Россия давно развивает «всеобъемлющее стратегическое партнерство» с Китаем. Но почему его изучению у нас в XXI веке уделяют меньше внимания, чем в СССР или царской России?
На этот вопрос один из нас попытался ответить еще осенью 2014 года в статье «Государство ушло из китаистики» для журнала «Ъ – Власть». Спросил тогда коллег, что же осталось от российской/советской школы китаеведения после многократного урезания его финансирования в последние десятилетия.
Спустя семь лет после того, как Россия объявила о своем повороте на Восток, журнал «Republic – Хартленд» и Московский центр Карнеги провели блиц-опрос китаистов и экспертов, занимающихся Китаем. На четыре вопроса мы получили красноречивые и разные ответы, которые без купюр и редактирования приводим ниже.
1. Насколько изменилось поле публичной экспертизы по Китаю в России за годы после начала «поворота на восток»? Какие основные тенденции вы видите?
Игорь Денисов, старший научный сотрудник Института международных исследований МГИМО:
Институционально игроки остались те же. Традиционно можно выделить академическую, университетскую и ведомственную (корпоративную) аналитику, при этом круг специалистов, которые профессионально занимаются современным Китаем, сильно не расширился. На разных публичных площадках часто выступают одни и те же люди. Почти не появляются новые узкие специалисты по Китаю. Это плохой симптом, он означает, что экспертиза теряет глубину, либо вообще эта многовекторность не востребована. Но достаточно ли сегодня приблизительного «общего» знания о китайской реальности? Учитывая, что сама политическая, экономическая и культурная реальность Китая стала гораздо более сложна и многогранна, вряд ли.
Раиса Епихина, младший научный сотрудник, экономический факультет МГУ:
За последние 7 лет в СМИ (не только в отечественных, но и зарубежных) стали появляться отдельные новые имена и комментарии молодых российских китаистов. Тем не менее это единицы, и с учетом растущего значения Китая для российских интересов этого недостаточно. В то же время популярность китайской тематики создает условия для продвижения специалистов с низким уровнем экспертизы по Китаю. При этом приходится констатировать, что потребители информации часто не способны критически оценить уровень того или иного специалиста. Об этом можно судить по количеству подписчиков некоторых информационных ресурсов о Китае, которые регулярно подвергаются критике профессионального сообщества китаистов за низкий уровень экспертизы.
Иван Зуенко, научный сотрудник ИМИ МГИМО и Дальневосточного отделения РАН:
Не изменилось. Тенденции никак не связаны именно с «поворотом». Например, старение публичных экспертов старой школы и появление молодых экспертов, которые активнее работают в новых публичных форматах (ютуб, телеграм и так далее). Или же возросшие сложности с получением оригинальной эмпирики по современному Китаю из-за фактического закрытия страны для иностранных исследователей.
Андрей Карнеев, руководитель Школы востоковедения, факультет мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ:
Количество экспертов увеличилось, но во многом за счет «экспертов», готовых комментировать любые вопросы и темы. Часто в электронных СМИ (ТВ и радио) такие эксперты несут отсебятину и ахинею, поскольку многие ток-шоу ориентированы не на объективные данные, а на яркость полемики.
Василий Кашин, заместитель директора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ, главный научный сотрудник Центра комплексного китаеведения и региональных проектов МГИМО:
По мере активизации связей с Китаем во всех сферах выросло число людей, занимающихся конкретными аспектами функционирования китайского общества: правом, информационными технологиями, различными аспектами госрегулирования. Их число растет, и это хорошо. Мне кажется, что в целом преодолен дефицит людей со знанием китайского. Появляется значительный пул людей с конкретными практическими знаниями, они теперь есть в государственных структурах и в госкомпаниях. Слабым остается потенциал в сфере анализа макроэкономики и внутренней политики КНР. Тут тоже есть позитивные сдвиги, но их недостаточно. Разумеется, ощущается наследие 1990–2000-х, то есть активно работающих в науке людей в диапазоне 35–60 лет просто мало, как следствие – характерные для многих сфер жизни в России проблемы среднего звена.
Леонид Ковачич, китаист, журналист:
Поле публичной экспертизы по Китаю в России за годы с начала поворота на Восток в лучшем случае не изменилось, а в моем понимании даже стало еще больше сжиматься. Проблема заключается в том, что экспертиза в России по Китаю, особенно за пределами узких областей бизнеса, оказывается невостребованной. Отчасти это связано с тем, что подавляющее большинство крупных бизнес-проектов РФ и КНР завязаны на политические решения высшего руководства двух стран. Никакой экономики под собой они не несут, будут реализованы в той или иной мере вне зависимости от рентабельности. Наконец, в политическом пространстве нарративы становятся нарочито односторонними: Китай нам друг по несчастью в противостоянии с коллективным Западом, он нам поможет преодолеть экономические трудности. При этом дискуссии, как правило, ограничиваются декларативными заявлениями, до обсуждения фактов дело не доходит.
Михаил Коростиков, китаист:
Поле публичной экспертизы росло с начала «поворота» до 2018–2019 годов, после чего стабилизировалось и с тех пор не расширяется. Определился круг авторов, продуктов и площадок со стабильным качеством и стабильной аудиторией. С 2019 года растет популярность низкоуровневой экспертизы и псевдоэкспертизы, которая в основном публикуется в телеграм-каналах, ютуб-шоу и прочих интернет-форматах. Он составляет серьезную конкуренцию настоящей экспертизе, предоставляемой такими центрами, как Московский центр Карнеги, НИУ ВШЭ, РСМД и так далее. При этом с начала пандемии также активизировались площадки, предоставляющие узкую отраслевую экспертизу по Китаю: РАСПП, РКДС, МШУ «Сколково». В целом уровень развития экспертизы в России полностью отвечает текущим потребностям российской экономики и уровню связей между двумя странами.
Светлана Кривохиж, доцент департамента востоковедения и африканистики НИУ ВШЭ (Санкт-Петербург):
Поле стало более специализированным. Если раньше были китаисты-универсалы, то теперь люди идентифицируют себя как китаист-международник, китаист-экономист и так далее. В рамках этих областей коллеги тоже часто специализируются на какой-то теме: как Китай участвует в механизмах глобального управления или в чем специфика регулирования киберпространства в КНР. Появилось больше экспертов международного уровня, людей, которые работают и публикуются на английском языке, участвуют в международных исследовательских проектах. Китаистика медленно, но верно перестает быть «вещью в себе».
Владимир Малявин, д.и.н., профессор НИУ ВШЭ:
Ситуация в китаеведении ухудшается. На встречах российских и китайских ученых звучит много панегириков российско-китайской дружбе, но я не разу не слышал разговора о целях и формах сотрудничества России и Китая и о препятствиях этому сотрудничеству. Экспертное сообщество России не способно дать внятный ответ на вызов (в хорошем смысле) Китая.
Отсутствуют даже попытки понять природу китайской цивилизации (мировоззрения, жизненного уклада, менталитета и так далее.). Игнорирование фундаментальных проблем влечет за собой отсутствие сколько-нибудь продуманных планов развития отечественной китаистики. Показательный пример – судьба моей книги «Евразия и всемирность», не вызвавшей никакой реакции, даже негативной («Не было команды читать», – сказал мне сотрудник одного солидного культурного фонда). Особо следует отметить отсутствие коллективов ученых, исследующих Китай в контексте межрегиональных и глобальных связей.
Владимир Портяков, главный научный сотрудник ИДВ РАН, д.э.н., профессор:
Поле экспертизы существенно расширилось. Китай ныне упоминается в связи с почти любыми темами и процессами в самой России, не говоря уже о контексте Евразии, Большой Евразии, общей ситуации в мире. Резко расширилась география изучения китайского языка и публикаций по Китаю – в нее вовлечены вузы почти всех регионов РФ. К сожалению, из-за популярности китайской проблематики к ней примкнула куча неспециалистов, пишущих без изучения китаеязычных первоисточников. Так что качество экспертизы нередко оставляет желать лучшего.
Вита Спивак, аналитик ControlRisks:
Китаю стали больше уделять внимание в публичном поле. С одной стороны, серьезные эксперты по Китаю чаще появляются в СМИ. С другой стороны, о Китае все чаще стали рассуждать люди, которые мало что понимают в этой стране. В итоге в публичном поле культивируется все больше мифов о «клановой борьбе» в КНР и прочие сказки.
2. Изменилось ли отношение государства к китаеведческой экспертизе? Востребована ли чиновниками независимая экспертиза по Китаю вне ведомств?
Игорь Денисов:
Востребована, но пока системы и глубины, охватывающей весь спектр российских интересов, здесь нет. Запросы носят точечный характер, но они появляются чаще (по крайней мере, со стороны Министерства иностранных дел).
Раиса Епихина:
За прошедшие 7 лет я лишь несколько раз получала от чиновников запросы на экспертные материалы. В каждом случае в ведомстве просто не было специалиста, способного подготовить материал по запрашиваемой теме. Кроме того, каждый раз это происходило не системно (на уровне обращения в организацию, где я работаю), а по рекомендации кого-то из коллег. По моему опыту, экспертиза по той теме, по которой специализируюсь я, а это китайская экономика, более востребована бизнесом.
Иван Зуенко:
Отношение не изменилось. Независимая неведомственная экспертиза востребована, но бесплатно. Вопрос в том, что платить зачастую невозможно по чисто техническим причинам. Должен быть бюджет, тендер, внятные и понятные результаты. Существует проблема экспертизы результатов, при этом чиновник рискует попасть под обвинение в нецелевом расходовании государственных средств. Однако чаще всего чиновники считают, что отечественная экспертиза по Китаю должна быть бесплатной или же очень дешевой (как минимум, по их мнению, очень дешево должен стоить контент того уровня, который они привыкли получать от отечественных экспертов).
Василий Кашин:
Да, с 2014 года внимание значительно выросло, экспертов привлекают достаточно часто. Сейчас проблема в том, что запрос на экспертизу превышает количество экспертов, способных по этим запросам работать.
Леонид Ковачич:
Насколько востребована чиновниками независимая экспертиза по Китаю, мне сложно судить. Могу лишь сказать, что за всю мою практику ко мне лично не обратился ни один представитель госаппарата, и я не принимал никакого, даже коллективного участия в проведении каких-либо исследований для государственных нужд.
Михаил Коростиков:
Отношение государства к любой негосударственной экспертизе остается крайне настороженным, что связано с общим политическим климатом и восприятием внешнего окружения как набора угроз разной интенсивности. В последние годы этот тренд только усиливается. Чиновники эпизодически встречаются с представителями экспертного сообщества, но это скорее что-то вроде инфотейнмента. Окологосударственные центры вроде ИМИ МГИМО и РСМД готовят экспертизу, но ее вряд ли можно назвать независимой, и спорным остается то, насколько она имеет приорет по сравнению, к примеру, со сводками спецслужб.
Александр Лукин, руководитель департамента международных отношений НИУ ВШЭ, директор Центра исследования Восточной Азии и ШОС МГИМО МИД РФ:
Я бы так не сказал. Скорее исследовательские центры пишут экспертные материалы и направляют в разные правительственные учреждения в инициативном порядке, но интерес к ним не особенно большой. Но многое зависит от учреждения. МГИМО, например, направляет материалы в МИД в плановом порядке, и там их читают. Но за всю мою многолетнюю работу был только один случай, чтобы материал по Китаю прочитали на самом верху. Это было уже лет 15 назад.
Владимир Малявин:
Теоретические исследования было бы естественно дополнить созданием сети центров или институтов российско-китайского сотрудничества, где можно было бы вести исследования практических вопросов российско-китайских связей. Все хотят разобраться с Китаем в одиночку и в подавляющем большинстве случаев терпят неудачу.
Владимир Портяков:
Это не чувствуется.
Вита Спивак:
Востребованность китаеведческой экспертизы со стороны чиновников, может быть, и увеличилась. Однако пока этот спрос существует на умозрительном и персональном уровне отдельных чиновников. Нет системного понимания, что надо разбираться в том, что происходит у крупнейшего соседа и второй экономики мира. Нет готовности в достаточной степени финансировать такие исследования со стороны государства.
Сергей Труш, ведущий научный сотрудник Института США и Канады РАН:
Поворот на Восток проходил параллельно с общей политической деградацией российского режима, сползанием к авторитаризму, ростом влияния силовых структур, зачисткой политического пространства вплоть до стерилизации любой политической деятельности в стране. Это пагубно отразилось на качестве и порой самой возможности дискуссий по проблемам внешней политики страны. Черно-белая дихотомия Китай – США, зажим и небезопасность всякой критики практической политики Путина привели к возврату государства в китаеведение в самой уродливой и деструктивной форме – в форме идеологической цензуры и интеллектуальной несвободы.
Китаеведение и всякое регионоведение (по современной актуальной проблематике) всегда и везде (и в США, и в КНР) были тесно связаны с мейнстримной внешнеполитической идеологией. Сейчас эта связка в РФ становится интеллектуально удушающей. Уже практически нельзя говорить про очевидные объективные процессы в КНР – про культ личности Си Цзиньпина, «реидеологизацию» левого толка, усиление авторитарных, прогосударственнических тенденций, зачистку внутрибюрократической оппозиции – без риска попасть под «редакционную» цензуру, лишиться грантовой поддержки и госфинансирования, получить клеймо «проамериканского» или «иностранного агента». Лоялистские китаеведы набрали в рот воды по чувствительным вопросам трехсторонних отношений США – КНР – РФ, боясь сколь-нибудь критически оценить общую внешнеполитическую идеологию РФ.
3. Изменилось ли финансирование китаистики в России за 7 лет? Адекватны ли нынешние расходы на экспертное знание растущему значению Китая для российских интересов?
Игорь Денисов:
Точно можно сказать, что финансирование русистики в Китае ведется гораздо масштабнее, и в нем участвуют не только центральные, но и местные власти. В России явно нужны дополнительные стимулы, чтобы молодежь не теряла интерес к науке и аналитике. Не слышал, чтобы специально финансировался перевод китайских официальных документов, нормативных актов и вообще актуальные исследования, основанные на анализе первичных источников в интересах государственных ведомств. Анализу открытых данных тоже надо учиться – обмен опытом здесь практически не ведется, нет соответствующих площадок.
Иван Зуенко:
Финансирование принципиально не изменилось. В настоящий момент оно в лучшем случае достаточно только для поддержания текущего уровня академических исследований (но не практикоориентированных!) и воспроизводства китаеведов. Однако если говорить о финансировании публичной неведомственной (и неакадемической/невузовской) экспертизы, то оно, по сути, отсутствует. Подобное финансирование публичный эксперт в России привык получать от иностранных организаций: прежде всего немецких, американских, южнокорейских, японских. Безусловно, подобное положение вещей не отвечает российским интересам.
Василий Кашин:
Мне кажется, что изучение Китая финансируется на общих основаниях, как и остальные направления общественных наук. Как и по другим направлениям, ситуация заметно лучше, чем была лет 10 назад, но заметно хуже, чем хотелось бы. Разумеется, кроме обычных каналов финансирования есть госзаказ, который, по ощущениям, растет, что дает дополнительные деньги. Кроме того, «китаистика» – понятие растяжимое. У нас наиболее тяжелые проблемы именно в тех ее областях, которые важны для государственной политики. А для нее крайне важны, во-первых, глубокое понимание китайской макроэкономики, во-вторых, понимание состояния ключевых для нас китайских отраслей (в частности, энергетики, сельского хозяйства, транспорта, машиностроения), в третьих, – детальное понимание положения в китайской бюрократической машине.
Леонид Ковачич:
Финансирование китаистики не выдерживает никакой критики. Я не знаю ни одного китаиста, который бы мог быть причислен хотя бы к среднему / выше среднего класса по меркам московского потребления. Финансирование проектов на исследования Китая от бизнеса, по моему представлению, серьезно сжалось или даже практически сошло на нет после 2014 года. Поэтому если и говорить о повороте на Восток, который начался примерно с того момента, в моем понимании, он как раз отменил всяческий запрос на экспертизу по причине бескомпромиссности этого поворота. Ибо сверху спустилась команда: повороту быть вне зависимости от каких-либо вводных.
Таким образом, нынешние расходы на экспертное знание абсолютно не соответствуют растущему значению Китая для российских интересов. Причем это касается не только государства, но и бизнеса. Довольно распространенный довод компаний состоит в том, что любая деятельность должна финансироваться в соответствии с добавленной стоимостью, которую она создает. В условиях, когда Китай играет все более весомую и, что важнее, агрессивную роль на мировой арене, а политические и экономические процессы внутри Китая развиваются довольно динамично, экспертное знание просто необходимо не столько для создания добавленной стоимости, сколько для минимизации возможного ущерба. Однако отсутствие антикризисного видения как у государства, так и у бизнеса, приводит к тому, что экспертиза остается невостребованной.
Михаил Коростиков:
На первый взгляд – нет, значительно расходы увеличены не были. Также не нахожу подтверждения тезису о растущем значении Китая для российских интересов. Рост значения рынка не тождественен росту значения в целом. Для увеличения экспорта 5–6 ключевых товаров никакая экспертиза не нужна, расширение сотрудничества за пределы этого набора в нынешних условиях возможным не представляется.
Светлана Кривохиж:
Один из показателей некоторого улучшения – это увеличение количества программ по востоковедению в вузах. В ВШЭ кроме бакалаврских программ за последние пару лет открылись две магистерские, причем одна из них прикладного характера (бизнес и политика в Азии), а в 2022 году откроется еще одна магистерская программа.
Александр Лукин:
Я не вижу особых изменений. У нас вообще нет финансирования китаистики как таковой. Есть лишь общая система грантов, поддержки науки в целом. В последние годы она несколько улучшилась, за научные проекты можно получать серьезные деньги. Но конкретно китаистика, да и востоковедение в целом, несмотря на то что Китай становится самым важным для России партнером, никак не поддерживаются государством. Эта ситуация совершенно безумна, так как и в царское время, и в СССР развитию китаеведения уделялось значительное внимание. В период дружбы 50-х годов в системе Академии наук некоторое время работал Институт китаеведения, издававший специальный журнал «Советское китаеведение». После ухудшения отношений в 1966 году был создан Институт Дальнего Востока (ИДВ) АН СССР, который в реальности работал на руководство страны и был тесно связан с отделом социалистических стран ЦК КПСС (его основное направление было – китаеведение).
Сегодня ИДВ находится в весьма плачевном состоянии, его постоянно раздирают скандалы, руководителями без совета с коллективом назначают людей, не имеющих серьезной научной репутации. Значительно сокращен отдел Китая Института востоковедения РАН, ранее гремевшая на всю страну ежегодная конференция «Общество и государство в Китае» из-за проблем с финансированием потеряла свое объединяющее значение. Формально китайский язык сегодня учит гораздо большее количество людей, чем ранее. Но большинство из них работает в бизнесе или госучреждениях, научными исследованиями и независимой экспертизой занимается довольно мало людей, этой деятельностью часто трудно заработать на жизнь. Отдельные энтузиасты часто вынуждены работать на нескольких работах, чтобы иметь дополнительный заработок. Это отвлекает от исследований.
Владимир Портяков:
Поскольку власти не любят Академию наук, то адекватного финансирования нет. Деньги идут на всякие «Вышки» (которые переманивают китаеведов на более высокие зарплаты). Между тем пока только старые академические конторы создают по Китаю кое-что фундаментальное и просто приличное, например десятитомную «Историю Китая».
4. Что бы вы посоветовали государству для улучшения качества китаеведческой экспертизы?
Иван Зуенко:
Не уверен, что китаеведческую экспертизу нужно развивать искусственно и эксклюзивно (а экспертизу по Японии, Индии или постсоветскому пространству, получается, не нужно?!). Положение китаеведения неотрывно от положения науки и экспертизы в стране в целом.
Если все же задаться целью обеспечить приоритетное развитие китаеведческой экспертизы, как это было, например, на рубеже 1970–1980-х годов на фоне китайско-американского сближения, то, думаю, наиболее адекватным средством было бы целевое финансирование от российских госфондов или конкретных ведомств (например, МИДа): в виде грантов на осуществление академических и прикладных тем, а также целевых стипендий для наиболее эффективных преподавателей-китаеведов и наиболее перспективных студентов-китаеведов. Критерии оценки эффективности и перспективности, безусловно, будут предметом дискуссии, однако всем не угодишь.
Еще лучше – целевое финансирование открытия нескольких лабораторий («мозговых центров») для создания публичной китаеведческой аналитики. В Москве (для изучения Китая в целом и китайско-американских отношений), Санкт-Петербурге (для изучения приморских регионов Китая и китайско-европейских отношений), в Казани (для изучения западных районов Китая и политики Китая в Африке и на Ближнем Востоке), в Новосибирске (для изучения центральных регионов Китая и политики Китая на постсоветском пространстве, прежде всего в Центральной Азии) и Владивостоке (для изучения северо-восточных регионов Китая и политики Китая в АТР).
Речь может идти о достаточно компактных исследовательских коллективах, буквально 3–4 человека, включая лаборантов, однако должно быть финансирование для организации стажировок специалистов из-за рубежа и собственных полевых поездок в КНР и другие страны на уровне, как ориентир, германского института Merics. При этом нужно понимать, что в случае открытия подобных «мозговых центров» прямо сейчас они столкнутся с острой кадровой проблемой, поскольку необходимого количества компетентных и готовых работать в конкурентной среде по мировым стандартам китаеведов попросту нет.
Игорь Денисов:
Видимо, стоит серьезно перестроить систему грантовой поддержки. Наряду с поддержкой «академических» проектов следует шире практиковать финансирование прикладных исследований (выходом здесь будут не научные статьи, как традиционно происходит, а доклады, аналитические записки, комментированные подборки документов). Вряд ли статьи в журналах, включенных в Scopus, могут быть основой для принятия государственных решений. Там и публикационный цикл растянут (один год, а бывает два или три), и цель этих публикаций совсем иная. Ориентир на практику, с другой стороны, не должен приводить к маргинализации фундаментальных исследований и классического востоковедческого образования, это сообщающиеся сосуды, и если один высохнет, то уровень другого тоже упадет.
Андрей Карнеев:
Здесь нужны анализ и постановка задач. С одной стороны, число китаистов в стране растет, от Владивостока до Калининграда появилось много новых учебных заведений, где преподают китайский. С другой стороны, это рост вширь, а не вглубь. Кроме того, нужны постановка задач и проектный подход. Пока у нас каждый китаист занимается чем заблагорассудится.
Василий Кашин:
Напрашивается несколько простых и очевидных шагов. Прежде всего, нужно целенаправленное финансирование программ по изучению экономики и политики современного Китая на базе основных университетов. Во-вторых, необходимо развернуть центры по изучению российско-китайских связей в вузах и научных центрах приграничных с КНР регионов. Удивительно, но там работа по изучению соседей почти не налажена – что-то есть только во Владивостоке, и то в недостаточном объеме, при этом немногочисленные перспективные кадры часто уезжают в Москву. Это негативно сказывается на приграничном сотрудничестве.
Леонид Ковачич:
Для улучшения качества экспертизы требуется:
Первое. Поддержание дискуссии относительно путей развития взаимоотношений с Китаем как минимум на государственном уровне, а не следование идее бескомпромиссного поворота на Восток.
Второе. Поддержка разных источников китаеведческой экспертизы. Не нужно забывать, что одним ИДВ, при всем уважении к нему, невозможно решить весь круг задач. Нужно развивать деятельность экспертно-аналитических организаций.
Третье. Необходимо кратно увеличивать финансирование китаистики. Расходы на данную экспертизу как на уровне государства, так и на уровне бизнеса должны соответствовать масштабам возможного взаимодействия со второй экономикой мира. Важно понимать, что в отличие от «западных партнеров» российскому китаеведению отводится скорее роль некоторой научной экзотики. До тех пор, пока принятие управленческих решений на разных уровнях будет опираться на эмоции, а не на всесторонний анализ, говорить о каких-либо успехах поворота на Восток, увы, не приходится.
Михаил Коростиков:
При текущих заданных условиях я бы советовал прокачивать и финансировать два направления: узкую отраслевую экспертизу по основным экспортным рынкам и юридическую экспертизу, которая бы позволяла эффективно отстаивать интересы поставщиков в китайских судах и в целом в спорных ситуациях.
Светлана Кривохиж:
Чтобы государству успешно пользоваться существующей экспертизой, нужно как минимум знать, кто в ней представлен. Ощущается, что есть некоторая оторванность государства от исследователей. Причем дело не только в государстве. Не все исследователи знают, что есть такая опция консалтинга, и даже если имеют какие-то наработки, то не очень понимают, куда с этим обращаться. Не помешает и более широкая публичная экспертная дискуссия по разным аспектам взаимодействия с Китаем, так как, когда экспертиза работает преимущественно на поддержку существующего вектора политики, это существенно ограничивает перспективу.
Александр Лукин:
Прежде всего я бы посоветовал государству ею заинтересоваться и понять важность Китая для России не на словах, а на деле. Тогда и средства найдутся.
Владимир Портяков:
Вернуть Академии наук руководство исследовательскими институтами – в качестве подарка к ее трехсотлетию. Далее. Пора прекратить практику назначения Минобрнауки директоров академических институтов без консультаций с коллективами НИИ. Выделять на постоянной основе средства на непрерывное приобретение общественно-политической литературы из КНР, включая научные журналы и книги. Ограничить возможности выступать и публиковаться по Китаю лицам, не имеющим китаеведческого образования. (Почему-то такие граждане ни в японистику, ни в корееведение не лезут!). Нормализовать ситуацию в сфере научных обменов в китаеведении, в том числе с западными странами, для которых российские ученые все чаще становятся нежелательными визитерами.
Правила комментирования
comments powered by Disqus