Ринат Патеев: Мы хотим развивать сотрудничество со странами Центральной Азии в вопросе укрепления связей между религиозными учебными заведениями
Миграция сегодня в нашей стране воспринимается как данность, и поэтому государственные органы всё больше задумываются о том как взаимодействовать с диаспоральными объединениями за рубежом, с тем, чтобы, с одной стороны помочь нашим мигрантам найти своё место на чужбине, а с другой стороны, чтобы, ограничить вероятность попадания молодёжи в миграции под влияние радикальных и чуждых нашему обществу религиозных учений.
Одним из самых комфортных регионов Российской Федерации с точки зрения проживания таджикской диаспоры является Республика Татарстан, где уже проживают, учатся и работают сотни тысяч таджикистанцев. Но в Татарстан, который является крупнейшим российским регионом с мусульманским большинством, приезжают мигранты не только из Таджикистана, но и из других республик Центральной Азии с преимущественно мусульманским населением.
Как миграционные процессы влияют на религиозные и социальные реалии Татарстана, а также как местные органы власти строят политику по адаптации центрально-азиатских мусульман в общественную жизнь республики, нам рассказал Директор Центра исламоведческих исследований Академии наук Республики Татарстан, Ринат Патеев.
- Уважаемый Ринат Фаикович, не могли бы вы вкратце описать сегодняшнюю ситуацию с исламом в России?
- Исламское сообщество России в определенной степени переживает практически те же общие процессы, схожие во всем мире. В настоящее время это сообщество достаточно разноплановое в региональном, этническом и этнокультурном плане. Если брать Северный Кавказ, то это более традиционалистский и менее модернизированный регион Российской Федерации. К примеру, в Чеченской Республике, всего лишь около 35% людей проживают в городах.
Что касается российских регионов Поволжья, включая Татарстан и Башкортостан, то это совершенно иные регионы, в достаточной степени модернизированного и экономического плана. В Татарстане 76% жителей проживают в городах, и это достаточно высокий показатель. В Башкирии немного поменьше, однако, это довольно индустриализированный регион. Если же говорить в целом о ситуации вокруг ислама, то мне кажется, что сегодня некий пик исламского и религиозного возрождения, в какой-то степени, уже был пройден.
И сейчас вопрос заключается ни в том, что нам необходимо строить несколько мечетей, медресе и т.д., а вопрос стоит в необходимости качественных преобразований. То есть, в первую очередь, необходимо повысить качество того, что мы сегодня имеем. Здесь действительно есть ряд существенных направлений, по которым мы работаем, в том числе и в академическом сообществе в качестве Центра Исламоведения Академии наук РТ.
- И всё же, в России ислам не является доминирующей религией. Как сегодня мусульмане себя чувствуют в российских условиях? И другой вопрос, сегодня мы наблюдаем рост исламофобских настроений на Западе. Россию исламофобия также не обошла стороной. Можно ли считать, что этот процесс уже позади или же в России по-прежнему наблюдаются исламофобские настроения?
- Да, безусловно, исламофобские настроения наблюдаются и сейчас. Есть некоторые моменты, связанные, с одной стороны, с событиями на Северном Кавказе, и последствиями, которые там происходили. И конечно в настоящее время негативные кавказофобские элементы присутствуют и проявляют себя в идеологии отдельных групп, движений и т.д.
Что же касается татарско-мусульманского сообщества, то здесь ситуация несколько иная, поскольку мы имеем историю совместного проживания в рамках единого государства. И это более длительный период, в отличие от того же Северного Кавказа. И характер дисперсного проживания самого татарского населения заключается в следующем: в самом Татарстане проживает меньше половины татар, чем тех, кто проживает на других территориях Российской Федерации. Это связано с тем, что большое количество наших сограждан проживают и в других регионах России. Поэтому ситуация с татарско-мусульманским сообществом, конечно же, значительно проще.
Однако, ни для кого не секрет, что многие исламофобские настроения, были также связаны, в том числе и с процессами миграции. Например, когда мы общаемся со своими коллегами и специалистами из Центральной Азии, то мы понимаем, что в некоторых вопросах наши позиции с ними схожи. В России существуют такие представления, что к нам приезжают мигранты из стран Центральной Азии, привозя с собой течение ваххабизма, идеологию экстремизма и т.д. Однако, при общении с нашими коллегами из стран региона, мы слышим абсолютно обратное. Коллеги из стран Центральной Азии заявляют, что мигранты уезжают в Россию на заработки, а уже оттуда возвращаются домой ваххабитами и салафитами.
У нас достаточно упрощенное представление текущих процессов, поэтому мы проводим свои исследования. И у нас уже выработан свой тезис, о том, что человек, прежде чем обратится в радикальную идеологию, изначально радикализируется сам. И здесь, в первую очередь, первична именно социальная радикализация, поскольку человек, погружается в какую-то сложную жизненную ситуацию или обстоятельства. И в этом контексте мигрантские сообщества довольно уязвимы. Потому что, человек уезжая из собственной страны проживания, где есть близкая ему культура, родственники и поддержка, приезжает в чужую среду, и находится на фоне серьезной дезадаптации.
В социологии это называется референтной группой, на которую ориентируется и опирается человек. Когда говорят, что этничность не имеет преступности, то с одной стороны, это действительно так, но, с другой стороны, нужно также понимать, что человек, попадая в условия миграции, почти всегда переживает стрессовую ситуацию. Вследствие этого он и впитывает радикальные идеологии, попадает в маргинализированную среду и прочее. Но и опять же, это не связано с конкретной этничностью или религиозной принадлежностью. Это обычный процесс социальной дезадаптации.
Необходимо также обратить внимание на другой момент, что большинство приезжих не являются жителями столиц республик Центральной Азии, а в основном к нам едут люди, живущие на периферии в условиях сельского пространства. При этом они приезжают, в первую очередь, в такие крупные города как Москва, Санкт-Петербург, Казань и т.д. И это естественное явление. Это почти тоже самое как, например, русскоязычное сельское население направить в такие города как Ташкент или Душанбе, и будут схожие процессы. Это нужно также понимать.
Однако, что касается татаро-башкирского региона, то здесь, конечно многие факторы адаптации проходят в более упрощенном варианте. А что касается киргизской и узбекской диаспор, то значительная часть уже через короткое время спокойно говорит на татарском языке, поскольку, это родственный нам тюркский язык. С таджикской диаспорой ситуация немного посложнее, поскольку это персоязычное население и возможны проблемы с языковым барьером. Однако, всё же в Татарстане и Башкирии процесс адаптации у представителей Центральной Азии, проходит, намного проще чем в других регионах Российской Федерации.
- Вы упомянули о процессе трудовой миграции, который начался в конце 90-х годов прошлого века. Каким образом, за прошедший период, в Татарстане изменилось отношение к мигрантам?
- Вы знаете, было по-разному. Одно время некоторые люди долго нас уверяли в том, что скоро к нам приедут люди из чужеземных стран, будут рожать детей, нас станет меньше и т.д. На что мы, естественно, отвечали, что существуют такие науки как демография и социология, и любой процесс, связанный с модернизацией и урбанизацией общества, в конечном итоге приводит к тому, что уровень рождаемости практически всегда понижается, даже в том случае, когда у многих приезжих имеется огромное количество детей. Через одно или два поколения оно вряд ли будет чем-то отличаться от местного населения. И это абсолютно научные и доказанные вещи, которые наше академическое сообщество прекрасно осознает.
Однако, в настоящее время ситуация постепенно меняется, в том числе и в социально-экономическом аспекте. У многих чиновников есть понимание, что нам нужны рабочие руки. И приезд этих людей – это естественное событие. Но другой вопрос, заключается в том, как создать условия, в которых процесс адаптации проходил менее болезненно, как он имеет место быть. Потому что не секрет, что были претензии к работе правоохранительных органов и к работе диаспор. Это также довольно чувствительная проблема. Но за последние два года в странах Центральной Азии, и прежде всего в Таджикистане и Узбекистане, наблюдается процесс увеличения внимания государственных органов к жизни национальных диаспор.
К нам приезжают эксперты и чиновники из этих стран, а также приглашают экспертов из Татарстана к себе. К примеру, я сам побывал только в этом году в Казахстане и Узбекистане, где встречался с коллегами из региона. Сейчас проблемы, связанные с мигрантской средой, выносятся на научные и экспертные круги, и я думаю и надеюсь, что за несколько лет постепенно это будет пониматься уже по-другому. Я не уверен, что будут исключаться понятия, связанные с исламофобией или мигрантофобией, однако, они постепенно все-таки уходят на нет. По крайней мере эти негативные явления чувствуются намного меньше.
- В XIX веке татарские богословы были достаточно активны в своей просветительской исламской деятельности. Например, широкую известность в мусульманском мире получил татарский богослов Шигабутдин Марджани. А в начале XXвека уже татарские джадиды были в авангарде просветителей, принесших новые взгляды в Центральную Азию. Газета «Терджиман», издаваемая известным крымско-татарским просветителем Исмаилом Гаспринским, имела широкую аудиторию читателей во многих странах Востока, включая и Бухарский эмират. А есть ли сегодня в Татарстане ученые-богословы модернистского формата, которые преподносят Ислам, в новом понимании?
- Вы знаете, такая дискуссия довольно интересная, поскольку если вы попросите назвать конкретные имена, то мне, наверное, будет сложно это сделать и обозначить кого-либо в качестве модерниста и, таким образом обрушить на него гнев консерваторов. Но конечно такие идеи встречаются. И спор о нашем наследии XIX- и начала XXвека, где татарские просветители сыграли значительную роль, безусловно, продолжаются, потому что это была эпоха переходного века, когда активизировался процесс индустриализации капиталистического производства, а кроме того, также и издательской деятельности, которая создала новый формат коммуникационных взаимодействий между человеком и книгой. Потому что ранее всё было рукописное, а затем все начинается в широком масштабе, как это подробно описывается в произведении Бенедикта Андерсена «Imaginated Community» («Воображаемое сообщество»).
Это все повлияло на религиозную, культурную и национальную идентичность, потому что в этот период начинается активизация этнокультурной идентичности многих мусульманских народов. И у нас очень много говорят о том, что нам необходимо возродить это наследие, и я с этим отчасти согласен. Но я при этом добавляю один момент, что нам нужно не просто возродить, но и переосмыслить это наследие, потому, что даже то, что было актуально в XIX-XX веке, сегодня может казаться или быть не вполне приемлемым или современным, причем только на данный период. Я не говорю уже о чем-то другом. Поэтому вопрос не исключительно возрождения, но и новой реинтерпритации куда более актуален.
Потому что, к сожалению пока, если говорить откровенно, не всё исламское сообщество согласно с частью тех идей, которые когда-то выдвигались. А некоторые религиозные активисты и деятели, которые с этим согласны, не всегда могут выйти и донести некоторые идеи, иногда они не хотят этого делать, а иногда, откровенно говоря, и просто не могут, потому что это были достаточно сложные вещи.
Сегодня наш мир очень динамичен и меняющийся, и многим хочется каких-то простых упрощенных схем. К примеру, почему некоторые радикальные концепции в наше время становятся такими востребованными, речь не только о псевдоисламских, но и, к примеру, неонацистских или протестантских идеологиях и т.д. Эти идеи возникают в сложных условиях социокультурных изменений, когда современный человек сам по себе является дезадаптированым. Потому что в современной системе массовых коммуникаций, на нас сваливается такое большое количество информации, и банальный вопрос о том, что такое хорошо и что такое плохо, становится очень актуальным для каждого человека.
В той же Европе запрещают минареты и разрешают однополые браки, легализуют наркотики. И сейчас, к сожалению, в нашем мире более востребованы некие, скажем, примитивные схемы, которые упрощенно делят всё на хорошее или плохое, правильное или не правильное. А что касается интеллектуального ислама, и мы об этом говорим, интеллектуальная традиция исламского богословия, она в большей степени находится в около академической среде. И мы стараемся, эти вещи обсуждать и говорить непосредственно с представителями религиозных кругов. Для этого проводим собственные академические исследования, мы исследуем систему исламского образования. Мы приходим, встречаемся с муфтиями и представителями медресе и обсуждаем проблемы. К нам приходят представители Болгарской исламской академии (прим.– высшее религиозное учебное заведение, созданное в 2016 году в Татарстане) и спрашивают, какие темы сегодня являются актуальными.
К примеру взять проблему религиозного исламского осмысления - «Такдир». Это некий взгляд, который у многих мусульман приводит к фаталистическим представлениям о мире, что все предопределено Богом, то есть Аллахом, у человека не остаётся возможности для выбора, он может объяснить для себя все. Любое явление, он может объяснить с мировоззренческой позиции, при этом сняв с себя всю вину, экстернизироваться, обвиняя окружающее общество в куфре (неверии), джахилии и т.д. Это не просто упрощенное понимание приводящее к радикализации, но и попытка снять с себя личную ответственность за происходящее в собственной жизни. Вот эти проблемы, конечно, остаются, и мы об этом говорим, в том числе и с представителями религиозных и академических кругов. И наша задача, заключается и в том, чтобы идеи, связанные с современной актуальностью, были также востребованы, в том, числе в религиозной среде.
- И вновь возвращаясь к вопросу о миграции, насколько соответствует уровень подготовленности имамов мечетей в Татарстане, потребностям мигрантской среды? Ведь не секрет, что среди приезжих мигрантов из Таджикистана и Узбекистана есть не мало тех кто приезжает в Татарстан с достаточным багажом религиозных знаний?
- Да, конечно, вопрос сложный. Потому как везде всё складывается по-разному. Например, не мало представителей центральноазиатских диаспор становятся имамами, особенно это распространено на Урале и в Сибири. Однако и этот вопрос, скажем так, вызывает беспокойство у некоторых людей, так как имамами становятся некоренные жители.
Что касается Татарстана, то у нас здесь функционируют большое количество медресе, Российский Исламский Институт, Болгарская исламская академия. Конечно ислам в мечетях представлен в основном татарскими имамами, хотя я знаю и одного имама таджикского происхождения, который официально занимает эту должность. Мы стараемся работать с имамами, в том числе, и по вопросам миграции, пытаясь объяснить и донести, то, что мигрант – это не просто человек, который приехал и у него есть паспорт другого государства, а мигрант, это тот человек, который приезжает, находится в сложной жизненной ситуации, который хочет немного заработать и прокормить свою семью. И его намерения в первую очередь, именно такие. Однако везде, к сожалению, все по-разному, где-то работа ведётся достаточно успешно, где-то не очень. Но в целом, где есть поддержка диаспор, конечно, эти процессы работают.
В наших научных структурах ведётся работа по подготовке постеров и справочных материалов на таджикском, узбекском, кыргызском языках, чтобы таким образом они распространялись через мечети. Ни для кого не является секретом, что в некоторых районах, где функционируют мечети, довольно большое количество мигрантов. И мы планируем, также выполнить перевод религиозной литературы, в том числе и на таджикский и узбекский языки. И эта работа ведётся, но здесь, конечно должен быть такой совместный проект с представителями духовенства и руководства стран Центральной Азии, поскольку они имеют влияние в этой среде.
- Последний вопрос, Вы упомянули, что за последние пару лет активизировалась работа представителей Центрально-азиатских стран. Значительно участились приезды и контакты по линии официальных структур наших стран. Вы, как человек знающий ситуацию изнутри, какие шаги предложили бы предпринять для облегчения условий проживания представителей центрально-азиатских диаспор в Татарстане?
- Вы, знаете, у нас очень активно развивается система исламского образования, и во многих исламских образовательных учреждениях учатся представители из стран Центральной Азии. Но к сожалению, иногда получается так, что они используют этот процесс в личных целях для интеграции или какой-то адаптации в татарское общество. А нам, конечно же, хотелось, чтобы такая работа велась на государственном уровне. Мы хотим, чтобы к нам приезжали из Таджикистана, Узбекистана и других стран Центральной Азии имамы и религиозные деятели, и укрепляли свои знания в Болгарской Исламской Академии, где среди преподавательского состава не мало представителей академического сообщества и религиозные преподаватели из ряда арабских стран.
Нам хотелось бы развивать совместное сотрудничество, связанное и с получением образования и опыта в наших религиозных учебных заведениях. И в этом вопросе нас со странами Центральной Азии объединяет школа матуридизма и ханафитский мазхаб, а это почти неразрывные вещи, поскольку исламский мыслитель Абу Мансур аль-Матуриди, как известно, был родом, ни с Ближнего Востока, а с Центральной Азии.
Думаю, что было бы очень интересно и полезно нам сотрудничать в этом отношении. Ведь сегодня Татарстан в понимании современных процессов в исламском мире находится в авангарде. И мы, конечно, хотели бы вести такую работу, чтобы представители религиозных кругов, в том числе из стран Центральной Азии, приезжали и обучались у нас.
Правила комментирования
comments powered by Disqus