Помимо большого потока трудовых мигрантов из Центральной Азии существует немалое количество вынужденных переселенцев из региона. Ученые факультета политологии британского Университета Эксетера создали базу данных политических мигрантов из центральноазиатских стран. В данном проекте собираются данные об экстерриториальных мерах безопасности, предпринятые пятью государствами Центральной Азии, а также угрозы нарушения прав человека и проблемы, с которыми сталкиваются люди в изгнании и оппозиционные движения за рубежом.  Редакция аналитического портала CABAR.asia взяла интервью у руководителей данного проекта, исследователей Джона Хизершоу и Сайпиры Фурстенберг о политических ссыльных, причинах вынужденной миграции из региона и особенностях базы данных.

Расскажите, пожалуйста, кратко о вашем проекте. Почему вы решили заняться этим?

Джон Хизершоу [ДХ]: За период 2014-2016 гг., когда мы с Александром Кули работали над нашей книгой «Диктаторы без границ» (Dictators Without Borders), а Эд Лемон работал над своей диссертацией, посвященной мерам безопасности Таджикистана за рубежом против беженцев страны, стало очевидно, что деятельность и репрессии политических беженцев из Центральной Азии были плохо изучены. Были проведены исследования по этим вопросам в отношении России, Китая, Ближнего Востока и других стран, но, как это часто бывает, информация о Центральной Азии на эту тему почти полностью отсутствовала.

Когда правительство подавляет свою оппозицию у себя в стране, оно не просто останавливается на достигнутом, но преследует их в изгнании, в нарушение суверенитета других государств, а иногда с их молчаливого или формального разрешения.

Но, эта работа заключала в себе не просто заполнение пробела в нашей базе знаний. Важным моментом было то, что национальная политика не просто происходит в пределах страны, но и за ее пределами тоже. Когда правительство подавляет свою оппозицию у себя в стране, оно не просто останавливается на достигнутом, но преследует их в изгнании, иногда в нарушение суверенитета других государств, а иногда с их молчаливого или формального разрешения. Такое происходило в значительной степени с Таджикистаном в начальный период нашего исследования, но было обнаружено во всех государствах Центральной Азии и большей части недемократических стран. Иногда демократии и якобы демократические институты, такие как агентство по сотрудничеству в области охраны правопорядка, Интерпол, невольно поддерживали данную деятельность. Таким образом, наши знания об изгнании и «транснациональных репрессиях» фактически меняют наши представления об авторитаризме в географическом и институциональном отношении.

Иногда демократии и якобы демократические институты, такие как агентство по сотрудничеству в области охраны правопорядка, Интерпол, невольно поддерживали данную деятельность. 

По каким причинам эти люди покинули свои страны?

ДХ: Большинство лиц, зарегистрированных в нашей базе данных, подвергаются преследованиям со стороны своего государства по политическим причинам. Они не все являются политическими акторами, но, будучи независимыми, например, в своей религиозной или журналистской деятельности, они становятся объектами нападок со стороны государств, которые стремятся контролировать религиозный и медийный дискурс. Эти лица подвергались репрессиям и насилию со стороны своего государства в связи с их политической деятельностью или религиозной принадлежностью, как в случае с Узбекистаном. Опасаясь за свою жизнь, они предпочитают бежать из своей страны. В нашей базе данных нет людей, которые связанны с насилием или терроризмом, хотя их домашние правительства часто обвиняют их в насилии или терроризме.

Какие страны Центральной Азии имеют наибольшее количество политических беженцев в вашей базе данных? Почему именно из этих стран?

Сайпира Фюрстенберг [СФ]: База данных содержит 255 политических беженцев из 5 стран Центральной Азии. Это Узбекистан, Казахстан, Кыргызстан, Туркменистан и Таджикистан. Мы собирали информацию о политических делах с начала 1990-х до 2019 года. Среди пяти государств Центральной Азии в Узбекистане самое большое количество политических беженцев: в нашей базе данных зарегистрировано 97 случаев. Важно отметить, что до смерти Ислама Каримова Узбекистан был одним из самых репрессивных режимов в регионе. Большинство зарегистрированных политических беженцев в Узбекистане подвергались преследованиям за религиозную принадлежность. К таковым относятся независимые религиозные имамы и их последователи, которые обычно ассоциируются с «ваххабизмом» и движением «Хизб ут-Тахрир».

В середине 1990-х узбекское правительство оправдало подавление независимого и консервативного выражения ислама как попытку сохранить секуляризм и стабильность. С 1998 года это было оправдано с точки зрения предотвращения терроризма, особенно со стороны Исламского движения Узбекистана (ИДУ). Правительство также использовало широко распространенный в мире страх перед дискурсом «религиозного экстремизма» и борьбой с терроризмом для оправдания массовых арестов в городе Андижан (2005 г.) и заключения в тюрьму мирных демонстрантов. Строгое ограничение религиозного выражения и отсутствие гражданских свобод вынудили тысячи узбеков бежать из своей страны. 98 политических беженцев являются официально зарегистрированными и громкими фигурами. Однако при Шавкате Мирзиёеве число политических беженцев уменьшается.

ДХ: Другая страна, у которой есть большое количество политических беженцев, это Таджикистан. В нашей базе данных зарегистрировано 56 случаев. Большинство зарегистрированных случаев – это члены оппозиционных групп, таких как Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) и Группа 24. Уровень репрессий в Таджикистане неуклонно растет с начала 2000-х годов, когда в 2015 году были применены суровые меры, запрещающие ПИВТ, после того, как правительство заявило о попытке военного переворота против Рахмона. Однако наше более широкое исследование показывает, что «переворот» был фракционной борьбой с заместителем министра обороны и попыткой освободить его от занимаемой должности. После «переворота» Рахмон начал кампанию по запугиванию членов партии и ее сторонников. Многие из членов были заключены в тюрьму по сфабрикованным обвинениям, и в таком контексте многие решили бежать из страны.

СФ: Мы также зафиксировали значительное количество (41 случай) политических беженцев из Туркменистана, начиная с 1990-х и начала 2000-х годов. По сравнению с этими странами, Казахстан и Кыргызстан имеют меньшее количество случаев политического изгнания в нашей базе данных. Большинство политических беженцев — это члены оппозиционных групп, бывшие инсайдеры и критики правительства, такие как журналисты.

Вы указали, что база данных содержит 255 политических беженцев. Как вы собираете информацию о политических ссыльных в вашей базе данных?

СФ: Мы собираем только ту информацию, которая была опубликована и доступна онлайн. Сбор материала в базе данных извлечен из событий, о которых сообщается в средствах массовой информации и официальных политических и судебных отчетах, опубликованных на русском и английском языках. Другими словами, база данных включает только обнародованную информацию. Мы используем следующие источники для создания базы данных:

• Европейский суд по правам человека – проверка по стране 3600+ решений «Большой Палаты»
• Комиссия ООН по правам человека – проверка по стране / названию
• Human Rights Watch – проверка по стране
• Экстренные меры Amnesty International – проверка по стране
• Красный бюллетень Интерпола – проверка по имени
• Eurasianet (новости)
• Международные судебные разбирательства
• Ассоциация по правам человека в Центральной Азии
• Норвежский Хельсинкский Комитет
• Радио Свободная Европа / Радио Свобода
• Бюро Государственного департамента США по вопросам демократии, прав человека и труда
• Google / Bing поиск по имени, чтобы подобрать общие источники прессы – также проверяются альтернативные варианты написания имен.

Кроме того, мы консультируемся с нашими партнерами по гражданскому обществу, такими как Human Rights Watch, Memorial, Civic Assistance Committee, Amnesty International and Fair Trials, чтобы они информировали нас о новых делах или проводили рецензирование существующих дел. Наша зависимость от общедоступных источников означает, что база данных по своей природе ограничена и не может претендовать на безошибочность. Поэтому научные работники и аналитики, использующие нашу базу данных, должны ее считать как верхушку айсберга. База не может быть репрезентативной для всех дел.

Каков портрет среднестатистического политического беженца? Существуют ли категории (на какие группы они могут быть разделены)?

СФ: Не бывает«среднестатистического» политического беженца. В нашей базе данных обычно находятся оппозиционные партии, гражданское общество, правозащитники, независимые журналисты или религиозные деятели. Другие, как в случае с Мухтаром Аблязовым, — это бывшие правительственные чиновники, которых считают серьезными претендентами на власть авторитарного режима. В последнее время мы также зафиксировали значительное число лиц, преследуемых за их связь с политическими беженцами. Обычно это члены семьи и бывшие деловые партнеры.

В нашей базе данных мы наблюдаем пять категорий:

1. Бывшие инсайдеры режима и члены семьи
2. Члены оппозиционных политических партий и движений
3. Запрещенные священнослужители и предполагаемые религиозные экстремисты
4. Независимые журналисты, ученые и активисты гражданского общества.
5. Другие: бизнесмены, рабочие или родственники беженцев, преследуемые за их связь с политическими беженцами, которые разыскиваются властями.

В каких странах в основном живут полит. беженцы? Чем они занимаются на чужбине? С какими трудностями они сталкиваются?

ДХ: На сегодня самым большим местом для политических беженцев является Россия как место с культурным и лингвистическим сходством, и куда не требуется виза. Другие бывшие советские государства и Турция также являются местами, куда часто переезжают по данным причинам. Однако беженцы из Центральной Азии все чаще просят убежища в странах Западной Европы, таких как Германия, Нидерланды, Польша, Швеция и Франция. Например, с 2015 года Польша стала домом для многих таджикских политических беженцев, бежавших от рахмоновского режима. Несмотря на растущую антиэмиграционную риторику в Польше, для многих таджикских беженцев, спасаясь от преследований, Польша стала вторым домом. Проживающие в Польше таджики хорошо интегрированы, посещают уроки польского языка и выстраивают отношения с местными организациями гражданского общества.

СФ: Мы не проводили глубокого изучения жизни политических беженцев в Европе, поскольку это выходит за рамки проекта. Некоторые политические беженцы продолжают свою правозащитную деятельность или политическую деятельность из-за рубежа. У нас есть выдающиеся примеры центральноазиатских активистов, таких как Надежда Атаева, которая возглавляет Ассоциацию по правам человека в Центральной Азии во Франции. Аналогичным образом, ПИВТ недавно создал оппозиционную коалицию в Польше. Национальный альянс Таджикистана состоит из четырех таджикских партий-диссидентов, которые стремятся стать политической силой и представляют интересы таджикской диаспоры за рубежом.

Другие вынуждены менять свою деятельность и трудятся на низкоквалифицированных работах из-за языковых и квалификационных препятствий в европейских странах. Поэтому, хотя прибытие политических беженцев в Европу, рассматриваемое как безопасное место, дает начальное облегчение, у них быстро возникают разочарования по мере появления новых проблем в обществе принимающей страны. Они варьируются от языковых барьеров, правового статуса, безработицы, разлуки с семьей.

С приходом новой власти в Узбекистане, что изменилось в отношении политических ссыльных? Могут ли они вернуться в свою страну, не опасаясь ареста? Есть ли подобные случаи?

СФ: С момента прихода к власти президента Шавката Мирзиёева Узбекистан стремится улучшить свой имидж в мировом масштабе. Страна предприняла важные усилия для улучшения положения в области прав человека. В последнее время это было продемонстрировано закрытием печально известной тюрьмы Жаслык – символом бесчеловечной практики пыток в Узбекистане и тюремного заключения правительственных критиков.

Тем не менее, важно отметить, что в то же время правительство остается строго авторитарным. Тысячи заключенных все еще находятся в тюрьме по сфабрикованным обвинениям, свобода СМИ по-прежнему ограничена, а службы безопасности сохраняют огромные полномочия преследовать и задерживать предполагаемых критиков режима. Пространство для подлинного политического плюрализма все еще очень ограничено. По этим причинам многие узбекские активисты в политическом изгнании не хотят возвращаться.

В 2017 году мы зафиксировали один случай возвращения политического изгнания – узбекского писателя Нуруллоха Мухаммеда Рауфхона. Рауфхон находился в добровольном изгнании с 2016 года, когда его поместили в «черный список» после публикации книги, в которой критиковался бывший лидер Ислам Каримов. По прибытии в Узбекистан его задержали в аэропорту и отправили в тюрьму для допроса. Позже он был освобожден властями.

Ради лучшей жизни некоторые люди уезжают в западные страны под предлогом политических беженцев. Как вы разделяете псевдо-беженцев от тех, кто действительно пострадал от преследований в своей стране?

ДХ: Если лица не являются политически активными и не подвергаются экстерриториальным мерам, они не будут включены в базу данных.

СФ: Однако по аналитическим причинам в нашей базе данных мы не проводим различий между политическими ссыльными и псевдо-ссыльными. Мы определяем политическое изгнание как «эмигрант, который обосновался или провел длительный период за границей по причинам, которые полностью или частично носят политический характер».

Категория лиц в политическом изгнании имеет следующие характеристики:

• Лица, которые ранее были в политике, во власти или в оппозиции; в роли, которая противопоставляла их режиму/или лица, которые ранее выступали против властей вне официальной политики.
• Лица гражданского общества, сталкивающиеся с опасностью преследования в своей стране по политическим мотивам.
• Лица, участвующие в политике в стране пребывания за рубежом – здесь внимание уделяется политической деятельности изгнанников за границей и ее влиянию на внутреннюю политику режима.

ДХ: Также важно признать, что некоторые люди становятся политическими изгнанниками, находясь за границей, поскольку они участвуют в оппозиционных движениях, а затем становятся жертвами. Эти люди, возможно, не подвергались преследованиям в своих странах, но были подвернуты преследованиям находясь за границей (возможно, первоначально эти люди были экономическими мигрантами). Правительство фактически делает их изгнанниками, в которых видят угрозу и преследуют, угрожают им, зачастую добиваясь их возвращения домой.

Вы упомянули, что власти стран Центральной Азии пытаются возвратить домой политических ссыльных. Каким образом и в каких случаях?

ДХ: Большинство центральноазиатских государств неустанно преследуют своих беженцев высокого уровня, таких как Аблязов из Казахстана, Кабири и Умаров из Таджикистана, Обид Кори Назаров. Умаров и Назаров были жертвами покушений в Турции и Швеции, соответственно, в которых подозревалась причастность их правительств. Кабири и Аблязов в настоящее время свободны, но подвергались чрезвычайно агрессивным кампаниям со стороны своих служб национальной безопасности, которым, в случае Аблязова, помогали западные частные охранные компании, с которыми казахстанцы заключили контракт. Казахстан потратил огромные деньги и политический капитал на безуспешное преследование Аблязова, даже использовали свои связи с Берлускони для насильственного выдворения членов его семьи из крупной европейской стран.

СФ: Но этот феномен насильственной экстрадиции и депортации наиболее распространен в России, где имеется огромное количество юридических доказательств того, что российские государственные деятели сотрудничают со службами безопасности центральноазиатских стран, с целью возвращения беженцев в их страны для предъявления обвинений по политическим мотивам и оказаться под риском пыток.

Существуют ли решение проблемы между политическими беженцами и властями в Центральной Азии?

ДХ: Это сложный вопрос. «Решения» можно найти в мерах по защите беженцев от репрессий за рубежом, а также обеспечения их привлечения к ответственности в соответствии с принципом верховенства закона, если они действительно совершили преступления. Таким образом, принимающие страны должны укреплять свои механизмы предотвращения репрессий за рубежом и предоставления убежища. Некоторые страны, такие как Россия, допускают репрессии, в то время как некоторые, такие как международная полицейская группа ИНТЕРПОЛ и некоторые государства, которые враждебны к лицам, ищущим убежища, просто пассивно замешаны. Хотя у нас нет эффективного международного уголовного суда по этим вопросам, некоторые из политических беженцев высокого уровня совершали преступления в своих странах. Некоторые (как Аблязов) были привлечены к ответственности за свои преступления.

Принимающие страны должны укреплять свои механизмы предотвращения репрессий за рубежом и предоставления убежища. 

 

 

 

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram