Чужой среди своих

Трайбализмом пропитана вся социальная нить казахского общества, все его слои и сословия. Ранее, до обретения независимости, трайбализм не был сильно распространен в некоторых регионах Казахстана, но затем он «накрыл» всю страну. И это не случайно, так как сегодняшний политический режим «держится» во многом за счет поддержки своих сородичей, инкорпорированных им в ключевые госорганы.

О трайбализме, особенно в верхах, у нас не принято говорить всерьез – есть чуть ли не общепринятая парадигма о том, что во властной элите нет родового деления и элитарии работают только лишь на основе общности экономических и политических прагматических интересов. В действительности же трайбалистский ресурс нашей властной элиты стал органичной частью казахстанской политической жизни.

Никто не говорит, что у нас продолжает сохраняться средневековый «трайбализм» в «чистом виде». Однако есть некоторые его отголоски, в том числе в виде так называемого кадрового трайбализма, когда сородичи бастыков, крупных агашек пользуются привилегиями в ходе подбора и расстановки кадров на хорошие посты в госорганах и других «хлебных» местах. В этом смысле современный казахский трайбализм существует преимущественно в политической оболочке, когда политическая власть обеспечивает ресурсами агашек и их сородичей.

Сегодня у нас трайбализм, как и в средневековье, стал основой для борьбы за ограниченные ресурсы. В этом осваивании ресурсов предпочитают полагаться на «своих» (сородичей), чем доверяться «чужим». Собственно, в средневековье принадлежность к роду в основном была обусловлена прагматическими вопросами выживания, доступа к ресурсам (родовым пастбищам, скоту, если была нужда и др.). То есть «род был одним из эффективных институтов социальной защиты населения».

И такого рода практика до сих пор имеет место быть. Не случайно в некоторых регионах нашей страны сородичи продолжают собираться на «маслихаты» для решения различных взаимных проблем, для взаимопомощи. В этом плане политическая составляющая является неким атрибутом трайбализма, если решения сородичей по взаимным делам рода рассматривать как специфичное проявление политики в узком смысле этого слова.

Тем самым политический трайбализм производен от его места и роли в жизни большинства казахов. Стремление разрешить многие проблемы с помощью родственных связей в политических кругах уже давно стало для казаха обыденной реальностью. Более того, эта социокультурная форма является, по-видимому, одной из основ коррупции государственных органов. Мзда посредством традиционных родственных подношений стала у нас некоей традицией, оформляющейся, опять-таки, по традиционным обычаям.

Вместе с тем в Казахстане многие эксперты почему-то отрицают влияние трайбализма на политическую и социальную стратификацию. У нас ведь привыкли зачастую отрицать наличие того, что «позорит», «унижает», делает «слабее», «уродливее». Такие темы табуируются – мы ведь «красавчики», одни из самых «лучших» народов, поэтому негоже нам иметь разные «слабости». Либо есть другая крайность – отрицание какого-либо явления в силу его «слабой» представленности.

Мы признаем только то, что нас по голове бьет непосредственно и может убить – остальное мы не признаем за факты, феномены реальности. И это не случайно, поскольку трайбализм укоренен даже в среде «граждански» мыслящих правозащитников, экспертов, ученых.

Бывают комичные ситуации – вроде человек выступает за демократию, гражданское общество, но всегда готов выступить на стороне топового чиновника из своего рода. Многие «болашаковцы», например, вместо того, чтобы привнести свежее, рациональное видение и влить новую «кровь» в систему госуправления и экономику, пристроились к процессам архаизации государственных и общественных отношений - возрождению ценностей клановости и трайбализма. И ключевые причины такого поведения вовсе не заключаются только в прагматических соображениях – получения ресурсов и прочего.

Это историко-культурный бэкграунд стереотипов, мифологий, образа жизни ради выживания. Трайбализм для Казахстана – это историческая данность, так как самоидентификация казаха начиналась и продолжает начинаться в первую очередь с рода. Собственно, казахская нация образовалась посредством объединения в единую этнополитическую общность ряда родов и племен на основе политической идеи степной свободы. В этом и заложен смысл слова – қазақ.

Социокультурный фон восхваления, поддержки видных государственных деятелей в Казахстане также тесно связан с историческими традициями, когда каждый хан опирался на родственных ақынов, жырау, сал-сері. Многие видные представители культурной и научной интеллигенции в нашей стране вовлечены в неформальную поддержку своих сородичей, находящихся на властном Олимпе.

Так укрепляется не только поддержка этих представителей политической элиты со стороны сородичей, но и обеспечивается определенная популярность среди казахов других жузов, регионов. Ведь значимость общественного стереотипного мнения для казаха исторически очень велика, что выражается в формуле: Жұрт не айтып жүр, не айтады, мен осылай істесем?

Главным примером, катализатором группового единения наших политиков по родовому признаку является центр правящей элиты. Верховная власть в Казахстане, повторимся, устойчива по большей части за счет опоры правящей элиты на своих родственников, занимающих важные посты в системе государственной власти всех уровней, – от центрального до регионального. В этом проявляется сущностный характер политического режима нашей страны.

Немецкий социолог Макс Вебер в качестве одной из форм политического господства рассматривал так называемый «патримониализм» (с лат. «patrimonium» - наследственное, родовое имущество). В такой властной схеме «хозяин» предоставляет «слугам» определенные права по распоряжению государственными ресурсами, которые составляют основу частной собственности всей этой команды. Вассал «хозяина» создает другую команду (группу влияния) со своими «слугами». Следовательно, позиции, материальное благополучие патримониальных чиновников зависят от благосклонности главного «хозяина».

Вся эта система, согласно Веберу, работает не под давлением правовых ограничений, а больше в русле негласных патриархальных традиций, которые, как понятно, могут быть и родовыми. Такой вид патримониального господства М. Вебер называл султанистским. Причем под главной чертой султанизма он рассматривал сильно централизованную деспотическую форму личной власти. Данные изыскания М. Вебера оказали существенное влияние на понимание современных авторитарных политических режимов. Американский политолог Хуан Линц султанистский режим рассматривал как отдельный тип политического режима.

Султанистский режим, согласно Х. Линцу, - это крайняя форма патриархального наследственно-родового господства. Трансформация политической культуры казахов с креном на традиционные ценности (трайбализм, клановость среди которых занимают весомое место) стала возможной в условиях действующей политической системы Казахстана, когда образовался вакуум общих высокодуховных ценностей, на которые мог бы ориентироваться каждый член общества…

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram