По прошествии лет руководство стран Центрально-Азиатского региона (ЦАР) взяло под свой контроль экономический и политический потенциал своих территорий, который они стремятся развивать, открывая для себя новые внешние связи и партнерства. Активно проводится политика открытости по отношению к влиятельным представителям своего ближайшего окружения или, точнее говоря, к доминирующим субъектам, которые начали изучать этот регион. Китай, не являясь исключением, стал сегодня коммерческим партнером пяти государств, и в то же время важным, хотя и нечетко сформулированным, участником региональной повестки дня в области безопасности.
Несмотря на то, что Центральная Азия находится в центре внимания внешней политики относительно короткое время, Китай уже продемонстрировал значительный прогресс. Имея в основном экономические интересы в регионе, сегодня это один из наиболее активных партнеров в Центральной Азии, чье присутствие в полной мере находит свое отражение в инициативе «Один пояс, один путь» (ОПОП) или в рамках более широкого её формата − «Шелковый путь». В свою очередь, страны ЦАР пытаются извлечь пользу из китайского проекта. Хотя сотрудничество между Китаем и Центральной Азией стало развиваться еще до 2013 года, официальный запуск инициативы ОПОП придал определенную направленность ранее унитарной коммерческой деятельности и косвенно придал ей политический оттенок.
Несмотря на то, что ОПОП, в первую очередь, признан коммерческим проектом, при ближайшем рассмотрении могут быть выявлены различные аспекты. Реализацию внешнеполитической стратегии Китая, несмотря на его официальные заявления, можно охарактеризовать как поведение мировой державы, охарактеризованное фразой: «стать соседом в каждом уголке мира». Наряду с экономической экспансией Китай усиливает свое присутствие в ряде других областей, таких как дипломатия, военная отрасль и кибербезопасность.
Политический аспект китайской инициативы подчеркивается также тем, что это не строго спланированный проект с четко ограниченным перечнем мероприятий, а новое проявление «мягкой силы» Китая, его мирного и многостороннего подъема с учетом уже существующей коммерческой деятельности за рубежом. Дискуссия по «Шелковому пути» выходит за рамки простого продвижения китайской коммерческой деятельности, она направлена на распространение китайской модели − модели государственного устройства, экономической системы и, на более высоком уровне, модели ведения международных отношений.
Таким образом, это эффективный инструмент «мягкой силы», который в конечном итоге служит продвижению национальных интересов Китая и установлению того, что он считает своим «законным местом» в международной политической системе, поскольку инициатива ОПОП является неотъемлемой частью его внешнеполитической стратегии. В этом контексте, даже выбор Си Цзиньпина объявить о запуске своего авторского проекта в Казахстане неслучаен. Казахстан − крупнейшее государство и самая развитая экономика региона, играет ключевую роль в реализации китайской инициативы.
Следуя импульсу, данному Китаем, экс-президент Казахстана Нурсултан Назарбаев активно продвигает национальный проект «Нурлы жол» («Яркий путь»), направленный на развитие транспортных сетей, логистики, жилищного строительства и образования, а также промышленности и энергетики. По существу, казахстанская инициатива полностью соответствует логике Китая и служит жестом признания нового «Шелкового пути».
Казахстан не единственный, кто положительно отреагировал на китайский проект. Другие политические элиты стран Центральной Азии также проявили энтузиазм по отношению к китайским инвесторам, в частности, Кыргызстан и Таджикистан. Тем не менее, «позитивный подход» к экономическому развитию Китая в регионе следует рассматривать, не забывая при этом, о значительном разрыве между высокой и низкой политикой.
Внешнеполитический выбор осуществляется в основном политическими элитами на самом высоком уровне и не обязательно соответствует общественным интересам. Именно это можно наблюдать в некоторых государствах Центральной Азии. В то время как высокие власти и их окружение стремятся привлечь китайские инвестиции в свои страны, общественное мнение же гораздо сдержаннее.
Протесты, разжигаемые ксенофобскими настроениями, время от времени происходят в Кыргызстане и Таджикистане, приграничных государствах, а также в Казахстане, как и в 2016 году. После внесения новых поправок в кадастровый кодекс, разрешающих отныне иностранцам одалживать землю на срок до 25 лет, в нескольких городах Казахстана прошли массовые акции протеста с ярко выраженной антикитайской окраской. Негативное отношение еще более усугубилось после того, как в сентябре 2018 года был опубликован доклад «Human Rights Watch» о лагерях для задержанных в Синцзяне, в котором было выявлено массовое притеснение этнических казахов, проживающих в Китае.
В целом, участие центральноазиатских государств в ОПОП имеет двоякое измерение. Как заявили китайские официальные лица, новый проект «Шелковый путь» отвечает интересам государств Центральной Азии и выгоден для региона. Инфраструктурная дипломатия действительно имела успех в пяти республиках, которые рассматривают ее как альтернативу европейской и американской мягкой инфраструктуре, направленной на борьбу с «коррупцией и продвижение свободной и независимой рыночной экономики».
Несмотря на то, что последний стремится решить фундаментальные проблемы, а не их последствия, китайский подход представляется более привлекательным для центральноазиатских государств, поскольку он предлагает более практичные решения в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Стратегия мягкой инфраструктуры вряд ли применима в этом регионе, учитывая природу местных органов власти. Будучи в основном авторитарными, они стремятся консолидировать власть и обеспечить ее преемственность, демонстрируя ощутимые и видимые результаты своего правления.
Таким образом, жесткие инфраструктурные проекты в большей степени соответствуют логике местных органов власти, чем «абстрактные» демократические реформы. Вместе с тем, помимо очевидных преимуществ, китайская экономическая экспансия сопряжена с риском развития зависимых отношений для центральноазиатских государств, экономика которых значительно отстает от китайской, чего можно избежать только при условии консолидации политических и дипломатических усилий.
Какая коммерция без безопасности?
Логика инициативы ОПОП не ограничивается исключительно коммерческой выгодой. Для объяснения тесной связи между экономическими целями Китая и проблемами безопасности в Центральной Азии было бы интересно рассмотреть причинно-следственные связи между этими двумя сферами. В отличие от других игроков с глобальными амбициями, Китай проявляет довольно сдержанный подход к демонстрированию своей военной мощи за рубежом.
Его единственная зарубежная военная база расположена в Джибути, однако Китай настаивает на том, чтобы она рассматривалась не как «военный плацдарм», а как вспомогательный объект или «центр материально-технического обеспечения», необходимый для деятельности ВС КНР. Более того, кроме военных учений и миротворческих миссий Организации Объединенных Наций, китайский воинский контингент не принимал участия в каких-либо кампаниях за пределами границ страны со времен войны во Вьетнаме.
Ситуация в области безопасности в Центральной Азии во многом определяется внешними факторами, в частности близостью Афганистана и Пакистана. Таджикистан и Узбекистан, непосредственно обеспокоенные своими южными соседями, вынуждены бороться с угрозами, исходимыми извне.
Как отметил Марк Жюльенн: «Эти государства одновременно являются колыбелью и местом рождения джихадистских групп и, кроме того, они представляют собой уязвимые места во внутренней политической ситуации из-за неустойчивого характера их слабых политических систем, которые могут перерасти в нестабильность в результате смены власти».
Пока что любые попытки стабилизировать обстановку в Афганистане не увенчались успехом, и развернутые силы НАТО также не создали положительного прецедента. После их частичного ухода из Афганистана «режим талибов вновь воскрес» и занял свою территорию. В результате в своем фактическом состоянии афганское государство не способно обеспечить ни внутреннюю безопасность, ни безопасность своих границ.
По данным российско-американской рабочей группы по афганским наркотикам, вдоль афгано-таджикской границы протяженностью более 1206 км (самой протяженной границы Афганистана) находится только один охранник, дислоцированный на расстоянии более 50 км. Наблюдение еще более усложняется из-за гористого ландшафта, что делает границу труднодоступной. Поэтому контрабандисты легко пересекают афгано-таджикскую и афгано-туркменскую границы, которые служат основными путями доставки террористов и наркоторговцев в Центральную Азию, а затем в Россию и Китай.
В настоящее время Китай довольно сдержанно относится к вопросам безопасности в Центральной Азии и мотивирован в основном преследованием своих прагматических интересов, а не стремлением стать региональным арбитром. Его применение неоднородно и по-разному проявляется в государствах ЦАР. Несмотря на существование институционализированных структур, таких как ШОС, Китай последовательно выступает за сотрудничество в сфере безопасности в рамках двусторонних отношений.
Если с Казахстаном и Узбекистаном, эксплуатирующими китайские беспилотные летательные аппараты, и Туркменистаном, располагающим системами ПВО и бронетранспортерами, установлены связи, то с государствами с ограниченными финансовыми возможностями — Таджикистаном и Кыргызстаном — импорт ограничен. Эти государства в основном пользуются финансовой помощью или безусловными поставками, такими как военные транспортные средства и средства связи.
Кроме того, одним из препятствий на пути «выхода на глобальный уровень» с точки зрения безопасности является вопрос национального суверенитета, участие в решении вопросов региональной безопасности подразумевает неизбежное вмешательство в их внутренние дела, что противоречит официальной позиции Китая. В связи с этим Китай предпочитает то, что Чжао Хуашэн определяет как «конструктивное взаимодействие», подразумевающее, что Китай должен содействовать прекращению конфликта и стимулировать процесс переговоров, в соответствии с международным правом и при уважении суверенитета государств.
Однако в последнее время Китай изучает другой вариант, который позволяет избежать прямой связи с китайским правительством и, следовательно, не обязательно соответствует официальной позиции правительства. Использование так называемой «теневой армии», представляющей собой легализованные в 2009 году частные охранные предприятия, которые действуют в стратегически важных для ОПОП областях. В частности, Китай подписал контракт с «Frontier Services Group» (FSG), возглавляемой основателем «Blackwater» Эриком Принцем (Erik Prince).
В этом контексте Центральная Азия в настоящее время становится передовой линией для китайских частных охранных компаний, центральным транспортным коридором для проекта регионального развития Китая, являясь одним из основных инструментов обеспечения успешной реализации нового проекта «Шелковый путь».
Решимость Китая расширить свое региональное влияние в Центральной Азии является самоочевидным явлением, и в целях защиты своих региональных интересов он неизбежно участвует в вопросах безопасности. Однако, в этом отношении выбрана стратегию недемонстративного подтекста, чтобы не допустить ассоциирования с властью и с «амбициями расширения», но в то же время необходимо избежать недовольства населения целевых государств в связи с ее растущим присутствием.
Правила комментирования
comments powered by Disqus