Между Драконом и Медведем

«Қара қытай қаптаса, сары орыс тұған әкендей көрінеді». Эту пословицу любят повторять личности с синдромом «младшего брата». Объективно это, может быть, и правильно, но все-таки больше подразумевает политический контекст. Но в то же время нужно точно знать, что и когда было нехорошего нам от «кара кытайцев». При этом надо учитывать несколько аспектов в изучении казахско-китайских отношений.

Вообще, про казахско-китайские отношения можно не только научный труд писать, но и целую энциклопедию составлять. Поэтому одной небольшой публикацией не охватить всего того, что происходило за тысячелетия соседства двух древних цивилизаций – кочевой и оседлой. Именно из этого исходит первый аспект, на который следует обратить внимание в рассматриваемом вопросе.

Китайцы к своим воинственным соседям всегда относились несколько свысока, даже в те столетия, когда находились под их оккупацией или подвергались постоянным набегам. Термин «варвар» у них имел несколько интерпретаций, но все равно сводился к одному – ко второму сорту. Впрочем, по большому счету, это некая национальная традиция у китайцев – считать любого иностранца второсортным. Даже если они сами столетиями строили свою стену, пытаясь спастись от этих «варваров».

Другой аспект – современные исследователи казахско-китайских отношений основываются во многом именно на китайские источники, как, в принципе, русско-казахские отношения изучаются по русским (иногда старательно отредактированным позднее) письменным источникам. Это и не удивительно – отечественная источниковедческая база, мягко говоря, слабовата.

В-третьих, в различные периоды «добрососедства» нередко были диаметрально противоположные взаимоотношения. Даже если не рассматривать историю до появления Казахского ханства, то за 400 лет (с XV по XIX века) было все, в том числе и отсутствие каких-либо отношений. Дело в том, что большую часть этого периода мы не были прямыми соседями «Желтой» империей – некой подушкой-прокладкой было Джунгарское ханство. Да, были посланники, путешественники, торговцы и даже амурные дела, но практически до середины XVIII века прямых и постоянных дипломатических связей не было.

Кстати, разорительные набеги джунгар в конце XVII века отчасти были следствием «китайской политики». Там, в 1644 году пала империя Мин, появившаяся вследствие освободительной войны китайцев с потомками Чингисхана. Появившаяся на ее месте Империя Цин, основанная опять-таки «кочевниками», стала вести агрессивную внешнюю политику. Новые времена стали показывать, что сразу несколько кочевых государств на одной территории (пусть даже в несколько европ размером) ужиться не смогут, поэтому Цин достиг перемирия с джунгарами, чтобы те все свои силы направили против казахов.

Вот так цинцы «удружили» Казахскому ханству, хотя с другой стороны, могли бы и стать врагами врагов. В принципе, это через несколько десятилетий и произошло. К 1755 году Китай уничтожил Джунгарию, а казахи ее добили, хотя и поддерживали некоторых свергнутых правителей из числа бывших врагов, а точнее – из стана оппозиции врагов.

Речь идет о хане Амурсане, последнем ойратском нойоне, которого приютил Абылай-хан. Цинцы потребовали вернуть Амурсану на родину и даже выдвинули ультиматум, но Абылай, в конце концов, отказал. Он использовался для создания армии ополченцев с отрядами енисейских киргизов, алтайцев и большой группой халхвасцев. Параллельно китайцы (чаще при помощи перешедших на их сторону кочевых и полукочевых народов Южной Монголии) двинули отряды на покорение Старшего и Среднего жузов.

Всего за период 1756-57 годов было предпринято несколько попыток захватить казахские земли, а заодно и пленить Амурсану. По китайским летописям, их отряды одерживали победы за победой, однако на самом деле это была тактика заманивания врага вглубь территории. Так, например, осенью 1756-го в Баянаульских горах, в верховьях реки Шидерты, цинские войска понесли огромные потери. Это место сражения было названо казахами «Шуршыт кырылган» («место истребления шуршутов»). На следующий год была предпринята попытка вторжения в районе современного Аягуза, но и она не увенчалась успехом.

В принципе, это были последние открытые боевые действия сторон. В 1757 году Абылай отправил в Пекин (Ханбалык) своих послов – Абульфейза и Кажабергена. Если говорить коротко, то послы признали ошибкой действия казахов против цинских войск, но с другой дали понять, что Алтай и Тарбагатай являются законными кочевьями и настаивали на передаче его казахам. Казахи стремились вернуть пастбища, особенно богатые земли в долинах верховьев Иртыша и Или, и на Тарбагатае. Цинцы же претендовали на все земли, принадлежавшие ранее Джунгарии.

На китайских картах того времени, кстати, многие из этих земель указаны китайскими, хотя де-факто и кое-где де-юре это было не так. Дальнейшие отношения Казахстана с Китаем были связаны с двумя основными проблемами: территориальная проблема и торговля. Практически до конца XVIII века казахи вели упорную борьбу за освободившиеся от джунгаров свои земли. Впрочем, «территориальные проблемы» с восточным соседом у нас сохранились до сих пор. Да и нет среди стран, граничащих теперь с КНР, таких, к которым «красный» Пекин не предъявлял бы подобных претензий.

Но с первой половины XIX века агрессивный пыл китайцев в нашу сторону значительно поубавился. Определенную, а некоторых случаях и главную роль в этом сыграл «сары орыс» и его колониальная политика в этом регионе. В тоже время казахи, их султаны, воины и торговцы, еще долго играли роль посредников и некоего буфера между Российской и Китайской империями. Постепенно «буферная зона» стала смещаться далее на восток и к началу ХХ века уже приобрела примерные современные границы. А к этому времени дипломатические отношения между странами уже стали строиться через Санкт-Петербург. На прежнем уровне оставались лишь бытовая торговля общение между родственниками, оказавшимися в разных странах…