Есть и другие примеры невероятной на первый взгляд глубины корней некоторых форм туркменских ювелирных украшений. Таковы асык, гоза и гюльяка. 

Обращает на себя внимание большое сходство общей формы асыка — женского серебряного украшения, имеющего смысл оберега, а также символа верной любви, и терракотовых статуэток богинь, распространенных в Маргиане во II тысячелетии до н. э. Асык представляет собой относительно узкую серебряную пластину с большим сердцевидным расширением книзу, занимающим не менее половины всей длины предмета. 

Он украшается сердоликовыми вставками, орнаментом и нередко (у теке и иомудов) позолотой. Обычно асык бывает размером с ладонь, но может оказаться и меньше (и тогда их надевают одновременно по три, располагая рядом друг с другом), иногда он бывает огромным, заслоняющим почти половину спины, ибо носится это украшение и по сей день молодыми женщинами-туркменками традиционно на спине, между кос. 
Асык дарится невесте матерью жениха во время свадьбы и носится молодой женой, готовящейся стать матерью, а затем сохраняется до женитьбы ее сына. 

Следует особо отметить соотношение по ширине верхней части асыка и его сердцевидной нижней половины, равняющееся 1 : 2 или 1 : 2,3, что близко соответствует соотношению ширины торса (грудь и талия) и бедер у древних статуэток, составлявшему также 1 : 2 или далее 1 : 2,5. 

Если сделать допущение, что в образовании формы женского украшения, рождение которого уходит, как мне думается, в глубь веков, участвовал облик женщины-богини, то мы увидим удивительное постоянство на протяжении тысячелетий норм женской красоты, выраженное в определенных пропорциях тела, воспетых коропластикой и позже серебряными символами, такими, как асык. 

Обнаружение женских изображений на туркменских ювелирных украшениях имеет, на мой взгляд, исключительный интерес. Изображения женщины встречаются на подвесках — шельпе, на украшении — гоза, представляющем собой схематизированные фигуры двух быков, соединенных торсами, на лбах которых иногда размещается ромбический медальон со вписанным в него обобщенным контуром женского тела. Даже на одном из самых распространенных видов нагрудных туркменских украшений — гюльяка — затейливые прорези по периметру круглой золоченой серебряной пластины представляют собой как бы вереницу женщин, завершающих лучи, исходящие от центра солнцеобразной бляшки. 

Совмещение и наложение столь различных в изобразительном отношении символов, как образ женщины-богини, быка и солнца, могут быть приняты нами как процесс достаточно естественный и закономерный, если проследить их смысловое родство с уходящими в глубины времен человеческими представлениями о дающем жизнь начале, плодородии, добре и благополучии. 

Терракотовые плоские статуэтки богинь имели широкое хождение во II тысячелетии до н. э.; они населяли жилища людей, их клали в могилы. Иногда эти статуэтки несли на себе изображение колоса или ветки, и тогда, вероятно, они выполняли роль богини плодородия. Бык еще во времена тотемизма у племен, населявших Переднюю и Среднюю Азию, возглавлял фратрию животных — дневных хранителей воды и, следовательно, в представлении людей, живших в засушливых районах, связывался с понятиями о достатке и урожае. 

Отголоски культа животных дошли до нас в праздничных обрядах и игрищах с участием быка или буйвола, закалываемого в воде, что еще совсем недавно можно было увидеть в Средней Азии (Хорезм). Следовательно, изображение быка на украшениях и в орнаментах может быть понято как символ плодородия и благополучия, связываемый вместе с тем с водной стихией. 

Позже в зороастрийском пантеоне богов покровителем и хранителем вод стала известная и почитаемая богиня плодородия Анахит. Уж не ее ли образ или древнехорезмийскую богиню Амбарона видим мы и теперь оттиснутыми туркменскими ювелирами на головах серебряных быков в древнем украшении гоза, которое и теперь носят текинские девушки между кос и на которые иомуды прикрепляют большие асыки? Ведь все эти божества разных периодов истории народов были связаны с водой и плодородием. Что касается глубокого смыслового родства образа солнца, дающего жизнь и плоды жизни (а следовательно, и семантической близости солярного знака, каким может считаться гюльяка), и образа богини плодородия, то оно не вызывает сомнений. 

Интересным кажется мне и то, что в ювелирных украшениях запечатлелись и сохраняются символы наиболее архаических культов, о чем свидетельствует несомненное сходство, а порой даже неизменность их обобщенной стилизованной иконографии, хотя и ювелирами и самим населением уже давно забыты и эти древние культы, и их обряды, и символика.
Жизнь же богинь античного времени, которых отделяет от нас более короткий период, оказалась не столь поражающе длительной. 

Я довольно подробно рассказал о самом процессе анализа предметов декоративного прикладного искусства, какими являются дагдан, асык, гоза и гюльяка, о ходе моих умозаключений и о приемах зоологической систематики в сочетании с историческими и этнографическими сведениями, чтобы показать перспективу поисков в этом направлении.
Туркменские народные мастера — ювелиры— на протяжении многих веков создавали художественные ценности первостепенного значения. Понимание эстетической и историко-культурной значимости ювелирных изделий Туркменистана самыми широкими слоями населения, особенно молодежью, чрезвычайно важно для обеспечения сохранности уже заметно поредевшего за последние десятилетия фонда изделий этого рода искусства, представляющего национальное достояние туркменского народа. 

Серебряные и позолоченные украшения с сердоликом, цветным стеклом и бирюзой, сложные и значительные по гаобразительному содержанию держатели платков (яшмак-ууджи и гойнач-ууджи), имитирующие змей, височные кольца и большие подвески к головному убору — чекелик и тенечир, напоминающие чем-то порталы мечетей и медресе с прорезями в виде узких арок и арочек, серьги (гулакхалка-сырга) с изображением Будды, бутонов лотоса, двух кистей рук и изредка четырехрукого Шивы, массивные составные ромбические пряжки (чанга), обрамленные серебряными головами баранов, застежки в виде мух, разнообразные перстни, часто массивные, с платформой, несущей полудрагоценные камни, орнаментацию, подвески и различные нашивные бляхи на одежду (чапраз — «рыбья чешуя»), поющие и молчаливые погремки и многие другие предметы представляют собой обязательный элемент национального туркменского костюма женщин, девушек, детей и даже мужчин. 

Обильное убранство костюма ювелирными изделиями сложилось на территории современного Туркменистана очень давно, вероятно, не менее двух тысячелетий тому назад. Об этом молено судить по терракотовым статуэткам богинь из Маргианы (последние века до н.э. и начало н.э.), уже имеющим изображения многочисленных блях на одеждах и сложные высокие головные уборы, подобные дошедшим до наших дней. 

Богатое убранство головы типично для туркмен, оно составляет едва ли не главный элемент костюма и осуществляется с помощью платков, тюбетеек (у детей) и большим набором ювелирных украшений, несущих определенное смысловое значение и утилитарные функции, вроде держателей платков и зацепок. Очень распространены и богато выглядят манлайлык сунсуле (или сюмселе) и особенно ильдиргич обильно орнаментированные и непременно несущие большое число глазков сердолика, преимущественно темно-вишневого оттенка. 

Ильдиргич бывает нескольких типов: то в виде относительно узкой полосы из подвижно соединенных квадратных (это — керпичли-ильдиргич, иногда с подвесками, спадающими на лоб) или сложно-фигурных пластин (суишукли-ильдиргич и гочколи-ильдиргич, то есть бараньими рогами), то — широкой полосы из поперечных пластинок в две ладони по высоте. Ильдиргич носится на лбу, подобно налобной повязке. Широкие ильдиргич напоминают корону. 

Почти столь же распространены, особенно у текинских женщин, эгме — серебряные позолоченные сплошные пластины трапециевидной формы, вроде древних диадем, со сложным орнаментом и мелкими прорезями. Они изогнуты по окружности головы и нашиваются на высокие валики, устраиваемые над лбом. Такой головной убор называют борик. Он напоминает античный калаф. 

Особый интерес представляют украшения девочек и девушек. Всем известно, что на тюбетейку девочкам и девушкам-невестам нашивается небольшой серебряный купол-купбы с острым навершием, в которое вставляются перья птиц. По традиции это перья из хвоста белобрюхого рябка или павлина (у казахов и каракалпаков для этой цели используется султанчик из перьев филина). От краев купола по верху тюбетейки радиально разбегаются серебряные пластинки, заканчивающиеся «бахромой» подвесок. Такая шапочка — тахья — более всего напоминает небольшой изящный боевой шлем с султаном перьев наверху. По сторонам его, над висками, прикрепляются массивные пластины височных подвесок — чекелик, иногда полностью закрывающих с боков щеки. А затылок оказывается защищенным толстой удлиненной пластиной серебра с орнаментом и подвесками, называемой енселик. По форме енселик отчасти похож на височные подвески, но оказывается намного массивнее и имеет трубчатые петли, в которые продеваются пряди волос. 
Если теперь обратить свой взгляд на плечи, то увидишь, что каждое из них сзади прикрыто круглой серебряной коробкой — безбент, размером с розетку или чайное блюдце, — напоминающей чем-то воинский щит. Безбент раскрывается — это амулетница. Крышка безбента обычно украшена крупным сердоликом и орнаментом «след змеи», идущим по периметру. Шею и грудь девушки защищает солнцеподобный диск — гюльяка (в переводе — «цветок под воротник»). По величине гюльяка варьирует от размеров цветка мальвы до головки крупного подсолнечника. 
Нередко шею охватывает серебряный обруч — буков, спереди скрепляемый широкой, шириной в ладонь и больше, пластиной толстого серебра с сердоликовыми вставками и орнаментом. Среди нагрудных женских украшений очень типично чапраз-чанга («рыбья чешуя и якорь»). Это несколько рядов круглых бляшек размером с пятак, которые двумя полосами, нашитыми на одежду, почти полностью закрывают грудь и завершаются у пояса большими, величиной в кисть руки, ромбическими пластинами. Они служат одновременно застежками, скрепляющими полы одежды. Не заметить сходства чапраз-чанга с боевым панцирем воина или воительницы-амазонки просто невозможно. 
Остается сказать несколько слов о браслетах-белезик, отличающихся (особенно у теке) необычайной высотой. Они всегда парные и носятся на обеих руках одновременно. Толстый, массивный, часто пустотелый серебряный или позолоченный браслет высотой в 10 и даже 14 см — не редкость. Бывают белезики, закрывающие запастье и предплечье почти до локтя. В этом случае они несколько расширяются к одной стороне и могут иметь четыре-шесть «поясов» с довольно крупными овальными камнями сердолика. 

Текинский браслет производит впечатление монументальности и в этом не имеет себе равных. Его торжественность достигается непременной позолотой, обилием орнамента и сердоликовых вставок. Если мысленно вернуться к его исходному назначению, и по сей день запечатленному в неоправданно больших (с современной точки зрения) размерах и форме, то аналогия с соответствующими деталями воинских лат древних времен или средневековья не покажется неуместной. 
Итак, только что приведенный, далеко не полный, но уже длинный перечень девичьих (по преимуществу) и женских туркменских украшений воссоздает схему воинского облачения, существовавшего, быть может, полторы-две тысячи лет тому назад, а может быть, и ранее. Вспомнив высказывания древнегреческих историков о том, что амазонки живут на востоке, у Каспийского моря, а также известные данные о том, что у кочевых племен Закаспия, в том числе у восточных скифов и других, были легионы, состоявшие из отважных девушек-всадниц, нам остается сделать, наверное, единственный логический вывод о том, что именно их боевой наряд бережно донесли до нас сквозь бурные века истории народная любовь и уважение к смелости и красоте, превратив его в сложный канонизированный комплекс — уникальный ансамбль изысканных и многозначительных народных ювелирных украшений. Их символическое назначение — хранить в анналах каждой семьи как бы материализованную национальную гордость и живую память о героической истории народа. Не случайно украшения как семейные реликвии в прошлом передавались из поколения в поколение. 

Огромное разнообразие форм ювелирных изделий, их строгое функциональное назначение, сочетающееся с древней символикой и яркой декоративностью, множество индивидуальных вариантов каждого типа и высокая культура ношения украшений уже сами по себе свидетельствуют о древности этого вида народного искусства. Глубина и канонизированная строгость стилизации характерны для многих типов украшений. О каждом из них можно рассказать очень много: о своеобразии устройства и его вариантах, типичных для каждого племени, об орнаментации и камнецветном узоре — декоре, о формах стилизации прототипов из мира животных, растений, архитектуры и оружия, об изменении функции и переходе некоторых типов украшений от мужчин к женщинам, о правилах и манере ношения украшений, о символическом и магическом смысле разных их видов, историческом возрасте и происхождении и, наконец, об их эстетической ценности и самобытности самого «закаспийского стиля», проблемы которого, я думаю, сейчас всплывают из глубин времени и способны вызвать круговерть гипотез. 

Представьте себе мое удивление, когда, бродя по залам ленинградского Эрмитажа, я вдруг, как старого знакомого, встретил сачюзи, но из давних веков. Серебряная бляшка с позолотой и камнями в виде цветка какого-то крестоцветного растения, величиной с современный серебряный рубль, ничем не отличалась от тех, что носят теперь в косах девушки-текинки в колхозах близ города Мары. Находка датировалась IV веком н. э. Это простая по форме и красивая вещь, найденная в мужском хазарском захоронении раннего средневековья, оказалась живой и радующей людей и в наши дни. 
Уместно сказать здесь о жизненности и нужности ювелирного искусства. В чем секрет его вечной молодости? Прежде всего красота и вместе с ней простота. А источник красоты — природа. Вот почему мы так часто встречаем различные «июль», животных, спрятанных в тайных знаках орнамента или в обобщенных формах целой вещи. Вспомним о дагданах-«жуках» и «лягушках», о гойнач-ууджи-«змеях», в рисунок «спины» которых вплетаются летящий сокол (чаще всего), ласточка и нередко бабочки, а прорези напоминают жало скорпиона. Даже в формах вездесущих подвесок-шельпе биолог безошибочно опознает шитая — небольшого рачка, появляющегося в период дождей на временных водоемах в пустыне. 

Но это ли не искусство — перенести из природы в металл сохранными животных и растения? Нет, гений мастера видит то, что неотделимо от понятия красоты, и, извлекая это из «природной руды» и соединяя с человеческой мыслью, фантазией и национальной традицией, творит прекрасное. Так родится стилизация — обобщение природных форм, сохраняющее детали, в которых живет «душа» предмета. Секрет такого видения дан не всем, и лишь подлинный мастер творит легко, беря в помощники меру, точность и вдохновение. И тогда, казалось бы, несоединимое — вечность строгих форм и дыхание момента — оживает в колеблющемся, словно под ветром, серебряном цветке пустынного ириса на девичьих подвесках или в изгибах натянутого лука ок-яй (буквально «стрела с луком») — мальчишечьего украшения, которое носят на спине. 

Этот «лук» нашивается родителями на одежду мальчика, чтобы вырос он смелым наездником, бесстрашным джигитом. Серебряных луков в одном украшении (на одной пластине) может быть два и три, они могут быть усложнены сердоликами и быть довольно массивными, достигая 16 – 17 см в длину. 

Массивность, значительность, благородная простота форм, словно бы чуждая всякой суетливости и легкомыслия, типична для туркменских украшений. И поэтому они так привлекают, вызывают чувство глубокого уважения к художественному вкусу и такту мастеров, столь достойно воплотивших в эти совершенные образцы искусства гордый и спокойный дух народа и величие суровой природы пустынных равнин. 

Многие типы туркменских украшений и особенно их комплексы, образующие в одежде и на теле гармоничные ансамбли, можно считать настоящими шедеврами народного творчества. 

Очень красив набор из десяти перстней йузик с сердоликами. Перстни в этом ансамбле соединены цепочкой по пять и носятся одновременно на обеих руках. К правостороннему набору добавляется еще наперсток на цепочке. Оригинальны текинские перстни с широкой орнаментированной платформой, по которой разбросаны глазки бирюзы и цветной смальты. Бывают перстни с шестью подвесками, прикрепленными по краям платформы. 
Вот пряжка мужского пояса. Первое, что приходит в голову, — это аналогия с крепостными воротами и стеной укрепления. И недаром— ведь на поясе джигиты во все времена носили свое боевое оружие. 
А вот массивное украшение женщин тумор (или тумар). Оно толщиной в палец, пустотелое и подвешивается чаще всего на ремень, перекинутый через плечо, или на двуцветный крученый шнур из верблюжьей шерсти. Тумор — амулетница — носится на левом боку и служит не только украшением, но и вместилищем какого-либо талисмана. Поэтому боковые обводки, напоминающие обшлага, представляют собой крышечки и снимаются. 
В противовес массивности текинских нагрудных украшений и браслетов некоторые виды наголовных украшений, особенно эрсаринские и иомудские сунсуле и сарыкский манлайлык с бирюзой, могут быть названы «серебряным кружевом», которому просто не с чем соперничать по изысканности узора, девической нежности рисунка и логике пропорций. 

Ажурный ряд колеблющихся тонких подвесок-шельпе, спадающих на лоб, несет непостижимый заряд женственности и можно только поражаться искусству мастера, точно и тонко чувствующего внутреннюю жизнь материала и просто извлекшего ее, чтобы дополнить ею природную грацию, скромность и достоинство туркменской женщины. Подобный унисон творческой индивидуальности мастера и тайных возможностей материала рождает произведение искусства. 

Нагрудные украшения туркмен-иомудов менее массивны, чем у текинцев. Это же относится и к их браслетам — белезик. Иомудские браслеты, в отличие от текинских, обычно серебряные, без позолоты (или иногда с накладными позолоченными пластинками); они легче, уже и, я бы сказал, лиричнее, имеют всего один или два пояса сердоликов, высоту от 3 до 6—7 см. И даже зубцы браслетов менее массивны и более ажурны по рисунку. В иомудских и солорских браслетах зубцы по внешнему виду соответствуют своему названию илан-бас — «змеиные головки». Еще менее массивны и обычно лишены камнецветных украшений и позолоты браслеты човдуров. Для туркменских (более всего салорских и иомудских) белезик очень характерен зигзагообразный узор, исполненный припаянной серебряной проволочкой и называемый «след змеи». Форма зигзагов бывает разной, иногда усложненной, но всегда «змея» два или несколько раз опоясывает браслет, придавая и ему, таким образом, силу и значение оберега. 

Различны манеры наложения орнамента у ювелиров разных туркменских племен. Так мастер-текинец, производя позолоту, покрывает ею фон и оставляет обычно основной орнамент серебряным, то же самое мы видим и у солоров, а ювелир-иомуд чаще всего золотит сам рисунок орнамента, сохраняя нетронутым все серебряное изделие. Ахалтекинские и човдурские украшения обычно делаются из светлого серебра без позолоты. 

Но вместе с тем ювелирные украшения всех туркменских племен имеют ту общность, которая отличает их от металлических украшений других народов. Это всегда плоскостные украшения с минимальным количеством чеканки по поверхности или, если ее много, то с геометрически четким повторением ее основного мотива. Чернение отсутствует вовсе. Скань применяется часто, но лишь в строго ограниченных пределах. Типичен и традиционен орнамент сканью — «след змеи» (на браслетах, амулетницах-безбент, на асыках). Распространена только мелкая зернь. 

«Куполообразные» детали на браслетах и нагрудных украшениях, несущие бирюзу, гранат или цветное стекло, столь характерные для ювелирных изделий кавказцев (Дагестан, Грузия), в Туркмении не встречаются совсем. Может быть, позволительно увидеть в этом косвенное влияние географической среды, когда житель гор оказывается больше склонным к созданию выпуклых форм украшений, словно бы напоминающих его родные горы, или крупной зерни, похожей на россыпи камней, а житель равнин предпочитает плоскостной орнамент и уравновешенное спокойствие плавно бегущих, льющихся линий. 

Туркменские ювелирные украшения образуют целую семью близко родственных типов, имеющих четко очерченный ареал — область географического распространения: закаспийские равнины до реки Амударьи и Аральского моря. Все они объединяются общими признаками построения формы, орнаментации, общими канонами глубокой, но очень ясной, в основном геометризующей стилизации природных моделей, которая не прикасается лишь к «портретам» некоторых древних священных животных. Характерны оригинальность, чистота и верность древней форме. В туркменских украшениях фактически отсутствуют заимствования сюжетов и стиля ювелирных изделий соседних народов. 

Большинство туркменских украшений выглядит очень торжественно и значительно, хотя и предназначены они для повседневного ношения. Назначение их разнообразно, но в каждом из них есть один великий смысл — дарить радость людям, жителям сурового, пустынного края. Эта эмоционально активная функция украшений, так же как традиционная яркость одежд у жителей монотонных, часто бесцветных равнин, сложилась издревле и возникла, быть может, бессознательно как противовес суровости природной среды, как символ самоутверждения. 

Гуманистическая сущность народного творчества, поразительная верность высоким эстетическим идеалам (и в этом смысле «классичность») в полной мере свойственны туркменскому народному ювелирному искусству, древнему традициями и высокой культурой мастерства, и современному, очень нужному по своей новой социальной цели — служению самым широким массам трудящихся. Стремление к красоте и уважению культурного наследия характерно для современного Туркменистана, и тем не менее забота о сохранности запасов в недрах народа образцов старых ювелирных украшений, представляющих подлинное достояние национальной культуры, остается важнейшей задачей в наши дни. 

Наше время, отмеченное большими успехами в экономике и культурном строительстве Туркмении, возродило интерес к народному декоративно-прикладному искусству. Стали появляться удачные, новые по композиции ансамбли украшений молодых художников-ювелиров, использующих традиционные народные образцы. 

Основной тенденцией в создании новых, современных ювелирных ансамблей надо признать усложненную комплексность набора нагрудных украшений из подвижно соединенных предметов, напоминающих общей формой традиционные гюльяка, безбенд и сачюзи, однако обычно облегченного типа, с новой, отошедшей от вековых канонов орнаментацией, но с непременными подвесками — шельпе. 

Характерно, что в комплектах украшений, изготовленных художниками в наши дни, стушевываются племенные особенности изделий, происходит перемещение определенных видов украшений в костюме, сознательно нарушаются, а иногда оказываются просто забытыми правила ношения того или иного вида украшений. Так наплечный безбенд, который роднит с гюльяка только округлая форма и сходные размеры, может перемещаться со спины на грудь, под воротник и тогда носится вместо гюльяка. 

То же самое можно наблюдать с сачюзи. Все это свидетельствует о забвении молодым поколением мастеров древнего смыслового значения даже основных видов ювелирных украшений, имевших в туркменском костюме всегда строго определенное место. Несмотря на это, наметившееся в недавние годы возрождение интереса к творчеству ювелиров и активизиция работы молодых мастеров, таких, как К. Атаев, К. Сапаров, С. Сахатов, Э. Союнов и других, привели к созданию композиций, характеризующихся изяществом и несомненными художественными достоинствами. 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram