С начала 2017 года, времени принятия Стратегии действий по пяти приоритетным направлениям развития в 2017-2021 годах, Узбекистан начал активно трансформировать свою региональную политику, целью которой, в соответствии со Стратегией стало «создание вокруг Узбекистана пояса безопасности, стабильности и добрососедства». Стратегия не фиксирует пространственное наполнение этого «окружения»: идет ли речь только о граничащих с Узбекистаном странах или охват более широкий и включает в себя таких акторов как Россия, Китай, Иран или Турция.

При том, что еще в сентябре 2016 года, будучи премьер-министром Узбекистана, Шавкат Мирзиёев отмечал, что «главным приоритетом внешнеполитической деятельности Узбекистана является регион Центральной Азии» и в качестве ближайших соседей страны выделял «Туркменистан, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан», линия на приоритетность Центральной Азии сохраняется и в дальнейшем. В этом плане показательно проведение в ноябре 2017 года в Самарканде под эгидой ООН конференции «Центральная Азия: одно прошлое и общее будущее, сотрудничество ради устойчивого развития и взаимного процветания». Можно предполагать, что под «поясом безопасности, стабильности и добрососедства» понимается именно Центральная Азия.

Тем не менее, вопрос о том, что в данном случае понимается под самой «Центральной Азией» и каковы, с точки зрения Узбекистана здесь основные структурирующие линии, остается открытым.

История регионализации в формате «Центральная Азия»

Традиционно, когда говорится о «Центральной Азии», речь идет о пространстве, объединяющем пять постсоветских государств – Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан – и зафиксированном на уровне международных документов в начале 1993 года в рамках саммита, прошедшего в Ташкенте.

Рассмотрение регионализации Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана как «Центральной Азии» оставалось доминирующим на протяжении всех 1990-х годов. Ее институционализация прошла через ряд структур: сначала Единое экономическое пространство, затем – Центрально-Азиатское Экономическое Сообщество и, наконец, Организация «Центрально-Азиатское сотрудничество». Однако уже в это время было видно, что регионализация в рамках проекта «Центральная Азия» носила, прежде всего, идеологический характер.

Во-первых, с экономической точки зрения Центральная Азия не могла рассматриваться как единое образование, поскольку включала в себя республики, входившие в рамках Советского Союза в разные экономические районы: Казахстанский и Среднеазиатский.

Во-вторых, после распада Советского Союза спецификация стран Центральной Азии только нарастала – как в силу их стремления обеспечить экономическую независимость, так и в силу выбора различных моделей экономического реформирования. Наиболее ярким проявлением такой спецификации стало вступление Кыргызстана в ВТО в 1998 году, которое не было согласовано с другими странами – партнерами Бишкека по Центрально-Азиатскому Экономическому Сообществу.

В-третьих, с точки зрения безопасности в странах, включавшихся в Центральную Азию, секьюритизация ряда ключевых вопросов осуществлялась по-разному. Прежде всего это относится к таким вопросам, как гражданская война 1992-1997 годов в Таджикистане; ситуация в Афганистане во второй половине 1990-х годов; отношение государств к ряду внутриполитических, экономических и социетальных вопросов.

Регионализация в формате пяти стран осложнялась и тем, что параллельно с региональными проектами существовали не менее сильные конструкты, входящие за границы пяти республик – например, «Шанхайская пятерка» и Договор о коллективной безопасности. Не менее важной являлась концепция «расширенного» региона, построенная на идее «евразийской реинтеграции» и предложенная президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым в марте 1994 года – Евразийский союз. На ее основе в 2000 году создается Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) в составе Беларуси, Казахстана, Кыргызстана, России и Таджикистана. В совокупности реализация этих инициатив четко свидетельствует о доминирующей значимости для Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана и Узбекистана в конце 1990-х – начале 2000-х годов связей, выходящих за рамки «Центральной Азии».

В совокупности, вышесказанное привело к тому, что к 2000-м годам окончательной регионализации в формате Центральной Азии так и не произошло.

Связи пяти стран Центральной Азии с внешними игроками, прежде всего – Россией, остались слишком сильными, чтобы можно было говорить о формировании самостоятельного региона.

 Более того, в октябре 2004 года Россия присоединяется к Организации «Центрально-Азиатское сотрудничество». В 2006 году, в связи с присоединением Узбекистана к ЕврАзЭС, произошло слияние двух организаций, что де-факто означало ликвидацию Организации «Центрально-Азиатское сотрудничество».

Во второй половине 2000-х годов предпринимается попытка реанимировать Центральноазиатский проект в виде идеи Центральноазиатского союза, высказанной президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым. Но эта инициатива не получила поддержку на практическом уровне. Более того, например, президент Узбекистана Ислам Каримов в ответ на эту инициативу указал невозможность союза в формате Центральной Азии, поскольку «политика и направления, которыми занимаются лидеры государств [входящих в союз], должны быть сравнимы, но не разноречивы, особенно если дело касается реформы и видения перспектив своего развития».

Окончательный отход от концепции Центральная Азия может связываться с запуском механизма единого таможенного пространства в рамках Таможенного союза Беларуси, Казахстана и России в 2010 году, четко фиксирующего выход Казахстана из экономического пространства стран Центральной Азии. Создание в середине 2010-х годов Евразийского экономического союза (ЕАЭС), в который, наряду с Казахстаном, вошел и Кыргызстан, еще больше усилил эту фрагментацию.

Тем не менее, несмотря на то, что идея единства Центральной Азии не была воплощена в жизнь, она была действенным политическим и идеологическим фактором в 1990-е и 2000-е годы. Таким фактором эта концепция остается и в настоящее время. Соответствующее положение имеет смысл обозначить как «квазирегион», иными словами, как номинальный регион, который организуется скорее идеей или термином (в нашем случае – термином «Центральная Азия»), чем региональными структурами. Более того, для Узбекистана вопрос региональной политики сохранял актуальность, как минимум с точки зрения организации совместного водопользования в бассейнах рек Сырдарья и Амударья, а также выстраивания маршрутов выхода на мировые рынки. Это определило трансформацию региональной политики Узбекистана во второй половине 2010-х годов.

Региональная политика Узбекистана во второй половине 2010-х годов

Первыми шагами, предпринятыми Узбекистаном в рамках изменения своей региональной политики в сторону ее активизации, стали действия, направленные на нормализацию отношений с Кыргызстаном и Таджикистаном. До 2017 года отношения Ташкента с этими двумя странами были отягощены целым комплексом проблемных точек.

Отношения с Бишкеком осложнялись как последствиями межэтнического конфликта в Кыргызстане 2010 года, основными жертвами которого стали этнические узбеки, проживающие в южных регионах этой республики, так и нерешенностью пограничных вопросов. Тем не менее, уже в сентябре 2017 году между Кыргызстаном и Узбекистаном был подписан Договор об узбекско-кыргызской государственной границе, было согласовано около 85% государственной границы, сняты ограничения с ряда контрольно-пропускных пунктов. 

Решение по пограничным вопросам рассматривается Кыргызстаном и Узбекистаном как комплексная задача, включающая в себя не только делимитацию границы, но и сотрудничество в таких направлениях, как использование водных и энергетических ресурсов, развитие приграничных областей и межрегиональное сотрудничество, развитие транспортной инфраструктуры, в частности – мультимодального коридора Ташкент – Андижан – Ош – Иркештам – Кашгар. Показателем нормализации отношений между двумя странами стало первое в истории кыргызско-узбекских отношений участие кыргызской делегации на выборах в Законодательную палату Олий Мажлис Республики Узбекистан в декабре 2019 года в качестве международных наблюдателей.

Узбекистан начинает предлагать новую идеологему – «Центральная Азия – регион возможностей».

Сходные темпы выстраивания двусторонних отношений наблюдаются и между Таджикистаном и Узбекистаном. Если ранее между соседними республиками действовал визовый режим и не было практически никакого прямого сообщения, за исключением приграничного, то уже в 2017 году были возобновлены авиарейсы между Душанбе и Ташкентом, восстановлена железная дорога Галаба – Амузанг, была открыта международная автомобильная дорога на участке Самарканд – Пенджикент, возобновил работу ряд пунктов пропуска на таджикско-узбекской границе. В 2018 году было достигнуто соглашение о возобновлении поставок узбекского газа в Таджикистан, также был подписан Договор об отдельных участках узбекско-таджикской государственной госграницы, который позволил сторонам почти полностью согласовать ранее неделимитированные участки границы. Одним из прорывных стало решение территориального спора вокруг Фархадской ГЭС.

Хотя двусторонние отношения между Узбекистаном, с одной стороны, Казахстаном и Туркменистаном с другой, не имели сложностей, сравнимых с отношениями с Кыргызстаном и Таджикистаном, и на протяжении всех годов независимости развивались поступательно, начиная с 2017 года здесь фиксируется активизация сотрудничества. Так, стратегическое партнерство Узбекистана и Казахстана, закрепленное соответствующим двусторонним договором в 2013 году, после 2017 года перешло на практический уровень, когда регулярные контакты лидеров двух государств стали подкрепляться активизацией сотрудничества экономического, социального и культурного плана.

Казалось бы, Узбекистан пытается вернуться к концепту «Центральной Азии» в том виде, как он был закреплен еще в 1993 году.

Однако особенностью позиции Узбекистана в понимании Центральной Азии состоит в том, что он исходит из идеи, что неотъемлемой частью Центральной Азии является и Афганистан и он должен быть активно вовлечен в региональные экономические процессы и инфраструктурные проекты, в том числе – Трансафганского транспортного коридора, который должен связать Центральную Азию с Индийским океаном.

 Узбекистан исходит из того, что проведенная по его инициативе в марте 2018 года Ташкентская конференция высокого уровня по Афганистану стала одним из самых масштабных международных мероприятий в современной истории этой страны, а принятая по итогам конференции Ташкентская декларация может рассматриваться как программа по установлению мира в Афганистане, в которой выражена консолидированная позиция участников форума.

Основным механизмом многостороннего формата регионального сотрудничества должны были стать Консультативные встречи глав государств Центральной Азии, идея проведения которых была высказана президентом Шавкатом Мирзиеевым на 72-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Первая такая встреча прошла в столице Казахстана в 2018 году. Предполагалось, что встречи будут иметь регулярный характер. Однако в дальнейшем как из-за внутренних событий в некоторых странах региона (объявление президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым о своей отставке в 2019 году), так и событиями международного масштаба (глобальные карантинные меры, введенные в 2020 году в связи с распространением COVID-19), регулярность консультативных встреч была нарушена. Тем не менее, сама идея таких встреч сохраняет свою актуальность и является значимым элементом дискурса о Центральной Азии как о регионе.

Важным является и то, что, хотя в риторике относительно Центральной Азии у первых лиц Узбекистана сохраняются термины «безопасность» и «стабильность», они теряют свое доминирование. На первый план выходят понятия «сотрудничество» и «возможности». Эта тенденция была заметна уже в выступлении президента Узбекистана Шавката Мирзиёева на конференции «Центральная Азия: одно прошлое и общее будущее, сотрудничество ради устойчивого развития и взаимного процветания», где понятие «безопасность» используется 7 раз, а понятие «сотрудничество» – 10, и в заявлении, сделанном по итогам второй Консультативной встречи глав государств Центральной Азии (соответственно – 2 и 7 упоминаний). Таким образом, Узбекистан начинает предлагать новую идеологему – «Центральная Азия – регион возможностей».

Целостность Центральной Азии для Узбекистана фиксируется через два фактора. Во-первых, через акцентирование общности для стран региона бассейна Аральского моря и определяемую этим связанность всех стран, входящих в Центральную Азии, общими разделяемыми водными ресурсами. Во-вторых, через фактор интеграции Центральной Азии как региона в глобальные транспортно-коммуникационные коридоры. Здесь необходимо отметить, что Узбекистан рассматривает данный вопрос именно через региональную, а не национальную повестку.

Заключение

Таким образом, можно утверждать, что заявленная в конце 2016 года приоритетность центральноазиатского направления для внешней политики Узбекистана, оказалась не декларацией, а активно проводимой политикой. Инициативы Узбекистана, реализуемые последние четыре года и направленные на нормализацию двусторонних отношений с его соседями, вновь подняли вопрос о возможности конструирования «Центральной Азии» как региона, однако уже не на идеологической основе, а на принципах прагматизма, не через призму обеспечения региональной безопасности, а через реализацию имеющихся возможностей.

Происходит переход Узбекистана от региональной политики в рамках заданных априорных формальных схем («Центральная Азия как пять постсоветских республик») к региональной политике прагматического характера, когда в регион входят страны не по формальному признаку, а по признаку наличия реального взаимодействия. При этом, хотя конструирование региона идет под активным воздействием Узбекистана, речь не идет о каком-то особом положении этой республики в пространстве Центральной Азии: в официальном дискурсе Узбекистана практически не используется термин «региональный лидер» и, тем более, региональное сотрудничество не рассматривается через призму какой-либо межгосударственной конкуренции.

 

 

 

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram