Введение
Десятилетие малозаметного суверенного развития пяти новых республик Центральной Азии, вместе сформировавших самый молодой регион современного мира, было прервано трагическими событиями 11 сентября 2001 года. Самая мощная сверхдержава мира США подверглась невиданной прежде, запланированной террористической атаке. Поэтому все мировое внимание впервые было обращено на нестабильный Афганистан, непосредственно граничащий с Центральной Азией, откуда теперь исходила нетрадиционная угроза всему миру, без исключения. США удалось за короткий срок сформировать крупную коалицию своих близких и далеких союзников (сердцевина НАТО) и получить мандат ООН для вооруженной операции против террористического движения «Талибан».
Этому террористическому движению удалось за более чем пять лет существования не только установить свою реакционную власть на большей части территории страны, но и вобрать в свои ряды разношерстные группы террористов и религиозных экстремистов со всего мира. Данное обстоятельство выступило реальной угрозой не только для страны их пребывания, но и для стран Центральной Азии, а также для всего остального мира. Мировое сообщество консолидировалось против новой глобальной угрозы.
Международная коалиция во главе с США для упорной и успешной вооруженной борьбы с новой нетрадиционной угрозой – международным терроризмом и экстремизмом должна была опираться не только на лояльность соседних с Афганистаном молодых республик Центральной Азии, но и на наземную инфраструктуру и логистические центры.
Новая геополитическая конфигурация глобальных игроков в Центральной Азии привела не только к пересмотру существующих внешнеполитических ориентиров и парадигм в самих республиках Центральной Азии (от «опоры на Россию» к «многовекторности и открытых дверей»), но и к разработке новых подходов по отношению к этому молодому региону со стороны мирового сообщества.
Здесь необходимо отметить, что первенство разработки нового подхода (формат «C5+1») к этому молодому региону мира принадлежит Японии.
Начало разработки нового подхода
Общеизвестно, что третья экономика мира – Япония традиционно ориентируется на сотрудничество с развитыми странами Группы семи (G7) и АСЕАН, а главным приоритетным партнером являются США. Однако главное событие конца ХХ столетия – распад Советского Союза и появление нового региона – Центральной Азии привели к некоторой корректировке в традиционной внешнеполитической ориентации Японии.
Первая попытка переосмысления внешнеполитических приоритетов была предпринята в 1997 году, когда тогдашний премьер-министр Японии Хасимото Рютаро во время своего выступления перед Ассоциацией корпоративных руководителей высокого уровня провозгласил новую политику «Евразийской дипломатии». В рамках данной дипломатии провозглашалось укрепление отношений Японии со странами Центральной Азии и Кавказа (где пролегал Великий шелковый путь). Позднее ее переименовали на «дипломатию Великого шелкового пути», которая состояла из трех принципов:
- развитие механизмов политического диалога для укрепления взаимного доверия;
- экономическое сотрудничество в целях содействия процветанию регионов;
- сотрудничество в целях поддержания режима ядерного нераспространения, развития демократии и поддержания политической стабильности.
А в новых условиях, в первые годы пребывания в коалиции ISAF Япония, одним из первых среди сверхдержав мира, инициировала новый перспективный формат для диалога с регионом «Центральная Азия + Япония» (или «С5+1»). 28 августа 2004 года министр иностранных дел Японии Ёрико Кавагути впервые встретилась в столице Казахстана в Астане (ныне Нурсултан) со своими коллегами из всех пяти республик Центральной Азии (только Туркменистан был представлен не министром, а послом в этой республике).
По итогам данной встречи-диалога «Центральная Азия + Япония» был подготовлен пресс-релиз под перспективным заголовком «Отношения между Японией и Центральной Азией входят в новую эру». В нем было зафиксировано, что эта министерская встреча анонсировала Диалог в формате «Центральная Азия + Япония», символизируя, что отношения между Японией и Центральной Азией переходят на новый уровень. Результаты данной встречи-диалога охватывали три взаимосвязанных аспекта:
- углубление японско-центральноазиатских связей, где осознается, что мир и стабильность Центральной Азии имеет важное значение не только для стабильности Евразии, но и для всего остального мира;
- важность внутрирегиональной кооперации, где Япония (первая среди ведущих глобальных игроков) объявляет свою заинтересованность и реальную поддержку этой объективной (центростремительной) кооперации стран Центральной Азии в ее целостности;
- кооперация между Японией и Центральной Азией на международной арене предусматривала обмен мнениями в таких областях, как реформирование структур ООН, изменение климата, членство в ВТО и гуманитарная безопасность.
Как стало известно, этот формат с самого начала предусматривал не выборочный (селективный), страновой, а региональный или комплексный подход к постсоветской Центральной Азии. В это время некоторые крупные акторы рассматривали ее в составе тех или иных широких региональных образований (СНГ, ОДКБ, ОБСЕ, ШОС и т.д.). Поэтому Япония выступает пионером в перспективном (целостном) подходе к региону, когда сами акторы из этих пяти молодых республик занимались поиском своего места в составе тех или иных региональных структурах.
Япония выступает пионером в перспективном (целостном) подходе к региону
Эта концепция была взята Японией на вооружение с известной модели «АСЕАН+», которую она считала подходящим образцом и для нового региона мира – Центральной Азии, для повышения ее политического статуса и экономического потенциала в диалоге с новыми нерегиональными великими державами.
В октябре 2015 года японский премьер-министр Синдзо Абэ впервые совершил визит в Таджикистан, Туркменистан и Кыргызстан, тем самым став первым лидером Японии, посетившим эти республики.
Таким образом, «страна, восходящего солнца» выступила первой из держав современного мира, которая одной из первых в мире обратила свое внимание на нарастающий потенциал самого молодого региона мира (Центральной Азии) как «самоценного региона» в обширной Евразии и «протянула руку» для усиления центростремительных процессов в нем.
Усилия по внутренней региональной консолидации
А в это время создание сугубо региональной структуры «изнутри» политическим руководством самих центральноазиатских республик, после ряда попыток, не увенчалось успехом. Еще в 1993 г. политическое руководство Казахстана и Узбекистана заключили соглашение о мерах по углублению экономической интеграции, в следующем году (1994 г.) подписали соглашение о создании Единого экономического пространства (ЕЭП). С присоединением Кыргызстана к ЕЭП в том году было решено об образовании Центрально-Азиатского союза (ЦАС). В 1998 году к организации присоединился Таджикистан.
Однако из-за ограниченности ресурсов стран-участниц, было решено основное внимание уделить экономическому аспекту сотрудничества. Поэтому ЦАС был преобразован в Центрально-Азиатское Экономическое Сообщество (ЦАЭС). Договор об учреждении Организации ЦАС подписан 28 февраля 2002 года в Алма-Ате. Участниками договора стали четыре из пяти центральноазиатских государств — бывших союзных республик (кроме Туркменистана).
Через почти два месяца после рассматриваемой встречи министров внешнеполитических ведомств Японии и стран Центральной Азии 18 октября 2004 года в Душанбе на саммите ЦАС президент России Владимир Путин подписал протокол о присоединении России к этой организации. Россию пригласили в ЦАС по инициативе президента Узбекистана Ислама Каримова. 6 октября 2005 в Санкт-Петербурге на саммите ЦАС было принято решение объединить ЦАС с ЕврАзЭС.
Таким образом, жесткие постсоветские реалии не позволили молодому региону «вырваться» из их оболочек и заняться внутрирегиональной кооперацией сугубо собственными силами и возможностями.
Тем временем, глобальные игроки современного мира стали осознавать востребованность и актуальность японского формата «Центральная Азия+» (или «С5+1») и стали не только тщательно изучать их, но и брать их на вооружение.
Процесс универсализации японского подхода к региону Центральной Азии
Одним из первых этот японский опыт взаимодействия с Центральной Азией внедрило политическое руководство Южной Кореи.
Общеизвестно, что администрация президента Южной Кореи Ро Дэ У в конце 1980-х годов разработала концепцию «Северная политика», благодаря которой Южная Корея инициировала интенсивные контакты с Китаем и СССР. Последующие администрации в Республике Корея также уделяли этой политике особое внимание. Выделение центральноазиатского акцента в данной концепции, возможно, было связано с наличием в Узбекистане и Казахстане крупной корейской диаспоры. Данное обстоятельство выступило одним из важнейших мотивов поэтапного вхождения Корейской Республики в данный регион, после приобретения его республиками государственного суверенитета.
«Новая северная политика» Южной Кореи, объявленная после прихода администрации Мун ЧжуИна, охватывает также и республики Центральной Азии. Стратегия предполагает активизацию сотрудничества между странами Евразии путем формирования северного экономического сообщества в интересах мира и общего процветания. О серьезности в намерениях реализации стратегии говорит факт создания отдельной структуры высокого уровня – президентский Комитет по северному экономическому сотрудничеству.
Вслед за Японией Южная Корея перешла на формат «С5+1», создав отдельную площадку – Форум сотрудничества «Центральная Азия+ Республика Корея» (или корейский формат «С5+1»), который уже имеет опыт взаимодействия с регионом Центральной Азии более 10 лет.
Несомненно, в южнокорейском подходе, в котором также доминировало, в основном, региональное измерение, особо выделяется тесное налаживание торгово-экономических связей и разносторонних связей с корейскими диаспорами в регионе.
Лидер антитеррористической коалиции в Афганистане, США, интенсифицировавшие свои контакты со всеми странами Центральной Азии, одними из первых в мире в свое время признали политический суверенитет стран региона. В 1992 году Конгресс США принял Закон «О поддержке свободы», санкционировавший предоставление американской помощи 12 новым государствам СНГ, включая Центральную Азию, для относительно безболезненного переходного периода от коммунизма к демократии и рыночной экономике.
Соединенные Штаты Америки, также были одними из первых в стратегической оценке значимости Центральной Азии в международной системе после распада СССР и разработке соответствующей стратегии. Американская стратегия с самого начала исходила из принципа регионализма в Центральной Азии. Процесс разработки американской стратегии в регионе осложнялся встречными действиями геополитических соперников в регионе, а также противоречивостью развития самих центральноазиатских стран.
В своем выступлении помощник президента США по национальной безопасности Сэнди Бергер в Центре стратегических и международных исследований ( 27 марта 1997) отметил регион Каспия как сферу «национальных интересов» США. Данное обстоятельство, на основе формирующегося геополитического дуализма (США- Россия), характерно обрисовал известный американский политолог Зб. Бжезинский, который подчеркнул: «Доступ к ресурсам и получение доли его потенциального богатства, – писал он, – представляют собой те цели, которые возбуждают национальные амбиции, обусловливают корпоративные интересы, оживляют исторические требования, возрождают имперские устремления и разжигают международное соперничество…
Геостратегические импликации для Америки ясны: Америка слишком далека, чтобы доминировать в этой части Евразии, но слишком могущественна, чтобы не быть вовлеченной… Россия слишком слаба, чтобы восстановить свое имперское доминирование над регионом либо исключить такое доминирование других держав, но она слишком близка и сильна, чтобы ее исключать».
В 1999 году Конгресс США принял Закон о Стратегии Шелкового Пути, охватывающий страны Центральной Азии и Кавказа в рамках стратегии, направленной на поддержку проектов по созданию коммуникационных сетей между Европой и Азией через регионы Кавказа и Центральной Азии (минуя территорию России).
В 2005 году руководителем Института Центральной Азии и Кавказа Университета Дж. Хопкинса Фредериком Старром была выдвинута концепция «Большой Центральной Азии». Вскоре она была внедрена в политику США в центральноазиатском регионе. Суть концепции сводится к объединению республик Центральной Азии, Афганистана и стран Южной Азии в рамках учреждённого Вашингтоном «Партнёрства по сотрудничеству и развитию Большой Центральной Азии». Цель партнёрства – развитие сотрудничества включённых в него стран с Соединёнными Штатами и НАТО. Концепция «Большой Центральной Азии» некоторыми экспертами оценивалась как проект, направленный на политический, экономический и инфраструктурный отрыв центральноазиатского региона от России, Китая и Ирана.
Проект «Новый Шелковый путь» (The New Silk Road) США начали разрабатывать в 2009 г. Главной целью «Нового Шелкового пути» являлась, как и в проекте «Большая Центральная Азия», создание условий для наращивания торговых связей между странами Центральной и Южной Азии.
Однако к концу администрации Барака Обамы в США стали наблюдаться реальные шаги перехода к японскому формату «С5+1». Государственный секретарь Соединенных Штатов Америки Джон Керри и министры иностранных дел Республики Казахстан, Кыргызской Республики, Республики Таджикистан, Туркменистана и Республики Узбекистан приняли второе совместное заявление о партнерстве и сотрудничестве по итогам второй встречи на министерском уровне в формате «С5+1» в г. Вашингтоне, округ Колумбия, прошедшей 3 августа 2016 г.
Хотя во время администрации президента Дональда Трампа регион Центральная Азия был отодвинут от центра внешнеполитических приоритетов США, госсекретарь Майкл Помпео использовал формат предыдущей администрации в установлении и поддержании диалога со странами региона.
Символично то, как утверждает известный узбекский политолог Фарход Толипов, визит госсекретаря США Майк Помпео в Казахстан и Узбекистан (февраль 2020) практически совпал по времени с принятием новой Стратегии США в Центральной Азии на период 2019-2025 годы. Необходимо подчеркнуть, что в данной стратегии США рассматривают Центральную Азию как «самоценный регион».
В подходе США к формату С5+1 прежде всего, превалирует геостратегическое измерение Центральной Азии
Несомненно, в подходе США к данному формату (С5+1) прежде всего, превалирует геостратегическое измерение Центральной Азии, которая граничит с их «экзистенциальными» противниками – Китаем и Россией, поэтому укрепление совокупной мощи стран региона и их «выход» из зоны интересов этих двух сверхдержав отвечает не только национальных интересам региона, но и США. Поэтому в их подходе, несмотря от ухода от предыдущих проектов, доминирует содействие более тесному сближению между Центральной и Южной Азией.
Переход США по отношению к Центральной Азии в формат «С5+1» не мог не привести к корректировке внешнеполитического подхода их главного конкурента в постсоветском пространстве – России, традиционно рассматривающей это пространство (включая Центральную Азию) как арену своих национальных интересов. Россия традиционно рассматривала регион через призму принадлежности стран региона к региональным структурам, возглавляемым или координируемым ею (СНГ, ОДКБ, ЕАЭС).
Также на это не могли не повлиять и центростремительные процессы в самом регионе после прихода к власти в центровом государстве региона – Узбекистане Шавката Мирзиёева, который объявил тесное центральноазиатское сотрудничество одним из приоритетных направлений внешней политики республики. Эта центростремительная инициатива нашла поддержку во всех столицах государств региона.
В начале апреля 2019 года состоялась первая встреча министра Сергея Лаврова со всеми пятью центральноазиатскими коллегами, на которой доминировала тематика безопасности, где у России имеется бесспорные преимущества.
Очередное заседание Совета министров иностранных дел государств-участников СНГ в Ашхабаде 10 октября 2019 года дало уникальный случай продолжения данного формата (С5+1) не только с российским, но и туркменским участием, традиционно избегавшим многосторонних встреч из-за его статуса «постоянного нейтралитета». Как сообщало МИД России: «министры обсудили актуальные вопросы текущего взаимодействия в формате шести государств в сферах региональной стабильности и безопасности, экономического сотрудничества, взаимодействия на международной арене, а также в культурно-гуманитарной области…Подтверждена общая заинтересованность в продолжении полезного обмена мнениями в указанном составе на регулярной основе.».
А очередное (третье) заседание министров иностранных дел стран Центральной Азии и России проходило в середине октября 2020, в дни очередной смены власти в Кыргызстане, по видеоконференции. Несмотря на виртуальность данной встречи, стало уже очевидным, что российская сторона также окончательно приняла на вооружение первоначально японский формат общения с регионом (С5+1).
Однако принятие данного формата Россией не избавляет экспертов региона от той мысли-тревоги, что, как и 15 лет тому назад, ее активное вхождение в сугубо региональный формат, прежде всего, направлено на «перетягивание» всех (пяти) стран региона в возглавляемый Россией ЕАЭС.
Что насчет ЕС?
Европейские государства, занятые укреплением собственного нового регионального образования – Европейский Союз (ЕС), на первоначальном этапе не стали особо акцентировать внимание на республики Центральной Азии, как на отдельный регион, а обращали свое внимание на новое региональное образование постсоветского пространства СНГ, свидетельством чего является реализация программы Европейского союза ТАСИС (ТACIS – Техническая помощь Содружеству Независимых Государств) по содействию ускорению процесса экономических реформ и демократизации в новых государствах всего СНГ.
Впервые Европейский Союз обратил внимание на новый регион мира – Центральная Азия через призму формирования транспортно-логистической инфраструктуры с этим отдаленным регионом. В мае 1993 г. в столице ЕС на конференции была инициирована Программа ТРАСЕКА (Транспортный коридор Европа-Кавказ-Азия) при участии министров торговли и транспорта из 8 стран Южного Кавказа и Центральной Азии.
Через год после инициирования японского подхода к региону Центральной Азии (2005 год), правительство ФРГ, председательствующей в ЕС, инициировало разработку новой целостной стратегии ЕС, предназначенной сугубо для пяти постсоветских стран Центральной Азии. В июне 2007 года была принята полноценная Стратегия «Европейский Союз и Центральная Азия: Новое партнерство». Примечательно отметить, что в данной Стратегии ЕС не стал выделять одну страну или один приоритет для сотрудничества, что могло бы поставить другие республики на второстепенные роли, а стал использовать механизмы как двустороннего, так и регионального подходов.
Данный сбалансированный подход был позитивно воспринят во всех столицах стран региона. Следующие актуальные вопросы современности как права человека, верховенство права, ответственное государственное управление и демократизация, молодежь и образование, содействие экономическому развитию, торговле и инвестициям, укрепление энергетических и транспортных каналов, устойчивость в области окружающей среды и водные ресурсы, межкультурный диалог и борьба с общими угрозами были внесены в повестку дня для реализации данной Стратегии, ставшей основным документом сотрудничества между двумя регионами обширной Евразии.
Однако две проблемы не позволили успешно реализовать данную Стратегию ЕС в нашем регионе по двум причинам:
- менторский подход к реализации данной Стратегии со стороны руководства Евросоюза, который рассматривал общественно-политические трансформации в регионе через призму собственных механизмов измерения, не учитывающих существующих типов политической культуры и общественный настрой в пяти республиках Центральной Азии;
- потребительский подход со стороны соответствующих правительственных ведомств и структур стран Центральной Азии, ответственных за реализацию соответствующих аспектов данной Стратегии.
15 мая 2019 года Еврокомиссия анонсировала завершение разработки и принятия Новой Стратегии по отношению к Центральной Азии. Хотя пандемия коронавируса COVID-19 не позволила полностью раскрыть потенциал новой Стратегии, ее региональный (целостный) аспект в подходе к Центральной Азии, близкий по духу «С5+1», не подлежит к сомнению.
Другие игроки
Первая встреча глав МИД Индии и пяти стран Центральной Азии с приглашением афганского министра иностранных дел прошла по индийской инициативе в «столице» Центральной Азии – в городе Самарканде, в формате «5+1+1» (12-13 января 2019 г.), где обсуждались, среди прочего, не только вопросы создания трансафганских транзитных перевозок, но и внутри афганского урегулирования. Эта министерская встреча индийского министра со своими центральноазиатскими партнерами, а также визит премьер-министра Нарендра Моди во все пять республик свидетельствует о том, что и Индия приняла на вооружение первоначально японский формат «С5+1».
В настоящее время, когда все сверхдержавы мира инициируют крупные проекты в Центральной Азии, Индия также начинает собственную серьезную игру по налаживанию торгового пути во внутреннюю Азию. Из-за жесткой конкуренции с Пакистаном, в прямом направлении в Центральную Азию через Афганистан, Индия не может прямо войти в регион и вынуждена выбрать «ход конем».
Логика «хода конем» Индии предполагает прямую морскую связь между портом Мумбаи и иранским портом Чабахар, чтобы оттуда железной дорогой (которая ускоренно строится), перебрасывать свои товары в Афганистан и республики Центральной Азии и далее в сопредельные регионы, обойдя с моря Пакистан.
В подходе Индии, также озабоченной усилением в Южной Азии (и соседнем Среднем Востоке) религиозного экстремизма, главным является наладить тесные связи с секулярными государствами Центральной Азии для балансирования межрегиональных связей в религиозно-светском дуализме.
Политическое руководство Китая, традиционно рассматривающее площадку Шанхайской Организации Сотрудничества (ШОС) для поддержания разносторонних связей с Центральной Азией, стало также осознавать целесообразность наличия отдельной самостоятельной площадки для диалога с регионом. Доказательством данной мысли является онлайн встреча министра иностранных дел Китая Ван И со своими коллегами из всех пяти стран региона в условиях пандемии.
В китайском подходе, на наш взгляд, по отношению к региону через призму «С5+1» доминируют как вопросы безопасности, так и его транзитный потенциал. По мере усиления важности сухопутных грузоперевозок из Китая в Европу через Центральную Азию из-за перенасыщенности мировых морских перевозок и уязвимости некоторых их «узких мест» (Суэцкий канал», Малаккский, Мандебский и Ормузский проливы), актуализируются вопросы безопасности прохождения регулярных грузов между ними.
Заключение
Несомненно, завершение первого этапа строительства национальных государств с необходимыми их атрибутами во всех молодых государствах Центральной Азии (1991-2016 гг.) не могло не инициировать на новом уровне актуальный вопрос тесной региональной кооперации. Уже второе поколение политических руководителей, ярким представителем которого выступает Шавкат Мирзиёев, также обратилось к актуальной проблеме тесной региональной кооперации. Первый срок президентства лидера Узбекистана демонстрирует, что с каждым годом усиливаются центростремительные процессы в регионе Центральной Азии, когда были проведены две стартовые неформальные встречи на верхах (март 2018, Нурсултан, и ноябрь 2019, Ташкент).
Внутренний настрой среди политического руководства и широких слоев общества во всех странах на тесную региональную кооперацию, поддержанный большинством ведущих игроков первоначально японский формат «С5+1» создают благоприятную внутреннюю и внешнюю среду для ускоренной «кристаллизации» регионального облика Центральной Азии.
Самым востребованным подходом в современных международных отношениях к диалогу с молодыми республиками Центральной Азии («С5+1») оказался подход японских специалистов-теоретиков. За более полутора десятилетия он прошел не только успешное испытание, но и превратился для ведущих мировых игроков в основной инструмент установления и поддержания диалога со странами региона, постепенно вытесняя других или переформатировав их в конструктивное русло. Становится все более очевидным, что в мировом сообществе Центральная Азия воспринимается как целостный регион, что может стать дополнительным аргументом в пользу региональной интеграции пяти стран и мотивировать новую динамику в этом процессе.
Правила комментирования
comments powered by Disqus