реальность оказалась иной. Во-первых, Россия уступила дорогу китайскому экономическому подъему в Центральной Азии, затем она приняла факт участия Китая в обеспечении безопасности, и, что самое интересное, согласилась с более широкой региональной идентичностью в интересах Китая. При этом Россия удовлетворяется тем уважением, которое к ней пока проявляет Китай.
Вопреки широко распространенному тезису о соперничестве, Китаю и России пока удалось избежать открытой конкуренции. Хотя и в отношениях двух стран имели место периодические споры, и оба государства имеют разные идеи относительно организации регионального порядка в Центральной Азии, эти различия не привели к продолжительной открытой конкуренции. Такое развитие китайско-российских отношений, по сути, бросает вызов общепринятому мнению и теории реализма – обоим государствам удается согласовать свои интересы.
Частично надо отдать должное усилиям российской и китайской элиты, направленным на то, чтобы избежать конкуренции. Но также избегать конкуренции непреднамеренно помогают расходящиеся грандиозные представления Москвы и Пекина в отношении Евразии. С точки зрения их регионального и глобального видения, Центральная Азия оказалась управляемой сферой. Здесь, согласно видению России, Китай нашел себе опору; в китайском видении Россия здесь сохраняет свое наследие.
Изменяющееся распределение экономической мощи в Центральной Азии и реакция России
Значительный сдвиг в региональном балансе сил между Россией и Китаем наблюдается с середины 2000-х годов. В то время Китай успешно оспаривал монополию России на транзит природных ресурсов из региона, в частности сырой нефти и природного газа. После глобального экономического кризиса 2008-2009 годов Пекин стал экономическим партнером номер один для стран Центральной Азии. В 1990-х и 2000-х годах главная цель России в региональной энергетической политике состояла в том, чтобы помешать Европейскому Союзу получить доступ к нефтегазовым ресурсам Центральной Азии.
Особое значение имела монополия на транзит туркменского газа, которая позволяла «Газпрому» получать существенные экономические выгоды от перепродажи дешевого среднеазиатского газа на европейском рынке, а Европа не могла получить альтернативные источники поставок в постсоветском регионе. В 2007 году Россия, Казахстан и Туркменистан договорились о строительстве нового газопровода, связывающего их газовые месторождения с российской газовой сетью, что должно было укрепить контроль России над регионом. Однако проект так и не был реализован, так как к этой сфере стал проявлять интерес Китай, а России пришлось с неохотой его принять.
Китайские компании подписали соглашения с Туркменистаном и Казахстаном, предусматривающие строительство новых трубопроводов и поставку газа и нефти. После глобального падения цен на нефть и газ, в апреле 2009 года Россия прекратила импорт газа из Туркменистана и сделала попытку пересмотреть существующий договор, который оказался слишком дорогим для Газпрома. Пекин молчаливо наблюдал, а затем вмешался в спор, предложив Туркменистану кредит в 4 миллиарда долларов, что позволило ему противостоять давлению России.
Следующим шагом было завершение строительства газопровода из Туркменистана в Китай, который вступил в строй в декабре 2009 года. «Газовая война» была наиболее важным эпизодом политико-экономической конкуренции между Россией и Китаем в Центральной Азии, но Россия уступила рынок Китаю.
Российская элита недооценила решимость Пекина получить новые источники нефти и газа и переоценила свою собственную позицию. Россия не ожидала, что Китай сможет построить трубопроводы так быстро и предложит финансовую помощь постсоветским государствам. Тем не менее, два фактора могут объяснить, почему последствия конкуренции за Туркменистан были минимальными.
Во-первых, российская элита поняла, что не может конкурировать в финансовом отношении с Китаем. В 2009 году российские энергетические компании – «Роснефть» и «Транснефть» – сами стали получателями многомиллиардных кредитов от Китая.
Во-вторых, сам факт того, что построенные Китаем трубопроводы косвенно препятствовали ЕС в доступе к центральноазиатским ресурсам природного газа, помог Москве адаптироваться к растущему присутствию Пекина.
Москва воспринимала планы ЕС по импорту газа из региона как прямой вызов позиции «Газпрома» на европейском рынке. Китай не был стратегическим рынком в этом отношении, хотя переговоры о строительстве газопровода из России в Китай велись уже несколько лет. Новые нефте- и газопроводы были всего лишь одним из элементов растущего влияния Китая в экономической сфере Центральной Азии, поскольку он уже стал торговым партнером номер один для большинства государств региона. Китайские банки одолжили центральноазиатским режимам миллиарды долларов, часто предоставляя спасательный круг, который Москва, борясь с рецессией после 2008 года, не могла предложить.
Китай стал основным источником инвестиций, в том числе в автомобильную и, в меньшей степени, железнодорожную инфраструктуру. Предложение Пекина не могло сравниться с Москвой. Россия уступила экономическому регионализму, уверенная в том, что сохранит лидерство в области безопасности и связь с региональной идентичностью, что было лучшим выбором для нее, чем если бы Запад захватил экономическое преимущество.
Ограниченная роль Шанхайской организации сотрудничества в экономике и безопасности
Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), созданную в 2001 году, можно рассматривать как одну из первых попыток сократить разногласия между Россией и Китаем в отношении Центральной Азии. ШOС стала полезной платформой для сотрудничества в области безопасности, позволяя обоим государствам проводить многосторонние военные учения «Мирная миссия» и прокладывать путь для «обмена передовым авторитарным опытом» в сфере внутренней безопасности.
Тем не менее, расхождение во взглядах России и Китая на то, как ШOС должна развиваться в других областях, привело к тупику и серьезно ограничило полезность организации для управления российско-китайскими отношениями в Центральной Азии. Основные различия связаны с несоразмерностью между сферой экономического сотрудничества в рамках ШOС и более широкими международными целями организации.
Россия, пытаясь ограничить и контролировать доступ Китая к энергоресурсам Центральной Азии, предложила создать «энергетический клуб». Поскольку Пекин выступал против многостороннего подхода своей энергетической политики в регионе, энергетический клуб так и не был реализован. В то же время Москва отвергла китайские идеи о создании зоны свободной торговли внутри ШOС, опасаясь, что экономический рост Пекина будет только ускоряться.
Пытаясь отреагировать на глобальный экономический кризис 2008-2009 гг., Россия и Китай выдвинули различные решения, чтобы помочь другим членам ШOС преодолеть его. Не в состоянии достичь соглашения, каждая из сторон проводила одностороннюю политику. Россия создала Антикризисный фонд, а Китай открыл кредитную линию для государств Центральной Азии.
Россия и Китай столкнулись со сложностями в поиске общей позиции в отношении более широкой роли ШOС в международной политике. Пекин считал ШOС прежде всего региональной организацией, нацеленной на защиту интересов Китая в Центральной Азии и в провинции Синьцзян. Москва, в свою очередь, склонна рассматривать ШOС как геополитический блок с антизападными заявлениями. Разногласия относительно того, какая функция должна иметь приоритет, препятствовали расширению ШOС более десяти лет.
Россия предлагала расширить членство, особенно за счет включения Индии, в то время как Китай наложил неофициальное вето на расширение. Причины изменения политики Китая, что позволило Индии и Пакистану стать членами в 2017 году, остаются неясными. Мы можем только предполагать, что Пекин сделал жест доброй воли в отношении России, чтобы уменьшить возможный страх Москвы перед растущим влиянием Китая в регионе.
Хотя Россия и Китай будут ожидаемо продвигать «дух Шанхая» и изображать организацию как новый способ управления отношениями великих держав, роль ШOС в гармонизации взглядов Москвы и Пекина будет оставаться ограниченной. Расширение организации не только создало барьеры для достижения консенсуса, особенно с учетом китайско-индийской напряженности, но и выявило, что Россия и Китай предпочитают двусторонний способ примирения своих разногласий.
ШOС сыграла свою роль в преодолении существенных разногласий, связанных с экономикой, вне сферы энергетики, не устраняя их, а также в поиске общей позиции в сфере безопасности, где Россия остается доминирующей, и в создании многостороннего зонтика, скрывающем потенциальные различия по вопросам идентичности.
Конкурирующие региональные проекты: Евразийский экономический союз и Новый шелковый путь
Появление параллельных региональных проектов для Центральной Азии – Евразийского экономического союза России (ЕАЭС) и Экономического пояса Шелкового пути (SREB) Китая стало самой серьезной проблемой для Москвы и Пекина с конца 2000-х годов. ЕAЭС стал крупнейшим политическим проектом России для Евразии, особенно после кризиса 2014 года в Украине.
Когда после аннексии Россией Крыма и начала повстанческого движения на Донбассе членство Украины в ЕAЭС стало невозможным, вес проекта переместился в сторону Центральной Азии. Но это не значит, что китайский фактор ранее не играл роли. В то время Китай уже предложил свое собственное видение регионального сотрудничества в рамках Экономического пояса Шелкового пути. Москва «усовершенствовала» свою концепцию регионального сотрудничества, выдвинув концепцию Большой Евразии, которую часто называют Большим Евразийским партнерством.
Первоначально разработанная Группой аналитиков из клуба «Валдай» в середине 2016 года, концепция была почти намеренно расплывчатой, с широко изложенным видением двустороннего и многостороннего сотрудничества между Россией, Китаем, Индией, ШOС и АСЕАН с ЕAЭС в качестве ядра. Россия смогла продемонстрировать свой лидерский потенциал, выдвинув видение региональной идентичности, которое включало Китай и его грандиозные планы.
Первоначальная реакция Москвы и Пекина на действия друг друга была осторожной. Китайские и западные наблюдатели рассматривали планы России по усилению региональной интеграции как попытку остановить экономический рост Китая. Российские аналитики истолковали Новый Шелковый путь как ответ ЕAЭС. Поэтому неудивительно, что возникли ожидания того, что Россия и Китай столкнутся в регионе.
Элиты обоих государств, по-видимому, понимали возможность последствий и предпринимали целенаправленные шаги, чтобы уменьшить вероятность соперничества. В 2014 году в совместном коммюнике после саммита упоминались как Шелковый путь, так и ЕAЭС. В 2015 году Россия и Китай подписали отдельный меморандум, в котором они договорились «сопрягать» свои инициативы. В мае 2018 года Китай подписал торговое соглашение с ЕAЭС, снижающее некоторые нетарифные барьеры и упрощающее некоторые таможенные процедуры.
Помимо этой постепенной попытки избежать конкуренции, различия между двумя взглядами на региональное сотрудничество, как это ни парадоксально, помогли ослабить китайско-российское соперничество в контексте общего противостояния с Западом по региональным вопросам.
Москва стремится превратить ЕAЭС в один из центров многополярного миропорядка и установить его как связующее звено между Восточной Азией и Западной Европой. Для этого необходимо принять гармонию с Китаем как с партнером, уважающим Россию.
Различные взгляды на региональное сотрудничество
Российское видение регионального сотрудничества растянуто между двумя полюсами. С одной стороны, оно сужено до постсоветского пространства и ограничено утверждением исторических связей советской эпохи. Кроме того, сложная правовая база ЕAЭС налагает «входной барьер» для потенциальных новых участников. С другой стороны, этот пространственно-связанный проект сопровождался идеями, выходящими за границы постсоветского пространства.
С середины 1990-х годов концепция «Большой Европы» служила связующим звеном между российскими и европейскими интеграционными процессами. В середине 2010-х ее заменила все еще смутная идея «Большой Евразии», где проявилось острое осознание борьбы России с Западом за российско-центричный регионализм в Европе и желание Москвы видеть в Китае наиболее желанного партнера в Азии.
Российская элита пытается достичь двух целей: сохранить политическое верховенство в постсоветском регионе, тем самым не давая другим игрокам закрепиться без согласия России; и расширить влияние России за пределами постсоветского региона. Постсоветское пространство не особенно перспективно для России с точки зрения возможных экономических выгод, что отражает более глубокое противоречие в представлениях российской элиты о международной политике.
Спонсируемый Россией регионализм направлен на защиту постсоветского пространства и России от негативных последствий глобализации и международной турбулентности, при этом он должен открыть новые возможности для России, чтобы усилить ее влияние на глобальную политику. Москва стремится превратить ЕAЭС в один из центров многополярного миропорядка и установить его как связующее звено между Восточной Азией и Западной Европой. Для этого необходимо принять гармонию с Китаем как с партнером, уважающим Россию.
Концепция «Большая Евразия» является попыткой компенсировать территориальные ограничения ЕAЭС. Похоже, что она повторяет расплывчатый подход Китая к региональному сотрудничеству, не имеющий четких границ.
Идея включает в себя декларируемую готовность сотрудничать с ЕС, и «Большая Евразия» должна охватить всех основных игроков, от Китая до Индии и АСЕАН. С этой концепцией правительство России, похоже, готово преодолеть как долгосрочное соперничество великих держав в Азии, например, между Китаем и Индией, так и преодолеть недоверие, которое небольшие государства имеют к великим державам, как в случае Китая и АСЕАН.
Тем не менее, пока нет ясности в том, как эта идея может быть реализована, за исключением того, что ее ядром являются китайско-российские связи, которые, как предполагается, подкрепляются способностью тесно сотрудничать в Центральной Азии.
Китай, заявив о своих амбициях реформировать соседство и предложив новые пути регионального сотрудничества, выдвинул общую, а не конкретную концепцию. Новый Шелковый путь не только дает Китаю доступа к зарубежным рынкам, но и подтверждает готовность Пекина предоставлять международные общественные блага и разделять международные обязанности.
Самая выдающаяся особенность китайского проекта – его гибкость и отсутствие строгих географических границ, что приводит к его открытости и низким, или даже отсутствующим, «входным барьерам». Так Китай показывает свое стремление превзойти существующие и будущие региональные договоренности и не допустить создания другими державами закрытых политико-экономических блоков.
Риторика по содействию торговле и инвестициям в инфраструктуру направлена на то, чтобы поддерживать открытость отдельных стран для товаров и капитала Китая. Жизненно важным является видение регионализма, в котором российская сторона удовлетворена тесным сотрудничеством с Китаем, который не представляет угрозы для России.
Китай не озвучивает открытые претензии на региональное лидерство. Вместо этого акцент делается на том, что развитие Китая принесет пользу различным государствам. Отсутствие устойчивых институтов и норм, которые бы связывали всех участников вместе, являются наиболее заметными особенностями структуры Нового Шелкового Пути. Китай только в общих словах ссылается на международные нормы, такие как пять принципов мирного сосуществования, правила международного рынка, взаимовыгодное сотрудничество и взаимность. Главное, что окончательная форма Нового шелкового пути открыта для переговоров с потенциальными участниками.
Китайская концепция превратилась в новую версию глобализации, а не просто в региональный (и, следовательно, ограниченный) проект сотрудничества.
Но хотя институционально-нормативный аспект кажется недостаточно развитым, Китай все же добился несомненного успеха, внедряя идеи Нового Шелкового Пути в воображении экспертного сообщества и широкой общественности. Китайская концепция превратилась в новую версию глобализации, а не просто в региональный (и, следовательно, ограниченный) проект сотрудничества.
Однако существует четкое противоречие между глобализирующей риторикой, добавлением новых аспектов и безграничной открытостью проекта, с одной стороны, и региональной, ориентированной на Азию реальностью осуществляемых инвестиций и осуществляемого политического сотрудничества с другой. Огромное количество маршрутов и коридоров, обозначенных в рамках Нового Шелкового Пути, иллюстрируют значимость Азии в качестве основного ориентира для видения Китая.
Другие форумы по сотрудничеству в области экономики и безопасности, такие как Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (AIIB) и Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА), подтверждают акцент Пекина на Азии.
Проект Китая, даже если в некоторой степени задуманный как ответ на возглавляемый Россией ЕAЭС, не является открытым вызовом для России. Китайская элита понимает регионализм в функциональном смысле, в то время как Россия создает региональное сотрудничество в конкретном пространстве.
Китайское видение регионализма отражает экономические приоритеты, а для России политическое влияние остается ключевым. Новый Шелковый путь Китая подкреплен конкретными финансовыми ресурсами, и можно ожидать, что он будет реализован. Между тем, российские проекты больше связаны с позицией великой державы и сохранением своего имиджа. Учитывая, насколько глубоко великая державная идентичность заложена в мышлении российских политических и интеллектуальных элит, «Большая Евразия» – это способ найти новую миссию для России в развивающемся международном порядке.
Это откладывает конкуренцию за влияние на постсоветском пространстве, сохраняя иллюзию равенства между Россией и Китаем. «Одобрение» Китаем Большой Евразии, которое можно найти в совместных китайско-российских декларациях, принятых на двусторонних саммитах, и в риторике китайских лидеров, еще более укрепляет эту иллюзию.
Непреднамеренные последствия
Процесс реализации региональных инициатив связывает две страны и обеспечивает дополнительную, хотя и непреднамеренную, систему безопасности, которая ограничивает риски столкновения интересов. Основные компоненты Нового шелкового пути, которые в настоящее время реализуется, включают в себя развитие железнодорожного сообщения между Китаем и Европой, большая часть которого проходят через территорию Казахстана, России и Беларуси (т. е. через территорию ЕAЭС), а также инвестиции в транспорт, инфраструктуру и энергетику, финансируемые Фондом Шелкового пути или AIIB.
Этот процесс реализации регионального сотрудничества создает стимулы для кооперации России с Китаем, а не соперничества.
В то время как Китай создал несколько железнодорожных маршрутов, некоторые из которых обходят Россию – через транскаспийский коридор и коридор через Турцию – большая часть поездов проходит через Россию. Другой вариант был бы гораздо менее выгодным для Китая и более сложным для реализации на практике, главным образом из-за слабой инфраструктуры.
Железнодорожное сообщение облегчает китайско-российское сотрудничество в нескольких отношениях. Во-первых, функционирование Таможенного союза в рамках ЕAЭС и связанное с этим отсутствие границ между членами ЕAЭС обеспечивают более быструю транспортировку, более низкие транспортные расходы и более простые таможенные процедуры. Поезда пересекают только две таможенные границы: одну между Китаем и ЕAЭС, а другую – между ЕAЭС и EС.
Во-вторых, развитие железнодорожного сообщения создает в России лоббистское сотрудничество с участием РЖД. Транспортный коридор через Россию создал кластер заинтересованных сторон и на китайской стороне. Наконец, зависимость от российской железнодорожной системы позволяет Москве использовать железнодорожный транспорт в качестве инструмента оказания политического давления на своих соседей. Транзитная блокада и нежелание Китая выступать в качестве посредника исключили Украину из участия в железнодорожных сообщениях между Китаем и EС.
Китайские инвестиции в энергетические проекты в России, реализуемые под знаменем Нового шелкового пути, создали еще одну группу заинтересованных сторон в России. Это частные лица и фирмы, которые заинтересованы в бесперебойном сотрудничестве с Китаем.
Среди наиболее значимых соглашений, достигнутых к настоящему времени: кредиты в размере 10 млрд. долларов, предоставленные китайскими банками для проекта Ямал-СПГ, осуществляемого частной компанией Novatek, принадлежащей близкому соратнику Путина Геннадию Тимченко; инвестиции в проект Новатэка Арктик-СПГ; приобретение 9,9% проекта Ямал-СПГ Фондом Шелкового Пути; и приобретение 10% крупнейшей нефтехимической группы России СИБУР фондом «Шелковый путь».
Хотя эти инвестиции могли быть осуществлены независимо от китайского проекта «Новый шелковый путь», их включение в эти рамки снижает потенциальную оппозицию России этому проекту.
Практика реализации проектов в России также способствует китайско-российскому региональному сотрудничеству. Как это ни парадоксально, ему способствуют неудачи ЕAЭС, а не его достижения. В течение последних нескольких лет процесс развития ЕAЭС под руководством России застопорился. Неспособность России завершить внедрение правил и норм ЕAЭС, включая единый рынок с четырьмя свободами передвижения, снижает потенциал российско-китайской конкуренции.
Недостатки ЕAЭС означают, что он остается «пористым» для китайских товаров и капитала. Неспособность членов ЕAЭС согласовать совместные правила, регулирующие энергетическую сферу, привела к практически неограниченному присутствию Китая в энергетическом секторе Центральной Азии. Плохо функционирующий ЕAЭС не тормозит экономическую экспансию Китая и снижает возможные стимулы для конкуренции. В то же время российская концепция «Большой Евразии» еще далека от стадии реализации.
Ее роль гораздо более символична, чем практична, поскольку Россия не может предоставить своим партнерам финансовые стимулы, аналогичные тем, что предлагает Китай. Тем не менее расплывчатый характер сотрудничества, осуществляемого под эгидой «Большой Евразии», означает, что любое соглашение с участием Китая, ШOС или ЕAЭС можно представить как успешное.
Растущая роль Китая в безопасности Центральной Азии
До вывода войск США из Афганистана многие наблюдатели ожидали возвращения китайско-российского соперничества в Центральной Азии. Они утверждали, что уход общего соперника Пекина и Москвы – США – неизбежно приведет к напряженности. Хотя вывод войск в 2014 году был лишь частичным, Вашингтон стал уделять явно меньше внимания Центральной Азии. В результате между Китаем, Россией и государствами Центральной Азии наблюдается региональная политическая динамика, а США и EС играют лишь второстепенную роль. Активность Китая в регионе существенно выросла, что делает его все более важным игроком.
Одной из причин адаптации России к растущему влиянию Китая в регионе является политика сдержанности Пекина. Эта политика включает в себя молчаливое признание равноправного партнерского статуса России, что может быть продемонстрировано добровольным ограничением Пекина своего присутствия в сфере безопасности в Центральной Азии и его поддержкой продвигаемой Россией идеи Большой Евразии.
В то время как Россия сохраняет свое военное присутствие в рамках Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и посредством двусторонних соглашений о военных базах с Кыргызстаном и Таджикистаном, военное участие Китая в регионе было в основном в рамках ШOС, например, в форме многостороннего сотрудничества. Однако в последнее время политика Пекина начала меняться, что может стать проблемой для китайско-российских отношений.
В последние месяцы СМИ сообщали о растущем военном присутствии Китая в Таджикистане, которое правительство Китая постоянно отрицает. Согласно The Wall Street Journal, китайские пограничники заменили своих таджикских коллег на пограничных постах коридора. The Economist сообщил, что Китай размещает войска и проводит совместные учения с Таджикистаном без участия России. Китай официально сообщил о проведении учений с Таджикистан в 2016 году и об установлении четырехстороннего сотрудничества в области безопасности границ в составе Китая, Пакистана, Афганистана и Таджикистана.
Если бы Китай установил военное присутствие в регионе, игнорируя многосторонние рамки и без предварительных консультаций с Россией, это стало бы серьезным вызовом для роли Москвы в качестве поставщика безопасности в регионе. Оскорбление было бы еще более серьезным, если учесть, что с середины 2000-х годов Таджикистан сопротивлялся давлению России с целью возобновить совместное патрулирование таджикско-афганской границы.
Тем не менее, Пекин продолжает отрицать любое военное присутствие в регионе. Каждый раз, когда китайское министерство иностранных дел получает такие вопросы, его представители отрицают присутствие китайских войск на местах, что скорее делается только с целью успокоить Россию. Хотя также возможно, что Китай уже провел консультации с Россией по вопросу размещения пограничных сил, ведь Россия продолжает содержать несколько тысяч военнослужащих в Таджикистане, а Таджикистан является членом ОДКБ.
В сфере безопасности почтительный тон Китая обнадеживает Россию, хотя и не стопроцентно. Учитывая растущие продажи оружия и совместные военные учения, координация региональной безопасности продолжает усиливаться, поскольку Центральная Азия остается на обочине как второстепенная арена, не дающая особых поводов для беспокойства.
Региональные идентичности
Сохранение лидерства в Центральной Азии или, в более широком смысле, в Евразии гораздо важнее для России, чем для Китая. Для Москвы также важно иметь главную роль в определении евразийской региональной идентичности и быть признанным «лидером Евразии». Китай продемонстрировал общую глобальную идентичность с Россией и сосредоточил свою собственную региональную идентичность на вызовах Японии, Корейского полуострова, Юго-Востока. Азия и Индия.
“Пояс и путь” относится к России как к второстепенному игроку, что вызывает мало опасений. Памятуя о китайско-советском конфликте, Москва воздерживается от критики и избегает упоминаний о разрыве в идентичности, в то время как китайские публикации концентрируются на идеологических конфликтах с другими игроками, особенно с США. Кроме того, Центральная Азия имеет очень мало схожего с Китаем в культурном отношении – даже после трех десятилетий открытых границ – что ослабляет возможную озабоченность России. Поэтому россияне почти ничего не пишут о потенциальной теме китайского высокомерия, китайских устремлениях в Центральной Азии или угрозе репрессивного поворота Китая внутри страны. То есть, Китай контролирует нарратив о своем региональном видении, успокаивая россиян.
Региональная идентичность России борется с влиянием Запада на региональный порядок в Азии. Большая Евразия представляется не в противовес Китаю, а как нечто, противоположное Западу. Убрав в сторону критику китаецентризма, Россия значительно упростила сосуществование в Центральной Азии с Китаем.
Заключение
Отсутствие прямой конкуренции между Россией и Китаем в Центральной Азии можно объяснить рядом факторов: целенаправленными усилиями обеих сторон по ограничению потенциального соперничества, «уроками», извлеченными российской правящей элитой, политикой самоограничения Китая и различными видениями организации регионального пространства. В конце 2000-х годов Москва и Пекин пытались создать впечатление, что в их отношениях в Центральной Азии не было проблем, несмотря на растущее перераспределение власти в регионе в пользу Китая.
После газовой войны между Туркменистаном и Россией российская элита, похоже, согласилась с присутствием Китая в энергетическом секторе Центральной Азии. Тот факт, что ресурсы были «поглощены» Китаем, а не EС, имел жизненно важное значение. В то же время Кремль понял, что не может конкурировать с китайской «чековой дипломатией». В 2010-х Россия постепенно ограничивала свое присутствие в энергетическом секторе.Эта политика маскировки подлинных вызовов изменилась только в середине 2010-х годов, когда обе стороны осознали возможность столкновения между своими региональными проектами, ЕAЭС и Экономическим поясом Шелкового пути.
Меры, которые они приняли с тех пор, не решают все проблемы и часто отражают существующие различия, а не разрешают их. Тем не менее, это сознательное усилие по ограничению конкуренции имело особое значение для более слабой стороны, России. Проекты регионального сотрудничества, осуществляемые обоими государствами, также не породили открытой конкуренции. Китай больше заинтересован в практических выгодах регионального сотрудничества, тогда как Россия использует свои проекты для поддержания имиджа стратегического лидера Евразии.
Пекин готов признать московский проект «Большая Евразия» равноправным аналогом своего “Пояса и пути”, что ослабило страхи России по поводу собственной маргинализации. ЕAЭС, в свою очередь, облегчает реализацию китайского проекта, например, когда речь идет об облегчении транзита между Китаем и EС.
Политика Пекина по самоограничению в Центральной Азии внесла значительный вклад в сокращении конкуренции с Россией в регионе. Ограниченное участие в двустороннем сотрудничестве в сфере безопасности со странами Центральной Азии и молчаливое признание первенства России в сфере безопасности были вехами этой политики.
На этом фоне недавнее проявление роли Китая в обеспечении региональной безопасности может оказать негативное влияние на отношения с Россией в Центральной Азии. Военное присутствие Китая в Центральной Азии за пределами существующих многосторонних форматов ставит под сомнение претензию России на уникальную роль в регионе. Однако многое будет зависеть от способности и желания Пекина оставаться в тени. По общему признанию, при Си Цзиньпине Китай в значительной степени стал более открыто показывать свои силы и возможности, но пока не в отношениях с Россией
Правила комментирования
comments powered by Disqus