По документам Московского главного архива министерства иностранных дел.

"И послов частых к государю нашему присылают

с великими поминки и почестливостью"

(Из посольских грамот)

С построением Оренбурга двор наш избавился от приема среднеазиатских посланцев, так как все дела по сношению с Хивою, Бухарою, Коканом и другими среднеазиатскими владениями сосредоточились с тех пор в этом городе. И только в исключительных каких-нибудь случаях посланцы препровождались в С.-Петербург, обыкновенно же дальше Оренбурга их не пускали. Но в XVII столетии и первой половине XVIII между нашим высшим правительством и ханами происходили самые оживленные, непосредственные сношения, для нас довольно убыточные. Впрочем, относительно оживленности надо заметить, что не столько мы сами были тому причиною, сколько среднеазиатские владельцы. У нас же выдавались иногда периоды, хотя и незначительные, когда мы совершенно забывали и о существовании самой Средней Азии и о тех несчастных наших соотечественниках, которые томились там в рабстве. Зато ханы нас никогда не забывали и слали к нам послов за послами. Предложения ханов, в сущности, были довольно однообразны и, можно сказать, довольно пусты. Обыкновенно они просили о торговых сношениях, заявляли о необходимости возобновления этих сношений - не по нашей, однако, вине прерывавшихся - вызываясь, с своей стороны, оказывать всякое содействие, покровительство и "обережу" русским купцам в своих владениях. Мы назвали эти предложения "пустыми" потому, что не об этом совсем заботились ханы: поступки их на самом деле скорее должны были убить всякую торговую предприимчивость, а никак уж не вызвать ее. Обещая на бумаге свое содействие, ханы в действительности всячески притесняли у себя наших послов и наших купцов, а случалось, что и грабили их. Кроме посольств, отправляемых к нам под прикрытием забот о торговле, ханы не упускали случая поздравить Русского государя с восшествием на престол или известить о своем вступлении на ханство, или же, наконец, уладить взаимные препирательства. Но главная, сокровенная, так сказать, цель всех этих посольств заключалась в выжимании у нас подарков. Представляя нашим государям, через послов, свои "любительные поминки", ханы без всякого конфуза заявляли, что им желательно получить взамен своего приношения, обыкновенно неважного, а иногда и вовсе никуда негодного. Не довольствуясь обычными у нас отдариваниями в виде сукна, соболей, юфти и т. п., ханы почти всякий раз старались припросить еще что-нибудь особенное. Чаще всего просили прислать кречетов, иногда панцирей, пушек, а то и просто денег.

Подобных посольств к нам из одной только Хивы за время с 1616 по 1744 год насчитывается до 27, не считая дополнительных, к некоторым из них, гонцов, приезжавших с многочисленными свитами особо. Средним числом одно хивинское посольство на 4,5 года. Но так как послы жили у нас многие месяцы и даже годы, то эта тягота оказывалась для нас довольно чувствительною.

Правительство наше сразу же поняло действительную причину столь многочисленных посольств без всякой видимой надобности; но смотрело на них, как на неизбежное зло. Случалось, что принимало оно разные меры к ограничению частых к нам приездов посланцев из Средней Азии, даже вовсе воспрещало им въезд в Россию. Последняя мера применена была в 1623 г. по отношению к Сибири, где местные воеводы буквально осаждались калмыцкими и урянхайскими посланцами-попрошаями; но вскоре же пришлось это распоряжение отменить из опасения вызвать серьезные затруднения на нашей сибирской границе. Подачку стали выдавать по прежнему.

Прием у нас среднеазиатских послов не всегда, однако, отличался радушием и гостеприимством; случалось, что правительство наше принимало и крутые меры по отношению к ним: сажало под арест, конфисковало привезенное ими имущество. Делалось это, и вполне основательно, с целью обуздать дерзость ханов. Но в конце концов казна наша несла убытки самые непроизводительные, а посланники наши подвергались в среднеазиатских ханствах всевозможным неприятностям и унижениям.

Мы обращаем здесь особенное внимание на хивинские дела потому собственно, что бухарские уже извлечены из архива, а дел по сношению с другими владениями имеется самое ограниченное число. Цель наша - показать, с одной стороны, как происходил у нас прием послов и их отпуск, с другой - каким характером отличались сношения Русских государей с среднеазиатскими ханами. Поэтому и статья наша распадается на две части: текст и примечания. В текст вошло описание двух хивинских посольств, отделенных одно от другого целым столетием: первое относится к началу приемов посланцев из Средней Азии (посольство Нарбуна Авез Багадыра от хана Исфендияра в 1636 году), второе - к концу непосредственных сношений ханов с нашим высшим правительством (посольство Артык Батыра в 1739 году от хана Ильбарса. В примечаниях мы старались прежде всего помещать такие факты, которые до сих пор оставались архивною тайною.

Язык подлинников сохранен вполне; местами только изменена орфография.

Посольство Нарбуна Авез Багадыра.

"В 7144 (1636) году марта 7 дня приезжал к государю царю Михаилу Федоровичу к Москве Юргенского Исфендияра царя посол Нарбун Авез Багадыр, и с ним царевых людей было 3 человека, да его посольских 7 человек.

А встречи послу на приезде за городом не было. А пристав к нему послан на двор, как он к Москве приехал, а наказу ему не дано. Поденного корму давано с людьми от Астрахани в дороге: послу по 8 копеек, питья по 3 чарки вина, по 3 кружки меду на день; царевым людям трем человеком по 2 копейки человеку на день; посольским людям 7 человеком по 3 деньги человеку на день. Питья царевым и посольским людям всем по две чарки вина, по две кружки меду человеку на день. Всего послу и с людьми давано корму по 23,5 копейки на день.

А в тот день, как посол приехал к Москве, дано ему и с людьми государева жалованья корму в стола место: баран с шерстью, нога говядины, трех куров, 12 хлебов, 15 калачей двуденежных; да с кабака питья: 3 кружки вина, 5 ведер меду доброго. Поденного же корму и питья велено послу с людьми давати с приезду его до государева указу перед дорожным с прибавкою по 40 копеек на день. Да на два аргамака, которые приведены были ко государю в дар, давано сено и овес, и на постель соломы до тех мест, пока те аргамаки взяты на государеву конюшню. Да послу же и с людьми давано на двор по два воза дров на неделю. Да питья из новыя чети давано: послу - по 6 чарок вина, по полу-ведра меду, по полу-ведра пива на день; людям его 10 человеком - по 2 чарки вина, по кружке меду человеку на день и вместо пива - тоже. А после того прибавлено по посольскому челобитью питья на сына его послова чарка вина, кружка меду, кружка пива; а был тот его сын в том числе в 10 человеках.

А как посол был у государя на дворе на приезде, и ему дано в тот день государева жалованья в стола место корму и питья с людьми: из большого приходу: баран с шерстью, нога говядины, гусь, утя, 2 куров, 12 хлебов, 12 калачей дву-денежных; питья из новыя чети: 4 кружки вина, 6 ведер меду доброго.

Да в теже поры, как посол был у государя, бил он челом государю: дают де ему и сыну его и людям на Москве поденного корму мало, а прежнему де послу, который был наперед его, давано корму больше того. И потому его челобитью прибавлено ему государева жалованья поденного корму 20 копеек, а велено ему давать поденного корму с сыном и с людьми по 60 копеек на день.

Марта 20 дня хивинской посол Нарбун Авез Багадыр был у государя на приезде следующим порядком.

Посыланы по него посла пристав Иван Протопопов, которой с ним в город ехал. А лошадь с саньми посылана под него с государевы конюшни, а сказана - от посольского думного дьяка, от Федора Лихачева. А стрельцы в то время были в городе всех приказов в чистом платье, без пищалей. А государь был в золотой палате в царском платье и в диадеме со скифетром. А яблоко стояло на стоянце от государя по правую сторону. А при государе стояли рынды в белом платье и в золотых чепях (то-есть, в цепях). А бояре и дворяне и дьяки были в золоте и в черных шапках.

А как посол приехал в город и вышел из саней у посольской палаты, и шел в посольскую палату. А как вшол в палату, и дьяки, встав, с ним хорошевались и спрашивали его о здоровье. И велели ему сесть, и говорили с ним о государевых делах, что с ним к государю наказано. И сказать ему думной дьяк, что великой государь царь и великой князь Михайло Федорович всея Pycии самодержец указал ему быть у себя, государя, на дворе, видеть свои царские очи и грамоту от государя своего подать царскому величеству. И сказал про него думной дьяк Федор Лихачев государю; а посол дожидался государева выходу в посольской палате.

А как государь велел идти к себе юргенскому послу, и юргенской посол шел, а с посольского приказу площадью да вверх середнею лестницею в проходные сени и в Золотую палату. А с ним шел пристав его, Иван Протопопов.

А как посол вшол к государю в палату, и явил его государю челом ударить думной дьяк Федор Лихачев, а молвил: "Великой государь царь и великой князь Михайло Федорович всея Русии самодержец и многих государств государь и обладатель, Юргенского Исмендеяра царя посол Нарбун Авез Багадыр вам великому государю челом ударил". И государь пожаловал, велел посла позвать к руке и клал на него свою царскую руку. И посол быв у руки, правил государю от Исмендеяра царя челобитье. А как посол государю от Исмендеяра царя челобитье исправил, и государь спросить посла про царево здоровье, сидя; а молвил: "Йсмендеяр царь по здорову-ль?". И посол сказал про царево здоровье, подал государю Исмендеяра царя грамоту. И государь велел грамоту принять думному дьяку Федору Лихачеву, и велел государь спросити посла: оприч грамоты с ним Исмендеяра царя приказ есть ли? И посол говорить речь о чем с ним наказано.

А после того думной дьяк Федор Лихачев явил государю Исмендеяра царя поминки. А как думной дьяк поминки явил, и государь велел думному дьяку Федору Лихачеву послу молвить речь. А как думной дьяк речь изговорил, и государь велел послу сказать свое государево жалованье в стола место корм и отпустить его на подворье.

А на отпуске тот юргенской посол был у государя на дворе в 144-м году июня в 4 день. А в тот день были наперед его у государя кизылбашской купчина, а после него молдавские послы. А посылан по него пристав его, Иван Протопопов. А лошадь с седлом послана под него с государевы конюшни, а сказано - от думнова дьяка, от Федора Лихачева. А стрельцы в то время были в городе всех приказов в чистом платье без пищалей.

А как посол приехал в город и он дожидался государева выходу в посольской палате. А как государь велел послу идти к себе, государю, и посол из посольской палаты шел площадью мимо Архангела к Грановитой палате, да вверх лестницею подле Грановитой палаты на постельное крыльцо, да налево в проходную палату, да в проходные сени, да в Золотую палату. А с ним шел пристав его.

А государь царь и великой князь Михайло Федорович всея Русии в то время сидели в средней в золотой в подписной палате в своем царском месте в царском платье и в диадеме со скифетром. А яблоко стояло на стоянце от государя по правую сторону. А при государе стояли рынды в белом платье и в золотых чепях. А бояре и окольничие сидели от государя в левую сторону в золотом платье и в черных шапках. А в проходной палате и в сенях сидели дворяне и дьяки, и гости в золоте же и в черных шапках. А по крыльцу стояли дворяне же и дети боярские и подьячие в чистом платье.

А как посол вошел к государю в палату, и явил его государю челом ударить думной дьяк Федор Лихачев. И государь пожаловал, спросил посла о здоровье. И посол на государеве жалованье бил челом. А после того думной дьяк Федор Лихачев говорил послу речь. А как думной дьяк Федор Лихачев изговорил и дал послу грамоту, и государь приказал к Исмендеяру царю с послом поклон сидя. И пожаловал посла к руке и клал на него свою царскую руку. А после того велел государь послу сказать свое государево жалованье в стола место корм и отпустил на подворье.

С помянутым послом Юргенской царь просил государя в грамоте своея, чтоб его государь пожаловал, велел к нему прислать своего государева жалованья панцырь, да кречат доброй.

А он Исмендеяр царь прислал ко государю в поминках: аргамак сер в 25 рублев, кожу бобровую в 2 рубля. Да посол от себя челом ударил: жеребец аргамачей гнед в 30 рублев. А противу того послано к Юргенскому царю государева жалованья за его поминки: 40 соболей в 60 рублев да кречат подкрасной, кречат крапленой, снаряды да панцырь. А послу дано государева жалованья за его дары: 40 соболей в 40 рублев, другой 40 соболей сверх даров в 30 рублев. Царевым людям трем человеком дано государева жалованья по 12 рублев человеку, посольским людям семи человеком по 6 рублев человеку деньгами".

Посольство Артык Батыр Разумбаева 1739 - 1742.

15-го сентября 1739 года явился в Астрахань посланец от Хивинского хана Ильбарса, Артык Батыр. При нем находился купчина Аллаверды, писарь мулла Нияз; всего же свита его состояла из 40 человек (25 хановых людей и 15 посольских). При отправлении в Москву, куда прибыл 21-го марта 1740 года, просил он оставить в Астрахани из свиты его 10 человек, и двинулся в путь только с тридцатью. "Того же года июня 23 дня помянутой посол приехал в С.-Петербург. Июля 30 дня пред полуднем во 12 часу был он у государственного вице-канцлера графа Андрея Ивановича Остермана для отдания от хана своего листа, следующим порядком.

Для привезения посла посланы были от вице-канцлера две кареты, одна цугом с двумя вершниками, а другая о двух лошадях. По переди в карете ехал купчина его и, сидя по правую сторону, держал на руках лист ханской, а по левую сторону сидел дорожной пристав его, прапорщик. В другой же карете сидели по правую сторону посол, а по левую переводчик Турчанинов. И как приехал посол в дом вице-канцлера, то вошед к нему учинил обыкновенной поклон в посажен был в кресла напротив его, вице-канцлера. Вице-канцлер сказал ему, послу, что дорогою ехать ему, чаю, не без труда было, и которою дорогою он ехал: водяным или сухим путем? Посол на сие ответствовал, что дорогою ехать хотя ему не без труда было, однако же, увидя его графское сиятельство, все забвению предал. А ехал он посол водою, а не сухим путем: от воровских Киргиз-кайсаков и других ехать невозможно.

Потом вице-канцлер спросил: на каком он судне ехал и каким морем? Посол сказал, что ехал он на судне купца Тихона Демидова Каспийским морем. Вице-канцлер паки спросил, что у них в Хиве нет ли каких вестей и что делается? На что посол сказал, что во время бытности его в Хиве хан сбирал войско и деньги им раздавал, и несколько пушек изготовлено было, и намерен был войною идти на Персиян, а пошел или нет, того он посол не знает.

На вопрос - сколько Хивинской хан войска собрать может, и Трухменцы все ли в послушании хана Хивинского, ответствовал, посол, что хан Хивинской 300,000 человек хивинского войска, а других Татар еще столько же, собрать может. Вице-канцлер говорил: при отъезде, его посла хан в каком состоянии был? И на то посол ответствовал, что в добром здравии хана своего оставил, и приказал его графское сиятельство поздравить. Вице-канцлер спросил: что от Хивы до Бухары много ли дней езды и есть ли какие переправы, горы и трудные дороги? И на то посол ответствовал, что до Бухары верблюдами езды 10 дней, а лошадьми 2 дня; дорогою ехать никаких трудных мест нет, и ездят все по берегу реки Дарьи и токмо в одном месте чрез оную переправляются. Паки вице-канцлер спросил: на каких судах или плотах, или вплавь лошадью переправляются и в котором месте, и сколько широка оная река? На что посол сказал, что переправляются оную реку не доезжая до Бухары верблюжьею ездою 3 дня, на судах, а на плотах и вплавь переправляться невозможно; а шириною оная река будет против Невы реки в десять раз шире.

Потом, взяв посол у купчины ханской лист, ему вице-канцлеру подал. На сие ответствовал вице-канцлер, что по прочтении того листа, еще о делах с ним послом говорить будет. Посол просил, дабы чрез предстательство его сиятельства он ея императорскому величеству представлен был, а о других делах впредь он посол доносить будет чрез кого его графское сиятельство прикажет; а ныне более утруждать не желает, нонеже он посол еще по прибытии своем в Астрахань услышал о болезни его графского сиятельства, и желает от Бога всякого здравия. На то вице-канцлер сказал, что приезд его и посольство весьма приятно и угодно есть. По прочтении ханского листа ея императорскому величеству всеподданнейше донести не преминет и уповает, что пред ея императорское величество допущен, и высочайшею милостию оставлен не будет. А о делах своих представлял бы он посол чрез асессора Тевкелева.

По окончании вышеписанных речей, отъехал он посол в квартиру свою вышеписанным же порядком.

Августа 3 дня того же 1740 года допущен был хивинской посол на аудиенцию к государыне императрице Анне Иоанновне следующим порядком.

Пополудни во 2-м часу, с конюшенного ея императорского величества двора посланы два берлина, заложенные парами с двумя вершники и третей за берейтора, да для посольских служителей 10 верховых лошадей с седлами, на Васильевской остров к кадетскому корпусу. И переводчик Турчанинов туда приехал и, седши в один берлин, поехал в квартиру посольскую на Васильевской же остров на двор государственной коллегии иностранных дел.

Когда он переводчик Турчанинов подъезжал к квартире посольской, и тогда их хивинская музыка играла, стоя на галерее. И как переводчик Турчанинов въехал на двор посольской, тогда у кареты встречал его, Турчанинова, посол со всеми чиновными людьми его. И когда переводчик Турчанинов указом ея императорского величества послу объявил, что присланы к нему кареты и он бы ехал при провождении его, Турчанинова, на аудиенцию к ея императорскому величеству, то посол говорил, что за высочайшую милость ея императорскому величеству всенижайшее благодарение приношу и ехать готов, и оборотясь лицом ко дворцу ея императорского величества, учинил поклон, и поехали.

В первой карете сидел посол по правую руку, а переводчик Турчанинов - по левую; а пред тою каретою ехали два вершника и два человека из посольских служителей, а за ними пред самою каретою управитель, за берейтора. В другой карете сидел купчина и ясаул, которой в руках держал ханской лист, зашитой в парчевом мешке; а против их в той же карете сидел их посольской дорожной пристав, прапорщик Черевин. За теми каретами ехали посольской свиты люди верхами. И тако приехали ко двору ея императорского величества в исходе 4-го часа и вышли у канала, и препровожден он посол в кабинетные палаты и тамо ожидал присылки. И когда повелено было идти в аудиенц-залу, тогда посол лист хана своего у ясаула взяв и положа на чалму свою, шел, а купчина, ясаул и служители шли без шапок, и ни на ком из них сабель и кинжалов не было.

Вступя в хоромы, веден посол чрез аудиенц-залу и другие две палаты, и с ним купчина да ясаул; а служители его оставлены в передней подле залы. В той каморе, в которой ея императорское величество изволила быть, посол, увидя ея величество, учинил поклон по обычаю сперва стоя на ногах, а потом став посол купчина и ясаул, все трое, на колени, говорил посол с письма на своем языке к ея императорскому величеству речь:

"Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня императрица и самодержица всepoccийская и иных многих земель обладательница! Из древних лет между Российскою империею и Хивинским государством всегда дружба имелася, и послы и купеческие караваны езжали, и ныне к вашему императорскому величеству хивинской Ильбарс Магомед Багадыр-хан, государь мой, меня прислал ради засвидетельствования своей дружбы и приказал ваше императорское величество поздравить и просить, дабы от вашего императорского величества посол отправлен был, а в прочем о делах мне наказанных выслушать повелел. Я же предаю себя в высокомонаршую милость вашего императорского величества и припадаю к ногам вашего величества". Сию речь пере-водил асессор Тевкелев.

А между тем посол и с ним купчина я ясаул, не вставая, учинили ея императорскому величеству три поклона до земли. Потом, не вставая же с места, посол немного приподнявся подал оной лист действительному тайному советнику фон-Миниху, и по принятии того листа оной действительной тайной советник фон-Миних от лица ея императорского величества на посольскую речь сказал ответ следующий:

"Ея императорскому величеству Ильбарс Магомед Багадыр-хана доброжелательное поздравление и присылка его посла приятны, и приемлет оное с милостивым удовольствием, а о делах вам приказанных всемилостивейше повелит выслушать у вас министрам своим и в прочем обнадеживает вас, посла, своею императорского величества милостию".

И по отправлении того, допущен посол, купчина и ясаул к руке ея императорского величества. И пошли вон, уступая назад спинами, и на первом месте став паки на колени, учинил ея императорскому величеству три поклона до земли же. И вышед посол в переднюю, присланные в подарок мех и овчинки бухарские серые и черные отдал, и приняты дворцовыми служители. От двора ея императорского величества до квартиры провождены тем же порядком, как и приведены. По выходе того посла из дворца введены к хоромам аргамак карий, да иноходец бурый и один бабр, и ея императорское величество изволили их смотреть.

Почти год спустя по приезде посла в С.-Петербург, а именно 18-го мая 1741 года, поручено было статскому советнику Петру Курбатову расспросить Артык Батыра о делах, ханом с ним порученных. Посол от имени хана просил: 1) разрешить ввоз из России в Хиву ружья, панцыри и сталь, что было строго запрещено; 2) позволить хивинским купцам увозить с собою на родину тех Калмычек и Татарок, на которых они поженились в России. На оба эти ходатайства ответ последовал отрицательный. Затем, Артык Батыр заявил, что до него дошел слух о погроме Хивы шахом Надиром и о казни хана Ильбарса; а потому просил позволения пожить пока в Астрахани, так как боялся ехать в свое отечество. Остаться в России ему было разрешено; но только не в Астрахани, как хотелось посланцу, а в другом каком-нибудь месте.

В виду совершившихся в Хиве событий ни отпускной аудиенции посланцу не было, ни грамоты с подарками хану не послано. Тем не менее посланца и свиту его не обидели: на прощанье им дано: послу 300 рублей, купчине 50 руб., ясаулу 20 руб., духовному 12 р.; на 27 человек людей 150 р. Всего 532 рубля. Сверх того отпущено в дорогу кормовых на 2 месяца 300 рублей. Местом пребывания Артык Батыра назначена была Самара, где указано выдавать ему со всею свитою уже только по 30 р. в месяц. В июле 1741 г. Артык Батыр отпущен из Москвы в Тверь на 60 подводах, а оттуда должен был ехать в Самару водою. К нему определен караул: 12 рядовых при одном уряднике. 20-го сентября водворился посланец на жительство в Самаре. А вскоре затем началось о нем особое, долго тянувшееся дело.

В марте 1742 года прибыли к Яику Хивинцы, которых расспрашивали о положении дел в Хиве, и которые заявили, что у них избран на ханство Нурали, сын Абул-Ханра хана, русского подданного. Вследствие этого Соймонов и Неплюев отправили из Самары запрос, как им обращаться с новым ханом: как с подданным русским, или как-нибудь иначе, "чтобы не возбудить подозрения у Персиян", и в то же время спрашивали, что им делать с хивинским послом, Артык Батыром, который живет в Самаре, получает кормовые деньги по 30 рублей в месяц и заявляет еще, что таким содержанием недоволен, ибо-де в Петербурге получал он по 180 р. в месяц. На этот запрос последовал такой указ: Нурали называть просто ханом без прибавления слова "подданный", Артык Батыра отпустить домой, "нонеже от содержания его в Самаре напрасное иждивение происходит". Когда объявили Артык Батыру, что он может ехать домой, и при том не через Оренбург, так как он боялся Киргизов, а через Астрахань, то он "не охотен явился"; но потом объявил, что через Астрахань ехать готов. Выдали ему кормовые деньги на месяц 30 рублей и отпустили.

Но в Астрахани посланец этот опять застрял со всею своею свитой и не хотел ехать в Хиву. А ханы, между тем, при всяком удобном случае требовали у нас возвращения Артык-Батыра. Такое требование высказал хан Элказы (Абул-Гази) Магомед Багадыр хан в 1743 году через посланца своего Алла-Верды, и хан Каип через Ширбека (1749 - 1752 гг.). Последнему было заявлено, что Артык Батыр "волею своею в Астрахани живет, а чтобы его выгнать из государства такого примеру нет", ибо каждому из инородцев позволено жить, как в Оренбурге, так и в Астрахани. Наконец, в июне 1757 года прибыл в Астрахань к губернатору посланец Алла-Шукур с просительным от хана листом выслать из Астрахани Артык Батыра с женами и детьми в Хиву. По этому поводу из астраханской губернской канцелярии отправлено было следующее донесение от 30-го сентября 1757 года, с извещением, какие меры были приняты в Астрахани по отношению к этому зажившемуся у нас посланцу, (в начале приведена справка из прежних резолюций коллегии, которая, как из дела видно, уже в 1743 г. лишила Артык-Батыра казенного продовольствия): "Указом ея императорского величества из государственной коллегии иностранных дел о бывшем в России хивинском посланце Артык-Батыре Разумбаеве.... повелено: 1) прошлого 1743 года декабря от 24-го дня: ежели оной посланец Артык-Батыр из Астрахани в Хиву ехать не похочет, в таком случае квартиры, караула, кормовых денег ему не давать и объявить ему, чтоб он послом уже не назывался, и когда он в Астрахани будет жить по его собственной воле, то-б жил своим коштом; 2) прошлого 1744 года сентября 3 дня, что касается до прошения его Артык-Батыра о принятии его в протекцию Российской империи и о дозволении жить ему в Астрахани и когда в том не без пользы быть можете и без сумиения имеют в Астрахани жительство и другие хивинские купцы, и претензии о них никакой со стороны хивинских ханов не происходит, то-б и оному Артык-Батыру о житье его в Астрахани дать позволение и в том, и в отводе ему потребной на пашню и сенокос земли, поступить по рассмотрению. Токмо ему Артык-Батыру в силе оного указа, за неимением от него прошения, никакого места на пашню и сенокос дано не было, и жительство имел он в Астрахани по своей воле. А сего 1757 года июня 6-го дня от хивинского хана чрез посланного от него человека Алла-Шукура получено здесь письмо на имя генерал-майора и астраханского губернатора Жилина, которым он просит, чтоб его, Артык-Батыра, со имеющеюся при нем свитою, с женами и детьми и с его экипажем тому посланному его препоручить и с ним в Хиву отпустить, и тем показать знак благосклонности....". Далее в том же доношении сообщается, что жена Артык-Батыра не подданная русская: "в 1742 году при возвращении его Артык-Батыра из С.-Петербурга куплена им в жену в городе Самаре у бывших там киргиз-кайсацких аманатчиков"; с нею-то и прижил он двух сыновей. Присяги на подданство не принимал. А так как хан теперь пишет, чтобы отпустили Артык-Батыра в Хиву, "о чем и он Артык-Батыр сам просит", то астраханский губернатор и отправил его на родину вместе с женою и детьми. В России пробыл он 19 лет.

В Хиве Артык-Батыр, по видимому, не подвергся никакой опале; по крайней мере родной брат его, Алла-Шукур-бай, приезжавший в Астрахань в 1762 г. от Темир-Гази-хана, сказывал, что брат его командовал в то время в Хиве семитысячным корпусом.

Затем дальнейших известий об этом замечательном посланце у нас не имеется.

Сравнивая оба эти приезда посланцев, видим, что прием у нас послов в течение столетия значительно изменился; в XVIII столетии мы усвоили много европейских обычаев в деле международных сношений с Востоком. Только Средне-Азиаты нисколько не изменились, старались обирать нас по прежнему и обманывали - это их главное стремление - еще удачнее, потому что мы меньше стали понимать Азию, чем понимали столетием раньше. И это видно из тех наказов, называвшихся в древности "памятью", которые давались послам в XVI и XVII столетиях при отправлении их на Восток. Там с удивительною тонкостью предугадывались все вопросы, которые могли быть предложены послу в чужой земля, и тут же давались на них ответы. Такое глубокое понимание Азии происходило главным образом из того, что послам нашим вменялось в непременную обязанность представить, по возвращении, подробный отчет о положении тех стран, которые они посещали, - и это главная польза от наших посольств в Среднюю Азию. А кроме того, при отправлении, посланника знакомили со всем тем, что было сделано его предшественниками и что ими было достигнуто. Относительно западной Европы мы во многих отношениях пребывали в неведении, писали грамоты государям давно уже умершим; но Азию знали превосходно. Впоследствии дело пошло как раз на оборот. В XVIII столетии в инструкциях послам не говорится уже о том, например, что они не должны на аудиенциях и приемах садиться ниже других послов, но за то требуется от них прежде всего стараться заключать письменные договоры, которые в Средней Азии не имели и не имеют никакого значения, а нам, напротив, они стесняли свободу действий. У нас стали обращать внимание на мелочи и упускать из виду действительные интересы.

Мы многое стали прощать ханам. Мы простили, например, разграбление нашего каравана в 1732 году Киргизским султаном Батыром в то время, как Орда присягала на подданство России. Мы простили грабежи Киргизов, учиненные ими в наших уже пределах во время Пугачевщины. Мы долго не принимали никаких мер против Хивы, сделавшейся с XVIII столетия главным рынком для сбыта русских невольников в соседние ханства, и не знали, как приступить к усмирению этого хищника.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram