Спустя более 40 лет непрерывных боевых действий, из которых четверть пришлась на советскую войну в ДРА, четверть — на гражданские войны между победившими моджахедами, а потом ими же и талибами, и половина — на американское и натовское военное присутствие, Афганистан напоминает разворошенное осиное гнездо.

В Индии эту страну часто называют «сердцем Азии» — в ней сошлись узлы очень многих региональных и глобальных вопросов. Все это может породить многочисленные проблемы безопасности для России, а также для тех стран постсоветской Центральной Азии, безопасность которых Москва гарантирует в рамках ОДКБ (это Таджикистан, Киргизия и Казахстан) или тесных двусторонних отношений (Узбекистан и Туркменистан). В начале июля 2021 г. таджикские власти официально обратились к OДКБ за помощью для охраны границы с Афганистаном.

Можно перечислить три главных эпизода недавней истории Вооруженных сил России, которые связаны с Афганистаном:

1. Хорошо известный опыт советско-афганской войны (1979–1989 гг.).
2. Разведение сторон в 1990-е г. в ходе гражданской войны в Таджикистане, а затем участие российских пограничников в столкновениях на афгано-таджикской границе. Наиболее драматичным эпизодом той войны было уничтожение боевиками 25 российских пограничников 13 июля 1993 г. на 12 заставе Московского пограничного отряда. В том бою одним из командиров террористов был будущий лидер чеченских боевиков Хаттаб.
3. Принятие участия России в «Баткенской войне» в Киргизии в 1999 г. в рамках договора о коллективной безопасности СНГ. В ходе той минивойны представители связанной с Аль-Каидой террористической группировки Исламское движение Узбекистана, пытаясь ворваться в страну происхождения после организованных в Ташкенте мощных терактов, завязли в Баткенской области Киргизии.

К этому можно добавить тесные связи наиболее радикального крыла северокавказских боевиков с Талибаном через Аль-Каиду. Последняя активно участвовала в двух чеченских войнах. Подрывники, осуществлявшие многие из прогремевших в России терактов, были обучены инструкторами, присланными Аль-Каидой из Афганистана. Ключевым лицом, осуществлявшим связи между Афганистаном и Чечней, был упоминавшийся ранее известный полевой командир, основной союзник Шамиля Басаева, Амир ибн аль-Хаттаб, воевавший ранее с СССР в Афганистане (1987–1992 гг.), затем перенесший свой «джихад» в Таджикистан (1993 г.) и в Чечню (1994–1995 гг.).

Кроме того, на наших глазах образуется новая связка между воевавшими против России в Сирии боевиками (прежде всего, из числа выходцев с постсоветского пространства) и Афганистаном через территориальное подразделение ИГИЛ в Афганистане «Исламское государство Хорасан» («ИГИЛ-Хорасан»), а также через этнические экстремистские группировки, связанные с Аль-Каидой.

Рост угроз на афганском и центральноазиатском направлении неизбежно воспринимается в России в контексте всех перечисленных событий.

Взаимосвязь угроз со стороны международного терроризма в Центральной Азии, Афганистане и на Ближнем Востоке

Усиливающаяся в связи с выводом американских войск и ожесточением гражданской войны нестабильность в Афганистане создает серьезные проблемы безопасности странам Центральной Азии.

Даже если принять за истину многочисленные заявления представителей Талибана о том, что он не будет нападать на страны Центральной Азии (последнее было озвучено представителями этой организации 8 июля 2021 г. в Москве), то это не отменяет угрозу, связанную с многочисленными этническими экстремистскими группировками выходцев с постсоветского пространства, которые сейчас базируются на севере Афганистана, близко к границам стран Центральной Азии. Недавнее наступление Талибана, и его выход на границы государств региона только усугубили эту проблему. Более того, оно неизбежно, так как северный Афганистан — это исторические земли Бухарского эмирата, населенные теми же самыми таджиками, узбеками, туркменами и киргизами, что живут и по другую сторону бывшей советской границы. Втягивание региональных игроков в афганский конфликт уже происходит.

8 июля 2021 г. в Москве представители Талибана заявили о контроле 90% границ Афганистана, а также 85% его территории (хотя контроль над многими районами и административными центрами провинций оспаривается). По данным ГКНБ Таджикистана, талибы взяли под свой контроль более 70% таджико-афганской границы, протяженность которой — 1430 км. Более 2 тыс. афганских военнослужащих под натиском Талибана отступили на таджикскую территорию. Около 1500 жителей афганского Бадахшана также бежали от талибов в Таджикистан, включая не только этнических таджиков, но и киргизов. Под влиянием этих событий 5 июля президент Таджикистана Рахмон на заседании Совета безопасности страны приказал мобилизовать 20 тыс. военнослужащих резерва для укрепления границы с Афганистаном. Таджикистан готовится принять тысячи афганских беженцев. Министр обороны Сергей Шойгу заявил о готовности России оказать военную помощь Таджикистану в случае возникновения угроз из Афганистана.

Опасность для России усиливается в связи с тем, что разгромленные в Сирии и Ираке террористические группировки (в частности, ИГИЛ) проявляют интерес к перебазированию в Афганистан и Центральную Азию (наряду с Африкой). Как отметил С. Шойгу: «Мы, конечно, очень надеемся, что в Афганистане будет достигнут какой-то консенсус и межнациональное примирение. Но при этом мы видим, насколько активно перемещаются, передвигаются туда из разных регионов, в том числе из Сирии, Ливии, игиловские подразделения».

При этом существует проблема «террористической эмиграции» боевиков центральноазиатского происхождения, которые могут либо вернуться с Ближнего Востока домой (создав там угрозу терактов), либо поехать воевать в соседний Афганистан. Боевики Центральной Азии создают угрозу терактов не только в регионе, но и в глобальном масштабе. Только в 2017 г. ими были совершены четыре крупных теракта в США, Турции, Швеции и России. Поэтому наша страна, как и все международное сообщество, заинтересована в том, чтобы не допустить укоренения террористических группировок в Центральной Азии и Афганистане.

Согласно докладу The Soufan Center, общее количество боевиков из ЦА, которые уехали в Сирию и Ирак, превышает 5 тыс. человек. Если их разбить по странам происхождения, то получается следующая картина: Казахстан — более 500 человек (11,90%), Киргизии — более 500 человек (11,90%), Таджикистан — 1300 человек (30,95%), Туркменистан — более 400 человек (9,52%), Узбекистан — более 1500 человек (35,71%). Центральноазиатские боевики вместе с северокавказскими из России и уйгурскими из Китая воевали на Ближнем Востоке за ИГИЛ [4]. Также выходцы из Центральной Азии поддерживали ряд других более мелких террористических ближневосточных группировок, которые запрещены в России — «Джамаат Имам Бухари», «Джейш-аль-Мухаджирин», «Джамаат Сайфулла Шишани», «Таухид валь-Джихад» и т.д.

Представляет угрозу активность трансграничных криминальных группировок, а также борьба за контроль над потоками контрабанды, особенно, наркопотоками по «Северному маршруту» из Афганистана через Центральную Азию в Россию и далее в Восточную и Северную Европу. Последнее особенно важно в связи с тем, что террористическая деятельность финансируется в том числе за счет наркодоходов.

Дополнительно к перечисленным проблемам можно добавить следующие факторы, которые усиливают угрозу для России на афганско-центральноазиатском направлении:

• Широкая исламистская пропаганда в Центральной Азии с использованием новейших средств коммуникации.
• Сложившийся в регионе после распада СССР кризис идентичности. Известный киргизский теолог Кадыр Маликов отмечает: «Причиной этого кризиса стало разочарование в светских институтах власти и в традиционном духовенстве. Традиционное духовенство не может адекватно отвечать на современные политические вопросы, оно ограничено исключительно исполнением обрядов. На вопросы, связанные с политикой, джихадом, они не могут отвечать, в этих областях они некомпетентны. Вдобавок к этому всему можно упомянуть высокий уровень коррупции, в особенности в правоохранительных органах, несправедливость суда, общую слабость государства, существующие социальные проблемы. Это все накладывает определенный отпечаток. В этом отношении в Центральной Азии складываются все условия для радикализации».
• Существует «группа риска» для исламистской вербовки, к которой относятся гастарбайтеры, миллионами отправляющиеся из стран Центральной Азии на заработки в Россию. Эти люди особенно подвержены джихадистской пропаганде.
• Ряд факторов заставляет отнести некоторые из стран региона к «хрупким» государствам (fragile states). «Хрупкость» государств (см., например, «The Fragile States Index») создает потенциал образования «несостоявшихся государств» (failed states).
• Очевидна связь очень высокой коррупции в регионе с наркоторговлей по северному маршруту транспортировки наркотиков из Афганистана в Россию. Причем коррупция светских институтов в регионе является основной мишенью исламистской пропаганды.
• Распространение бедности, аграрного перенаселения при дефиците воды и плодородной земли, деградации созданных в советское время систем социального обеспечения, образования и медицины. Плотность населения в Ферганской долине является одной из самых высоких в мире. За последние 10 лет демографический рост здесь показал 32%. Сегодня в долине популярны учения салафизма и ваххабизма, активно работают иностранные проповедники и вербовщики.
• Наличие серьезных межгосударственных конфликтов, особенно в Ферганской долине, к числу которых можно отнести обострившиеся весной 2021 г. противоречия между Таджикистаном и Киргизией, приведшие к масштабным военным столкновениям.
• Уход в подполье и дальнейшая радикализация в ряде случаев становится единственным средством выживания для сторонников политического ислама. В Киргизии власти разрешают функционировать запрещенной во многих странах СНГ пакистанской исламистской организации «Таблиги Джамаат».
• «Коронакризис» обострил проблемы неэффективного правления в ряде стран региона.

Деятельность ИГИЛ и Аль-Каиды в Афганистане и их угроза Центральной Азии

Угроза для постсоветских стран Центральной Азии обычно связывается с деятельностью двух наиболее зловещих террористических группировок, носящих глобальный характер — ИГИЛ и Аль-Каидой. В связи с этим рассмотрим появление ИГИЛ в Афганистане и активизацию Аль-Каиды, причем, с точки зрения вопроса о ситуации конкретно на севере Афганистана и на границах стран Центральной Азии.

Появление отдельных небольших групп, являющихся сторонниками ИГИЛ, началось на пакистанской и афганской территории осенью 2014 г. Первыми носителями экстремистской идеологии в Афганистане были, возможно, иностранные боевики из числа пакистанцев, арабов, чеченцев и других выходцев из российского Северного Кавказа, представителей Центральной Азии (узбеков, таджиков, киргизов) и Китая (уйгуров). На следующем этапе важную роль в становлении ИГИЛ в Афганистане и Пакистане сыграли группы, отколовшиеся от пакистанского Талибана.

Массовому проникновению связанных с ИГИЛ боевиков в Афганистан и смене ориентации части пакистанских талибов способствовало проведение масштабной операции пакистанской армии «Зарб-е-Азб», в результате которой большое количество представителей пакистанского Талибана и других террористических групп было вытеснено из пакистанских Вазиристана и Белуджистана на территорию Афганистана. Вытесненные в Афганистан группы пакистанских талибов стали в больших количествах приносить присягу на верность главе ИГИЛ Абу Бакру аль-Багдади. Как отмечается в докладе российских и таджикских экспертов: «В Афганистане часто можно услышать и прочитать, что весной-летом 2014 г. между пакистанской разведкой (ISI) и представителями ЦРУ, а затем между ISI и руководством афганских и пакистанских талибов было заключено секретное соглашение о передислокации боевиков. В рамках этого соглашения «выдавливаемым» с территории Пакистана вооруженным группам якобы оставляют коридор для отхода в Афганистан; их даже стимулируют переходить в северо-восточные, северные и западные провинции страны».

В целом ИГИЛ за очень короткий период сумел утвердиться в Афганистане и превратиться в одного из важных местных игроков. Согласно оценке представителя МИД Афганистана доктора Мирваиза Балха, ИГИЛ-Хорасан отличается от других террористических структур, включая движение «Талибан» и Аль-Каиду, следующими характеристиками: оно более воинственно; лучше умеет обеспечивать экономическую самостоятельность; вербует преимущественно образованную молодежь; более прагматично в целом ряде вопросов; создает более эффективные и децентрализованные террористические сети; более активно использует Интернет.

Одновременно с вытеснением боевиков в Афганистан из северного Пакистана зимой-весной 2015 г. были проложены логистические коридоры для снабжения этих групп. Представители афганских силовых структур убеждены в причастности пакистанской Межведомственной разведки (ISI) как в появлении боевиков ИГИЛ в Афганистане, так и в их поддержке. Согласно заявлению заместителя главы нижней палаты парламента Афганистана А. Кадира, переброска боевиков осуществлялась таинственными вертолётами без опознавательных знаков. В январе 2016 г. в одном из районов восточной афганской провинции Газни, находящемся под контролем боевиков, совершили посадку 4 неопознанных вертолёта. Летом 2021 г. С. Шойгу заявил о «довольно серьезной организованности передвижений ИГИЛ».

Важным зафиксированным аспектом проникновения боевиков ИГИЛ в Афганистан стало усиленное финансирование с Ближнего Востока. Спецпредставитель президента РФ по Афганистану Замир Кабулов, в частности, заявлял, что ИГИЛ получает до 70% средств для своей деятельности из-за рубежа, а доходы от деятельности в Афганистане (в том числе связанной с наркоторговлей) покрывают около 30% затрат. Многие афганские наблюдатели говорят об очень хорошем снабжении ИГИЛ. Например, первый заместитель спикера нижней палаты афганского парламента Абдул Захир Кадир выражал обеспокоенность в связи с высоким уровнем оснащения боевиков ИГИЛ в провинции Нангархар. По его словам, им недоставало только танков и вертолётов, а все остальное у них было.

Процесс проникновения ИГИЛ в Афганистан был неслучайным и нестихийным, его поддерживают серьезные региональные и, возможно, глобальные силы. Поэтому игнорировать фактор ИГИЛ-Хорасан как ключевую угрозу региональной безопасности невозможно. По этому поводу в самом регионе, а также на Востоке и Западе существуют многочисленные теории заговора, в анализ которых я сейчас вдаваться не буду, так как это потребовало бы отдельного исследования.

Переход из Талибана в ряды ИГИЛ был особенно характерен для ряда групп иностранных боевиков, в том числе, связанных с постсоветскими странами. Считавшаяся частью Аль-Каиды «Исламское движение Узбекистана» в августе 2015 г. распространило видеоролик, в котором некоторые его представители сообщили о своем вхождении в ИГИЛ. Важную роль в просачивании этой террористической организации в провинцию Кундуз сыграл переход под знамена ИГИЛ части группировки «Джундулла» (изначально эта группировка финансировалась из Саудовской Аравии и располагалась на пакистанской территории). Сообщения конца 2015 г. из провинции Баглан (уезд Борка) также говорят о появлении там боевиков ИГИЛ, и там также важную роль в этом процессе сыграли боевики «Джундуллы».

Интерес ИГИЛ к северу Афганистана афганские власти связывали и с операцией российских ВКС в Сирии. В октябре 2016 г. первый вице-президент Афганистана Абдул Рашид Дустум со ссылкой на отчеты спецслужб предупредил о планах ИГИЛ к весне 2017 г. перебросить на север Афганистана тысячи боевиков из Ирака и Сирии. По его словам, речь идет в основном о выходцах из Таджикистана, Узбекистана, Киргизии и Северного Кавказа. Большую роль в проникновении ИГИЛ на севере, как и на востоке Афганистана, играют иностранные боевики. В частности, в провинции Кундуз, по мнению губернатора Мохаммада Омара Сафи, заметны боевики из Таджикистана, Узбекистана, Киргизии, Турции и Северного Кавказа.

В настоящее время наблюдается рост интереса ИГИЛ к Афганистану и Центральной Азии в связи с поражением ИГИЛ в Сирии и Ираке. По сути, в связи с ростом нестабильности в Афганистане у ИГИЛ появился шанс получить новую территориальную базу, потерянную на Ближнем Востоке.

Как отмечал спецпредставитель президента РФ по Афганистану Замир Кабулов, в нескольких северных афганских провинциях созданы центры подготовки боевиков, связанные с различными международными террористическими группировками. Последние аффилированы с талибами, ИГИЛ, Аль-Каидой, различными этническими группировками (выходцы из стран Центральной Азии, уйгуры, кавказцы, арабы).

Тенденция к усилению хаоса даже на ранее благополучном севере Афганистана подтверждается тем, что имеются сообщения о периодической смене разными антиправительственными отрядами белых флагов талибов на черные флаги ИГИЛ, и наоборот. При этом смена флага зависит от разных конъюнктурных факторов, в частности, от притока денег внешних спонсоров или других краткосрочных политических интересов.

Наряду с ИГИЛ не менее серьезную угрозу для постсоветского пространства представляют различные этнические группировки, связанные с Аль-Каидой. Скопление последних также наблюдается в Северном Афганистане. В этом контексте стоит отметить, что афганские власти и представители международной коалиции заявляли об активизации Аль-Каиды в стране уже в 2015–2016 гг., что подтверждалось российскими и центральноазиатскими экспертами. В настоящее время также поступают многочисленные сообщения об участии боевиков Аль-Каиды в боях с правительственными войсками, в том числе на севере Афганистана. При этом Талибан так официально и не объявил о разрыве отношений с Аль-Каидой, а сами представители последней в Афганистане неоднократно присягали на верность лидерам Талибана.

Будут ли талибы противостоять ИГИЛ и Аль-Каиде?

Ключевой вопрос, связанный с проблемами обеспечения безопасности стран постсоветской Центральной Азии заключается в том, будут ли талибы взаимодействовать с ИГИЛ, Аль-Каидой и связанными с ними многочисленными этническими группировками, включающими выходцев из постсоветского пространства? Талибы неоднократно заявляли о том, что они противостоят ИГИЛ и о том, что они не будут нападать на страны Центральной Азии, повторив этот тезис на пресс-конференции в Москве 8 июля. Напоминаем, что этот тезис не относится к Аль-Каиде и этническим постсоветским группировкам.

В случае, если Талибан действительно сможет и захочет эффективно противостоять ИГИЛ, то это уже может стать одним из весьма позитивных для России аспектов решения афганской проблемы. На это, в частности, указал спецпредставитель по Афганистану Замир Кабулов.

Будущее Афганистана сложно предсказать. Поэтому я могу лишь привести тезисы экспертных дискуссий, связанные с противостоянием или, напротив, сотрудничеством Талибана и ИГИЛ.

Одновременно с появлением вытесненных из Пакистана боевиков в Афганистане пошла пропагандистская кампания ИГИЛ, в ходе которой афганских талибов стали уговаривать присягнуть на верность ИГИЛ. «Халиф» ИГИЛ Абубакр Багдади 25 января 2015 г. назвал лидера талибов муллу Омара «безграмотным и непросвещённым боевиком». Затем было объявлено о создании провинции ИГИЛ «Хорасан», которая включает территории Афганистана, Пакистана, части Индии и Ирана, государства постсоветской Центральной Азии и китайский Синьцзян.

После появления ИГИЛ-Хорасан начался переход ряда талибских отрядов на его сторону. Наряду с притоком средств с Ближнего Востока и поддержкой ИГИЛ через логистические каналы из Северного Пакистана этому способствовали конфликты между различными отрядами талибов из-за контроля над доходами от плантаций мака и лабораторий по производству героина. Важную роль в переходе в ИГИЛ играли также террор и запугивание бывших талибов.

В настоящий момент в экспертной среде во всем мире идет дискуссия о фундаментальных факторах, препятствующих или, напротив, благоприятствующих переходу в ряды ИГИЛ бывших талибов.

С одной стороны, большинство экспертов отмечает наличие существенных идеологических различий между талибами и ИГИЛ, а также в связи с этим чуждость игиловской идеологии как Афганистану в целом, так и его пуштунскому населению в частности. Талибы — последователи ханафитского толка ислама, который относится к числу довольно умеренных в плане допущения народных традиций. Более того, для талибов наряду с исламом ключевую роль в их идеологии играет традиционный пуштунский кодекс чести (Пуштунвали).

ИГИЛ относится к числу наиболее непримиримых салафитов, отвергающих все народные традиции и обычаи во имя «чистого» ислама. Политические разногласия ИГИЛ и талибов также велики. Цели талибов в целом не выходят за рамки Афганистана. Это, по сути, пуштунское националистическое движение (будь то афганские или пакистанские талибы). Задача талибов — создание пуштунского исламского эмирата, изгнание иностранцев, установление господства пуштунов над непуштунскими территориями в Афганистане. ИГИЛ является наиболее радикальным направлением джихадизма и салафизма, и его цель — создание глобального исламского халифата, для чего необходима непримиримая борьба как с внешними неверными, так и с внутренними «еретиками». Более того, суть идеологии ИГИЛ — это ожидание скорого «конца света», что в свете данной перспективы делает задачи талибов по национальному строительству вообще бессмысленными.

Однако означает ли это, что взаимодействие талибов и ИГИЛ совсем невозможно? Оказывается, что при более внимательном анализе между их идеологиями и политическими целями найдется очень много опосредованных звеньев. Поэтому кажущийся на первый взгляд невозможным альянс отдельных групп внутри движения «Талибан» и ИГИЛ на деле весьма вероятен.

Во-первых, талибы, также как Аль-Каида и ИГИЛ, в период своего правления боролись с «неисламскими» народными традициями и памятниками культуры. В частности, можно напомнить о масштабном разрушении исторических памятников, особенно статуй Будды в провинции Бамиан.

Во-вторых, как талибы, так и такфиритские салафитские группировки, никогда не стеснялись прибегать к массовому террору против своих противников внутри ислама. В частности, особо жестокими были действия против афганских шиитов-хазарейцев, а также некоторых других представителей непуштунских меньшинств. Проникновение ИГИЛ в Афганистан, в частности, связано в том числе и с активным проведением терактов против шиитов (особенно связанных с Ираном хазарейцев).

В-третьих, сейчас разворачивается процесс «афганизации» и «пуштунизации» ИГИЛ в Афганистане. В руководстве «провинции Хорасан» важную роль играют не арабы, а пуштуны (прежде всего пакистанские). В таком уже «пуштунизированном» виде идеология и практики ИГИЛ оказываются намного приемлемее для афганских пуштунов.

В-четвертых, уже имел место давний процесс взаимодействия и взаимовлияния предшественников движения «Талибан» и ИГИЛ, эти две структуры исторически тесно связаны. Речь идет о многочисленных тренировочных лагерях, организованных Бен Ладеном в Пакистане еще в эпоху войны против СССР. Позже на основе этих лагерей в арабском мире возникла «Аль-Каида», из которой выделилось в Ираке ИГИЛ). В Афганистане же сходные лагеря стали предшественниками образования талибского движения уже в 1990-е гг. Причем и Аль-Каида, и движение «Талибан» были изначально тесно связаны с пакистанской Межведомственной разведкой и спонсорами из числа радикальных арабских исламских фондов. Многие из элементов идеологии ИГИЛ разделяет и Аль-Каида (как известно, исторически ИГИЛ именно от Аль-Каиды и «отпочковалось»). Вместе с тем Аль-Каида вполне успешно взаимодействует с талибами.

В-пятых, тезис о том, что талибы хотят ограничиться только Афганистаном и пуштунскими территориями Пакистана, достаточно спорен. В краткосрочной перспективе на большее у Талибана просто не хватало сил, однако планы экспансии (по крайней мере косвенно — через помощь Аль-Каиде) у него все-таки имелись. Формально талибы заявляют о том, что они не будут вести борьбу против расположенных в Центральной Азии режимов (такое заявление повторно было сделано в ходе визита представителей Талибана в Москву летом 2021 г.). И, действительно, прямых вторжений талибов в Центральную Азию не было в 1990-е гг., когда они вышли к границам бывших советских республик. Однако движение «Талибан», в том числе через Аль-Каиду, всегда активно поддерживало ИДУ и другие центральноазиатские экстремистские группировки, сохраняя с ними все эти годы союзнические отношения. А они, в свою очередь, организовывали вторжения и теракты в Центральной Азии (в частности, стоит вспомнить о терактах в Ташкенте и «Баткенской войне» в Киргизии в 1999 г.).

В-шестых, у ИГИЛ (как и ранее у «Аль-Каиды») есть даже определенные преимущества перед талибами на севере Афганистана и в Центральной Азии. Эта террористическая организация имеет возможность апеллировать отнюдь не только к пуштунам и поэтому может привлечь в свои ряды представителей непуштунских этнических групп Афганистана, а также многочисленных международных террористов, приезжающих в эту страну (особенно после вытеснения их с северных районов Пакистана). Поэтому на севере ИГИЛ превращается для талибов в ценного союзника, и не случайно конфликт этих двух организаций касается только востока страны.

В-седьмых, уже сейчас есть подозрения относительно того, что талибы и ИГИЛ борются между собой за контроль над наркопотоками только в одном очень ограниченном ареале — на востоке Афганистана (на чисто пуштунских территориях). На непуштунском севере никакого противостояния между ними не наблюдается, скорее, обе организации там противостоят правительственным войскам и остаткам Северного альянса. По этому вопросу солидарно большинство российских экспертов. По сути, этот факт признал в сентябре 2015 г. даже главнокомандующий Объединенных вооруженных сил НАТО в Европе Филипп Бридлав. В ходе мультимедийного круглого стола в Кабуле он отметил: «Афганские талибы, не разделяющие идеологию ИГИЛ, противодействуют росту влияния этой группировки. Тем не менее есть такие районы, где две террористические организации предпочитают не вступать в конфронтацию, и это необходимо учитывать в будущем».

В конечном итоге как ИГИЛ, так и талибы снабжаются через одни и те же логистические коридоры, проложенные через территорию Пакистана, и в целом эти коридоры находятся, скорее, в руках талибов, чем ИГИЛ. Таким образом, появление отряда ИГИЛ в любом районе Афганистана, в особенности столь далеко от Пакистана, означает, что игиловцы как минимум договорились с талибами о пропуске своих караванов с оружием по контролируемой ими территории. Это дает основания для многочисленных ходящих по Афганистану слухов о сговоре ИГИЛ и талибов.

Если брать ситуацию в динамике, то существование ИГИЛ и Аль-Каиды дает дополнительный стимул для радикализации талибов. Если руководство движения «Талибан» пойдет на мир с правительством, то процесс перехода наиболее радикальной его части (прежде всего молодежи) в состав ИГИЛ может принять лавинообразный характер.

Последний довод королей

Что Россия может и должна делать для борьбы с угрозой нестабильности на афганско-центральноазиатском направлении?

В свое время кардинал и премьер-министр Франции Ришелье приказал выбить на французских пушках слова «Ultima ratio regis» (перевод с фр. —«Последний довод королей»). Смысл этого выражения был в том, что сначала следует предпринимать все усилия дипломатического характера для недопущения конфликта, а затем, если это не удается, то последний довод — это оружие.

Как недавно отметил, в своем выступлении на брифинге в РИА-Новости спецпредставитель президента РФ по Афганистану Замир Кабулов, угроза для России из Афганистана реализуется только в том случае, если ничего не делать для противостояния ей.

Продолжение следует

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram