Книга Ботакоз Кассымбековой, научного сотрудника Ливерпульского университета имени Джона Мурса, Despite Cultures: Early Soviet Rule in Tajikistan (2016) рассказывает, как проходил процесс государственного строительства в Таджикистане в 1920-х и 1930-х годах. На основе обширных архивных исследований Ботакоз Кассымбекова анализирует тактику советских чиновников, как в центре, так и на периферии, которые руководили, имитировали и импровизировали управлением в этой советской южной окраине и в Центральной Азии в целом. Она показывает, как инструменты насилия, запугивания и принуждения использовались как мусульманскими, так и европейскими советскими чиновниками для реализации советских версий модернизации и индустриализации.

В регионе, характеризующемся этническим, языковым и культурным разнообразием, советский план состоял в том, чтобы признать эти различия, включив их в конгломерат официальной советской культуры. Как показывает Касымбекова, местная правящая система была построена на сложной сети людей, чья заявленная лояльность коммунизму контролировалась через цепочку подчинения, которая простиралась от Москвы через Ташкент до Душанбе / Сталинабада. Система отчасти основывалась на отдельных лидерах, которые изо всех сил пытались расшифровать язык большевизма и сохранить власть с помощью жестоких репрессий.

Чем был обусловлен выбор изучения именно этого региона Центральной Азии?

Здесь все очень просто. До этого я жила и училась в Кыргызстане, хотя родом из Казахстана, и мне хотелось познать весь центральноазиатский регион. Я мало что знала о Таджикистане и мне очень хотелось пожить там, хотела выучить таджикский язык и, так как я хотела заниматься советской историей профессионально, то решила, что изучение советского режима в Таджикистане даст более полную картину о советском режиме в общем. А идея изучить ранний период была связана с тем, что так как я в первую очередь хотела отследить советские государственные механизмы правления, я понимала, что нужно начинать с раннего периода, чтобы понять последующие.

Название вашей книги начинается со слов “Вопреки культурам”. Почему именно такое название вы выбрали для своей книги?

В моей книге я попыталась переключить фокус с истории советской культурной политики в Центральной Азии, которая была так популярна была в 1990-е годы в англоязычной историографии, к политической и административной истории. Основное объяснение моего подхода основывается на предположении, что большевики пытались построить не союз разных культур, а режим вопреки разнообразию культур. Очень часто в западной историографии стоит вопрос о том, отличался ли советский режим в Центральной Азии от режима, например, в других регионов Советского Союза.

Я же считаю, что большевики использовали разные подходы в разных регионах и контекстах, но конечная цель была одна для всех – подчинение центру. Мой главный аргумент заключается в том, что большевики использовали персонализированный стиль управления, чтобы справиться с большими географическими и культурными дистанциями. Но главным «культурным» языком в 1920 – 1930-е годы, который понимали абсолютно все, вне зависимости от вероисповедания, политической ориентации и местонахождения, это был «язык насилия». А оружие играло решающую роль в этот период.

Какие методы использовала советская власть для установления контроля на территории Таджикистана?

«Революция» на территории Таджикистана, по сути, была военной операцией, в которой использовались разные методы для захвата и сохранения власти, такие как сотрудничество с теми, кого в последствии провозгласили врагами народа или «басмачами», или же использование вражды между конкурирующими группами, классический принцип «разделяй и властвуй».

Все это сопровождалось показательными судами над так называемыми «басмачами», но часто расстрелами их без суда и следствия, перераспределением земли, временным освобождением от налогов, амнистиями тех, кто сдавал оружие, раздачей советских постов влиятельным лидерам (от многих затем избавлялись), насильственным переселением горного населения в равнинную пограничную зону с Афганистаном и так далее. То есть политика была по принципу «кнута и пряника».

Надо помнить, что инфраструктура не позволяла центру знать о том, что происходило на местах. Так, вплоть до 1934, почта из Москвы добиралась до Душанбе (или Сталинабада на тот момент) от 10 до 20 дней и в некоторые районы Таджикистана из Сталинабада добирались до 25 дней. Полагаться на законы и постановления не приходилось, и использовались все средства, чтобы удержать территорию республики. Большевики и представители власти в Таджикистане использовали широкий арсенал политических тактик (сотрудничество с местный элитой, их репрессии, амнистии, показательные процессы, раздача земли, карательные акции, и т.д.) в зависимости от ситуации.

До 1929 года, т.е до того, как открылось железнодорожное сообщение с Душанбе, власти эпизодично сотрудничали с местными лидерами и избавлялись от них позже, когда те считались ненужными или тормозили советизацию республики. Например, Сталин обещал народу на территории Восточной Бухары в 1920 году, что советская власть будет рассматривать шариат как обычное право, но к 1929 шариатские суды уже были отменены. Включение шариатских судов в советскую систему правосудия указывает на то, на какие компромиссы шла власть до отсутствия инфраструктуры, необходимой для стабильного правления.

Процесс коллективизации в Таджикистане носил умеренный или радикальный характер?

Умеренный, хотя это не говорит о том, что она не оказалась трагичной для населения. Несмотря на то, что планы заготовок были более ограниченные, чем, например в Казахстане или Украине, и в начале создавались ТОЗы, а не колхозы (разница в том, что в ТОЗ-ах не обобщался скот и орудия труда, хотя к 1937 в Таджикистане, 98.3 % хозяйств были колхозными), коллективизация сопровождалась насильственным переселением жителей горных регионов на низменности для выращивания хлопка. Для переселенцев, которые не хотели покидать свои дома, чаще всего к тому же не были созданы условия, и в новых непривычных условиях тысячи умирали от таких болезней, как малярия и туберкулёз. Переселение оказывалось для многих не только жестоким, но и смертельным.

В 1932 отмечалось, что треть населения (300,000 человек) болели малярией. Люди умирали от болезней и голода. Хотя в Таджикистане не было такого голода, как в Казахстане или Украине, все же отчеты служащих указывали на случаи того, что в некоторых регионах они видели трупы умерших от голода и болезней, которые лежали на улицах. Отмечу, что слухи о голоде в Казахстане дошли до Таджикистана и люди боялись, что такое может повториться и там. Многие пытались возвратиться домой, но там их снова выгоняли и поэтому многие бежали в Афганистан.

Важно отметить, что Совет Труда и Обороны (обратите внимание на сочетание) планировал, что колхозы на границе будут иметь двойную функцию: выращивать хлопок, защищать границу в случае нападения и будут участвовать в нападении на Афганистан (тогда это представлялось как освобождения Афганистана). Как и по всему Советскому Союзу, коллективизация сопровождалась репрессиями так называемых кулаков, или всех тех, кто противился коллективизации. Сталин определял квоты на репрессии по регионам и республикам. В Таджикистане в 1930 году было приказано репрессировать, например, 1000 человек, но план перевыполнили и репрессировали 1224 человека. В 1931 году репрессировали 5840 человек и выселили на Кавказ 6000 семей из Узбекистана и Таджикистана.

Надо отметить, что репрессии имели разный характер и часто становились препятствием для выполнения плана. Так, в одной из глав я показываю, как репрессированного председателя колхоза быстро освободили при втором рассмотрении дела, так как он был талантливым и авторитетным руководителем и без него было невозможно выполнить план. И так цели плана и методы коллективизации очень часто противоречили друг другу, ставя представителей разных партийных и государственных структур не только в сложное, но и конфликтное положение.

Хотя в Таджикистане не было такого голода, как в Казахстане или Украине, все же отчеты служащих указывали на случаи того, что в некоторых регионах они видели трупы умерших от голода и болезней, которые лежали на улицах

Против какой категории граждан была направлена первая волна чисток и репрессий в начале 1930-х годов в Таджикистане?

Репрессии имели место в 1920 – 1930-ее годы. Например, массовые чистки конца 1920-х годов в основном были направлены против духовных и политических лидеров на всей территории Таджикской республики, а в 1932-1933 годах, то есть в конце первой пятилетки, репрессии уже были больше направлены против местных республиканских лидеров и культурной элиты. «Провал» первой пятилетки использовался для того, чтобы избавиться от свободномыслящих местных кадров, так же, как и во всех республиках СССР, и для централизации власти. Как и везде, обвинения в национализме и антисоветской деятельности преобладали.

Какое место в этом складывающемся обществе занимали европейцы, которые приехали в регион издалека, движимые какими-то идеями и кто они были?

«Европейцы» занимали разные места. Некоторые приезжали как руководители, посланные партией, или как молодые комсомольцы (так называемые 25-тысячники), которые верили в революцию и были преданы её идеалам, хотя и многие быстро в ней разочаровывались. Некоторые приезжали, чтобы избежать репрессий у себя дома. Например, в Душанбе в середине 1920-х годов на базаре работал бывший юрист из Петербурга-Петрограда-Ленинграда, который зарабатывал тем, что оформлял жалобы и просьбы населения.

Многие понимали, что лучше стать советским чиновником в Таджикистане, чем быть сосланным в Сибирь. Некоторые пытались бежать из Советского Союза через Таджикистан и затем Афганистан, но застревали, хотя это было абсолютное меньшинство. Но все же большинство были переселены по плану переселения первой пятилетки. По этому плану, только с 1932 по 1933 годы планировалось переселить 10 миллионов «европейцев» на юг Советского Союза.

На просторах интернета практически отсутствует какая-либо информация о так называемом шахристанском деле 1930 года. Что это был за судебный процесс, о котором вы упоминаете в книге?

Во многих случаях дела имели региональное название. Также дела не выходили за рамки республики, хоть они и использовались как показательные для республики или региона. Суть дела состояла в том, чтобы понять, являлся ли председатель РИКа Усар Халматов виновным в сотрудничестве с местными «баями», и если да, было ли это преступлением. На примере это дела я хотела осветить парадокс советского строя в сельских регионах республики, в основном в горных районах, так как в хлопковых регионах ситуация выглядела немного иначе.

Так вот, председатель ЦИКа шел на уступки с «баями», так как, как выяснила проверочная комиссия, без баев было сложно организовать хозяйство и собрать нужное количество зерна для центра. Но здесь интересны не только местные условия коллективизации и выполнение плана, но и политика «центра». Проверки в сельской местности проводились заездами и у прокуроров были четкие квоты – сколько нужно организовать показательных процессов и по каким делам.

Прокуроры тоже должны были выполнять свой план по поиску врагов народа и опасных элементов. Но интересно, что зачастую и в зависимости от времени года и целей плана – сельскохозяйственные планы часто оказывались важнее планов юстиции. Так как за выполнение сельскохозяйственного плана отвечали головой все «ответственные работники» – включая республиканских лидеров и чекистов, то, конечно, решалось, в первую очередь в выгоду основного плана.

Какие ярлыки использовались в ходе большого террора для дискредитации политического руководства Таджикистана?

Здесь, конечно, важно пояснить кого мы имеем в виду. Местных руководителей, так как как Нусратулло Максум – председатель ЦИК Таджикской ССР, или таких как Мирза Давуд Багир оглы Гусейнов – первый секретарь ЦК Компартии Таджикистана, родом из Азербайджана и один из приближённых к Серго Орджоникидзе и называвший Сталина по кличке «Коба». Хотя оба были ответственны за коллективизацию и выполнение пятилетки, у М.Гусейнова было больше власти.

Однако в конце первой пятилетки за невыполнение плана был показательно осужден в партийном порядке Н.Максум и Ходжибаев – председатель Совнаркома Таджикской ССР как буржуазные националисты, а М.Гусейнов, хотя и был репрессирован во время большого террора, но в 1932-33 не был центральной фигурой показательной партийной чистки. Это ничего не отражает: ни взгляды, ни действия таджикского руководства. Обвинение в “буржуазном национализме” было стандартным по всему Союзу и шилось на фантастических обвинениях.

Целью его была избавления от авторитетных местных руководителей, которые, как например Н.Максум, открыто выступали против жестоких мер коллективизации и репрессии невинного населения. Советская власть тем самым создавала видимость, что якобы местные кадры управляли коллективизацией, поэтому именно ярлык “буржуазный национализм” ставился им в обвинение. Любое сопротивление клеймилось “национализмом”, но конечной целью было обеспечение новой политической элитой, приближенной Сталину.

То есть чистки в регионах имели целью не только избавление от свободномыслящих местных кадров и установление дисциплины, как это тогда называлось, но и были частью политических интриг Сталина за установление его единоличной власти. Он использовал коллективизацию как политический инструмент, чтобы избавиться от своих конкурентов в Москве и централизовать власть в регионах. После большого террора кадры сменялись уже теми, кто были к тому времени уже «выращенные Сталиным».

 

 

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram