Бухара, Самарканд и Коканд унаследовали славную когда–то мусульманскую образованность в периоде ее замирания. Дальнейшая деятельность среднеазиатских книжников сосредоточилась на схоластической разработке мусульманского богословия и права, или, другими словами, на изучении шариата. На шариат стали смотреть как на науку всех наук; верили и верят, что только в шариате можно найти ответы на все запросы человеческого ума. Зная, что представителям науки ислам отводит высокое место, и что, по учению хадис, сборника канонических преданий, даже сон ученого лучше, чем намаз неуча, что для Бога нет человека угоднее того ученого, который в жизни своей руководится наукой, — жрецы шариатской казуистики возмнили и мнят о себе как об истинных мудрецах, которые украшают землю подобно тому, как звезды украшают небо. Шариат, с жалкими обрывками искалеченной древнегреческой науки и письменности, составляет материал учебной программы среднеазиатского медресе. Ученые ислама убеждены в том, что шариатом исчерпана вся глубина знаний, закончены все поиски за истиной, что ни одно учение его не должно подлежать ни критике, ни исследованию. Истинный мусульманин не может иметь никаких сомнений. А кто сомневается, тот «да будет неверным, то есть отступником от веры; жена его да будет разведена с ним». По шариату, отступничество от веры одного из супругов влечет за собою расторжение брака.



 

Учебные программы медресе в их главных чертах были выработаны около десяти веков тому назад, причем и книги, употребляемые в качестве учебников, не много новее программ.

Подготовительной ступенью к медресе служат мектэбе, низшие мусульманские школы. Они учреждаются и существуют на средства частных благотворителей или прихожан известной мечети. С согласия их, учителем приглашается или имам мечети, или постороннее лицо. Плата учителю бывает определенная, а иногда каждый ученик по четвергам приносит ему несколько копеек деньгами или пищевых продуктов — муки, риса, мяса, сала и т. п. Сверх сего, после разучения известной книги учитель получает в подарок чалму, кусок материи, халат и пр.

Число учеников мектэбе обыкновенно не превышает 80 мальчиков, в возрасте от 6 до 15 лет. Иногда учащихся бывает не больше 8 человек.

Выучка начинается заучиванием арабских букв, которые пишутся учителем на деревянных или костяных дощечках — лявх. Затем изучаются склады по буквослагательному способу. После складов приступают к так называемому Хафтияку, который представляет собою часть Корана. По этой книжке мальчик выучивается механически и бессознательно разбирать арабские слова. За Хафтияком переходят к Чаркитабу. В этой книжке, на персидском языке, сгруппированы выдержки из шариата, преимущественно по части религиозного права. Чаркитаб заучивается от начала до конца так же механически, как Хафтияк. После Чаркитаба прочитываются сборники стихотворений, одни на персидском, другие на тюркском языке. Содержание стихотворений совсем не приспособлено к детскому пониманию.

К письму переходят после обучения механическому чтению и выучивают лишь выводить буквы. В самых редких случаях учащийся может написать под диктовку простенькую фразу, и то с грубыми ошибками.

Обучение четырем правилам арифметики самых способных из старших учеников встречается в очень немногих мектэбе.

Старшие ученики получают, сверх всего, краткие сведения по части совершения омовений и намазов.



Школа (мактаб–хане). 1871—1872.
 

Таково учение в низших мусульманских школах. Достойно замечания, что, несмотря на громадное количество их — в одном Ташкенте 167, в одной Сырдарьинской области 1.402, — несмотря на это, число грамотных туземцев ничтожно. По крайней мере 50% из обучавшихся в мектэбе снова становятся безграмотными. Вернувшись к обычным занятиям и не имея ни малейшей охоты продолжать прежнее механическое долбление непонятных книжек, они скоро забывают скудные начатки грамотности. За мектэбе остается значение только как за школой, подготовительной к медресе, куда попадает ничтожная часть учеников, прошедших учение в мектэбе.

Юноши, приходящие издалека с целью учиться в медресе и неизвестные мударрисам, подвергаются испытанию по чтению и письму.

В мектэбе, как и в медресе, продолжительность курса не определена. Весь курс распадается на отделы, причем каждый отдел состоит в изучении одной или нескольких книг.

По установившемуся обычаю, учение в медресе начинается изучением особой книжки Аваль–и–ильм, «Начало науки». Это краткий мусульманский своего рода катихизис, изложенный на персидском языке в вопросах и ответах. Аваль–и–ильм выучивается наизусть в несколько дней. После сего приступают к изучению самого курса.

Первый отдел — грамматический. Выучиваются следующие книги: Муэи́, Авами́ль и Харака́т. Из них первая на персидском языке, остальные на арабском. Учащиеся знакомятся с частными отделами этимологии и синтаксиса, за сим переходят к систематическому учебнику арабской грамматики, называемому Капия или Кафия, знакомятся с книгой Шарх–мулла́ как с комментарием к Капия. Заучивание указанных книг часто длится года три. Учащиеся должны овладеть арабским языком настолько, чтобы без особого труда следить за дальнейшими отделами курса. Мнение о важности изучения Капия и Шарх–мулла мусульманские ученые любят подкреплять арабской пословицей: этимология мать наук, синтаксис отец их. Но никто из этих ученых не думает о систематическом изучении сартовского языка, на котором говорят, и персидского, на котором читают и пишут. Оттого многие образованные по–своему туземцы пишут безграмотно на родном языке. Пренебрежительные отношения к нему вошли в привычку и слышатся в поговорке: язык арабский — святыня, персидский — гадость, тюркский — нечисть.

Следующий за грамматикой курс медресе распадается на два отдела — общеобразовательный, мушкиля́т, и юридический, масаля́.Желающие изучить науку во всей полноте одновременно изучают мушкиля́т и масаля́. Муллы средней учености предпочитают мушкиля́т, а ученики кишлачных медресе, как будущие деревенские книжники или, по большей мере, имамы мечети, изучают только масаля́, притом не всегда полный курс, а одну книгу — Мухтасар–уль–викая, или даже одну первую часть этой книги, где говорится об омовениях, молитве, посте, зякате,уставной подати и хадже, паломничестве в Мекку.

В общеобразовательный курс входят следующие книги: Шамсия́ — логика, Хашия — комментарий к логике, Акаид — догматика, Тахзиб — диалектика, Хикмат–уль–айн — метафизика, с отделом астрологии и космографии, Мулла–Джаляль — логика и богословие, Тавзих — сведения о Коране, о книгах хади́с, о соборных решениях богословских и юридических вопросов, Мушкат–и–шариф — канонические предания иТафсир–и–Казы–и–Байзави — объяснения к Корану. В настоящее время в туркестанских медресе весь курс никогда не выполняется. Большинство мулл уходит из медресе, изучив первые пять книг, и из них Тахзиб — сокращенно.

Курс юридический, масаля́, составляют: Фикх–и–Кайдани́ — о деяниях безусловно и условно обязательных, одобрительных, неодобрительных и запрещенных, Мухтасар–уль–викая́ — краткое изложение религиозного и государственного права. В первой части изложены постановления об омовениях, молитве, посте, зякате и хадже, во второй — гражданские и уголовные законы теократического мусульманского государства, Шарх–уль–викая́ и Хидая–и–шари́ф содержат в себе подробный разбор тех вопросов, которые кратко рассматриваются в книгеМухтасар–уль–викая́. Полный курс масаля проходят те, кто надеется со временем занять должность казия, муфтия или аглама, вообще, кто считает для себя необходимым близко познакомиться с мусульманской юриспруденцией.

Рьяные книжники после нескольких лет учения в местных медресе отправляются доканчивать образование в Бухару или в Коканд, медресе коих издревле славится ученостью мударрисов и богатством вакуфных доходов.

Между науками медресе не последнее место занимает наука счисления, или математика. Ее изучают или как необязательный предмет, или попутно с изучением наследственного права, фараиз, почему в общежитии математика называется фараиз или пароиз. Изучаются четыре правила арифметики. Именованных чисел, дробей, отношений, пропорций и т. д. не изучают. Арабское название дробей, кусур, известно всем грамотным, но теории дробей они не знают. Не известна также джабр–ум–мукаби́ль, или алгебра.

По откровенному отзыву самих мударрисов, даже в таком большом городе, как Ташкент, нет никого из туземцев, кто понимал бы алгебру. Только в Бухаре знают эту науку, но и знания ученых бухарских незначительны.

От четырех правил арифметики переходят к геометрии, к изучению площадей простейших фигур, то есть треугольника и четыреугольника. Знания эти необходимы для измерения земли, при разделе ее между наследниками, а также при купле и продаже. Дли измерения площади круга последний делят на секторы, которые принимаются тоже за прямоугольные треугольники. Этими сведениями заканчивается изучение математики.

Лучшим сочинением по географии считается книга на персидском языке Маглюмат–уль–афак. Это — сборник диковинных измышлений на географические темы. Достаточно указать на некоторые места. Четыре стихии суть: огонь, ветер, вода и земля. Местопребывание огня — между сферою луны и ветра; далее находятся — ветер между сферами огня и воды, вода между сферами ветра и земли; земли окружена тремя остальными стихиями. Или: так как небес семь, а равно семь планетных систем, семь поясов, или частей света, и семь морей, то и род человеческий делится на семь рас: на китайцев, тюрков, европейцев, арабов, персов, индусов и негров. Читатель узнает, что на горе Сарандибимеется отпечаток ноги Адама. На Индийском море есть остров, а на острове дворец. Всякий, кто войдет в этот дворец, лишается чувств и умирает; на острове том обитают люди с собачьими головами. Книга снабжена рисунками, достойными иллюстрируемого ими содержания.

По истории Востока есть интересные сочинения, главным образом на персидском языке. Но историю туземцы не считают за науку и книг исторических не изучают.

Естественной истории, физики, химии не существует.

Мусульманские ученые Средней Азии имеют особенную слабость к медицине как к лекарской науке. Всякий из них хочет быть лекарем; у всякого есть книги, поучающие, как и чем лечить ту или другую болезнь. Это — поистине чудовищная медицина, с своеобразной хирургией и терапией, с чудодейственными, по мнению самих знахарей, лекарствами. В медресе начинается знакомство с медицинской наукой. Муллы и мударрисы практикуют ее. Косный в невежестве восточный человек фатально отдается своим кудесникам и неприязненно сторонится медиков русских. Только в самое последнее время замечается некоторое доверие к русской медицине. Даже сартянки, одни или с детьми, безбоязненно идут в амбулатории русских врачей–женщин.

Ученики медресе числятся в младшем классе, адна́, до изучения книги Акаид, в среднем классе, аусат, от изучения Акаид до перехода к книге Мулла–Джаляль. Начав изучать эту книгу, получают звание ала́, что значит ученик старшего класса или разряда. Определенных сроков для пребывания в том или другом классе или, что все равно, для изучения назначенных для класса книг нет. В действительности пребывание в каждом из трех классов обыкновенно продолжается средним числом от 3 до 4 лет. Случается, что мулла сидит в адна́ от 8 до 10 лет.

Медленность, с какою разучиваются в медресе известные книги, зависит наиболее всего от туземных способов преподавания.



 

Уроки начинаются вслед за совершением утреннего намаза, вскоре после восхода солнца. В дарс–ханэ, или классной комнате, кроме сандаля, устраиваемого зимой, никакой мебели нет. Муллы–ученики, поджав под себя ноги, садятся на полу, устланном коврами или кошмами. Мударрис занимает передний угол, тор, или тур, как почетное место в комнате; он сидит на полу, спиной к стене, против входной двери или боком к ней.

Каждый мулла, произнося селям, положенный или установленный исламом при входе в дом, приветствует профессора поясным поклоном, сложив при этом руки на животе в знак особенной почтительности. После того как мударрис кашлем или другим знаком даст знать, что он готов начать урок, в дарс–хану входит джамаа́, кланяясь и громогласно произнося селям. Под джамаа разумеется партия или отделение учеников, от 5 до 15 и до 20 человек, изучающих одно место в известной книге.

В больших медресе таких джамаа бывает несколько у одного мударриса. Выстроившись после приветствия в одну или в две шеренги, муллы садятся против учителя и раскрывают книги на том месте, где был закончен предыдущий урок. Книги кладутся или прямо на пол, или на особые низенькие подставки. При значительном расстоянии между книгой и глазами читающего приходится сидеть согнувшись. Чтобы уменьшить напряжение позвоночного столба и стесненность грудной клетки, учащиеся равномерно покачиваются всем корпусом вперед и назад. Такая же обстановка и в мектэбе. При обстановке этой ученики всех школ Востока невольно привыкают покачиваться при чтении вперед и назад.

Один из учеников джамаа носит название кары́, или чтеца. Кары читает соответственное место в книге, а мударрис, поправив произношение, объясняет сначала отдельные арабские слова, потом общий смысл прочитанного отрывка, причем для лучшего выяснения мысли приводятся подходящие примеры. Продолжительность урока, сообразно с объемом объясняемого текста, зависит от воли мударриса, который, при добросовестном отношении к делу, старается сообразоваться с силами, способностями и подготовкой учащихся. Во всяком случае учение в медресе идет очень медленно, хоти большинство учеников, проходя только мушкилят или масаля, имеют дело с одной книгой или, иначе говоря, с одним предметом. Медленность зависит и от того, что изучаемые книги — на арабском языке, ознакомиться с которым учащиеся успевают по прошествии нескольких лет, проведенных в медресе. По окончании объяснений мударрис возглашает: «Аллах акбар» (велик Бог!). Ученики встают с мест и удаляются. В дарс–хану входит вторая джамаа, за ней следующая, пока не перебывают муллы всех джамаа, которые берут уроки у известного мударриса. Рассказывают, что прежде, когда учеников в медресе было больше, чем теперь, учебные занятия, особенно зимой, продолжались от восхода и до захода солнца. Занятия эти очень часто прерываются по разным поводам, каковы: совершение намаза, прием пищи или питье чая, что мударрисы делают в дарс–хане, приход посторонних лиц и т. п. Вообще, дарс–хана похожа больше на кабинет или на квартиру мударриса, чем на класс, куда, по нашим понятиям, посторонним лицам во время урока вход воспрещается. С этой стороны простота, которую принято называть халатностью, присуща медресе так же, как всей вообще жизни туземца.

В младшем классе урок начинается повторением читанного накануне. Проверка знаний производится посредством вопросов, которые предлагает мударрис. После перехода к чтению Шарх–мулла повторения предыдущего урока прекращаются. Их заменяют занятия с мукаррирами, или репетиторами. Обязанности мукарриров несут обыкновенно лучшие ученики старшего класса или те из окончивших курс медресе, которые состоят кандидатами на должность мударриса.

Занятия с мукарриром идут в том же порядке, как с мударрисом. Считается наиболее желательным, чтобы объяснения репетитора были по возможности тождественны с объяснениями мударриса. Случается, что муллы, не находя надежного мукаррира в своем медресе, идут репетироваться в другое или на дом к приватному мукарриру, особенно если последний слывет за лучшего ученика такого мударриса, который известен своею ученостью и авторитетом.

Из всей джамаа за курсом следят только наиболее способные и усердные муллы. Остальные, являясь к мукарриру или мударрису, делают только вид, будто учатся. Несмотря, однако, на слабое ученье, они, не оставляя джамаа, следуют за ней до конца и, совсем не зная пройденного курса, получают звание хатм–кылган, то есть окончивших курс. Такие хатм–кылган чаще всего встречаются между молодыми людьми из состоятельных семейств. Будущие искатели почета в обществе и почестей домогаются в медресе не знаний, а права говорить, что и они учились в таком–то медресе, у такого–то мударриса. Получить это право на мнимую ученость легко, так как никаких экзаменов не бывает, и переход в следующий разряд или класс обусловливается прохождением в дарс–хане установленных книг.

Прежде, при мусульманском правительстве, были в медресе и экзамены. Лиц, окончивших учение, подвергали публичному испытанию, чтобы решить, имеют ли они право на занятие должности мударриса, казия и др.

Если ныне бывает иногда поверхностное испытание, то лишь для того, чтобы убедиться в знаниях муллы, который переходит из другого медресе.

Учебных дней в неделе четыре — суббота, воскресенье, понедельник и вторник; неучебных три — среда, четверг и пятница. Последние назначены на отдых, повторение пройденного и на занятия посторонними предметами. Кроме того, занятий не бывает во время поста, который продолжается месяц, в праздники Рамазан и Курбат, около двух недель, и в каникулы, с половины мая или начала июня до сентября. В последнее время во многих медресе с каждым годом начинают учение позже и позже. В прошлом учебном году в медресе Ферганской области учение началось во второй половине октября. Таким образом, даже при исправных занятиях, учебных недель в году около 30, а учебных дней до 120.

При изучении одного курса — мушкилят и масаля, — учащийся берет у мударриса ежедневно один урок, продолжающийся не более 1½ часа. Поэтому для большинства количество учебного времени в неделю не превышает 6 часов, а в течение года 180 часов. В действительности же, при неурядицах в наших медресе, для большинства учащихся число учебных часов в году значительно меньше указанных цифр, вследствие частых манкировок уроками как со стороны мулл, так и мударрисов. Неаккуратное посещение уроков по обычаю не преследуется. Если, впрочем, ученик не является в медресе в течение шести месяцев, то лишается права на получение стипендии. Из сказанного видно, что ни учебная программа, ни способы преподавания, ни училищные обычаи и порядки не удовлетворяют самым скромным требованиям, какие обыкновенно предъявляются к учебным заведениям.



 

О воздействии медресе на учащихся имеются очень меткие и правдивые показания, высказанные назад тому пятнадцать лет в статье Г. (Туркестанские ведомости 1876 года, № 48). С того времени положение учебного дела если и изменилось, то к худшему. «Вся магометанская школьная программа, — говорится в указанной статье, — проникнута строго спекулятивным, но религиозным принципом, проведенным очень последовательно, захватывающим с самого начала, как сжатыми клещами, ум студента (муллы) и влекущим бесповоротно в одном направлении по указанию догматов, аргументируемых путем диалектики и дедукции. Все пути к выходу из круга познаний, определенных религией, для магометанского студента отрезаны. Он обречен знать только то, что знали авторы изучаемых им статей 500—1000 лет назад, знать более для него запрещено, грешно. Он обязан упражнять свой ум в той самой гимнастике, которая определена некогда; употребление других приемов делает его уродом в глазах верующих, человеком отверженным. Его авторитетами ему внушено не верить в определенный наукой порядок планетного вращения, в законы, управляющие физическими явлениями, в силы природы, в исторические факты, очищенные критикой от фантастических примесей. Он обязан знать, что есть семь сфер небесных, населенных небожителями, что вся Земля разделяется на семь климатов, и что мусульмане свыше призваны к господству над народами. Истории, географии, космографии магометан полны нелепых басен и фантастических легенд. Ум, скованный цепями рабства, сам собою не может выбраться из этого мрака, из этого хаоса на путь более светлый, сделать существование человека более осмысленным, разумным. Русскому влиянию на Востоке представляется задача важная и возвышенная: разбить умственные оковы магометанства и приобщить туземцев к жизни человечества. Это — обязанность, налагаемая на нас историей, пред которой мы будем судиться впоследствии».

Представление о неудовлетворительности современных медресе, о необходимости перемен в их жизни не чуждо также умам некоторых туземцев. Еще при покойном туркестанском генерал–губернаторе К. П. Кауфмане ташкентский житель Саид–Азим–бай подавал докладную записку, в которой изложены мысли о необходимости преподавания русского языка, хотя бы в одном из ташкентских медресе. При генерал–губернатореМ. Г. Черняеве в особой комиссии, не успевшей, к сожалению, докончить своих занятий и состоявшей главным образом из туземцев, говорилось об учреждении нового медресе, такого, в программу которого были бы введены русский язык, история, география и другие предметы. Как на источник содержания мусульманского училища с русским языком указывали на вакф Назар–бия, отобранный у медресе Бегляр–беги и переданный в распоряжение Туркестанского благотворительного общества.

Лицам учебного ведомства часто приходится выслушивать от туземцев вопрос о том, скоро ли будут введены в медресе новые порядки.

Медресе имеют воспитательное значение в жизни туземцев. Каждый мударрис, будучи учителем, есть в то же время воспитатель. Материал дли нравственных назиданий заимствуется из книг, которые разучиваются в медресе. Книги эти популярны и читаются усердно. Большая часть их написана на персидском языке: одни, как, например, Кимия–и–саадат, прозой, другие, как Суфи–Уллаяра, стихами.

Наставники мусульманской морали учат, что этими книгами исчерпана вся человеческая нравственность; что пророки, законоведы и мыслители преподали правоверным вполне законченное учение о добродетели и благочестивой жизни. Кто желает сделаться благочестивым, тот безусловно должен повиноваться учению, которое ниспослано свыше, получено сначала путем откровений, а впоследствии разработано, установлено и предписано к исполнению: исполняй, правоверный, предписанное, и будешь в раю; будешь причастником всех наслаждений, к коим направлены все вожделения мусульманина. В книге Кимия–и–саадат, или «Химия счастья», даны указания, как дойти до райского блаженства. В ней, между прочим, говорится о правилах, которые необходимо соблюдать во время принятия пищи. Учащийся должен помнить, что пища принимается им для подкрепления сил, необходимых к воспринятию науки, ведущей к познанию Бога, чтобы потом, руководясь указаниями науки, войти в рай. Из дальнейших по сему предмету правил можно указать на следующие: так как принятие пищи есть одна из религиозных обязанностей, как и обязанность совершать молитву, то пред едой следует вымывать руки и прополаскивать рот, как пред молитвой; кушанья полагать не на скатерть, а на суфру, или сыромятную кожу, ибо суфра напоминает собою о странствии, а наша земная жизнь есть странствие, конец которого будущая жизнь. Во время еды сидеть следует со смирением, обязательным для всякого, кто памятует, что он раб Божий. Есть следует только тогда, когда мы голодны, и прекращать еду раньше полного насыщения. При этом условии можем не нуждаться в врачах. Перед принятием пищи надо сказать «во имя Бога», а после принятия «слава Богу». Произносить указанные слова следует громко, дабы напомнить о том же присутствующим. Другой кусок надо брать тогда, когда проглотишь прежний, предварительно разжевав его как следует. Никогда не следует хулить пищу, ибо она дар Божий. Когда пророку подавали приятную пищу, он принимал ее. Если же поданная пища оказывалась не по вкусу, пророк не дотрагивался до нее, но хулы никогда не произносил. Следует брать кусок, который лежит на краю блюда перед тобою. Исключение представляют плоды, сложенные горкой. Во время еды не надо обтирать рук о хлеб. Если кто выронит кусок пищи из рук, то должен поднять его, очистить и съесть; иначе пища эта достанется диаволу. Будь он проклят! На горячую пищу не следует дуть, чтобы остудить ее; надо терпеливо ждать времени, когда сама остынет. Если кто будет есть финики, абрикосы или другие плоды, пусть есть нечетное число их — три, пять, семь и т. д., дабы свойства всех наших дел уподоблялись свойству Бога, единого и не имеющего себе пары.

Во время путешествия мусульманин должен блюсти, между прочим, следующие правила. Если кто собирается в путь, то должен снабдить жизненными средствами тех, чье пропитание лежит на его обязанности. Затем сам должен запастись средствами перевозочными, деньгами, провизией и проч. настолько, чтобы не отстать от спутников своих. Следует подыскать себе надежного попутчика–единоверца. Пред отправлением в путь соверши два намаза, а по прибытии на станцию читай особую краткую молитву. Путешествие надо начинать в четверг, после утреннего намаза, ибо пророк всегда отправлялся в путь по четвергам утром. В дороге не следует чрезмерно навьючивать животное — лошадь или верблюда, не следует долго оставлять их под ве́рхом или вьюком, не надо спать сидя верхо́м, бить животное по голове и т. д.

Желая преподать учащимся правила на все случаи жизни, заботливые наставники не оставляют их без научения таким адабам, или правилам, которые, согласно Кимия–и–саадат, правоверные ради счастливой жизни должны соблюдать при естественных потребностях. «Если потребность застанет человека в поле, то пусть он удалится от людских взоров, а где можно, пусть зайдет за стену. Он не должен обнажать своихаврат — части тела от пояса до колен, — прежде чем сядет на корточки. Пусть не садится лицом к солнцу, луне и к кыбле, или священной мечети. Пусть не останавливается в людных местах и не оставляет своего помета в стоячей воде, под фруктовыми деревьями и в разного рода норах; пусть не мочится сто́я, а также на ровной и твердой земле, дабы не падали на него брызги»... Дальнейшие подробности таковы, что называть их или вообще говорить о них невозможно.

Во многих сборниках все изучаемые в медресе статьи изложены в стихах. Так, в книге Масля́к–ум–муттакын стихотворной речью передаются положения шариата, канонические предания, нравоучения разного рода и, наконец, ада́бы, или правила вежливости на разные случаи жизни. При посещении, например, тяжко больного, близкого к смерти, рекомендуется сидеть у его ног, а не у изголовья, не глазеть по сторонам, но и не смотреть на умирающего пристально, как смотрят на наряды, не делать печального лица. Советуется говорить больному о скором выздоровлении его, о долгой и благополучной жизни, не сидеть долго у больного, считать время своего посещения.

Мулл медресе знакомят также с педагогическими воззрениями мусульманских мыслителей и моралистов. Им сообщается, что душа ребенка чиста, как самоцветный камень, мягка, как воск, которому можно придать любые формы; она подобна чистой почве, на которой вырастает каждое брошенное туда семя. Воспитание ребенка необходимо для спасения его от геенны огненной. При первых признаках стыдливости надо приучать ребенка соблюдать правила во время еды, чтобы ел он правой рукой, не торопясь, и чтобы пред едой говорил «во имя Бога» и проч. Если ребенок будет вести себя хорошо, надо дарить ему такие вещи, которые могли бы его радовать, хвалить надо в присутствии других, а за дурные поступки укорять и пугать тем, что обо всем этом узнают посторонние. Не дозволять детям вступать в разговор прежде, чем сделает им вопрос кто–либо из старших. Заставлять детей с почтением относиться к старшим и молча, терпеливо переносить побои учителей. Как скоро минет ребенку семь лет, следует заставлять его совершать установленные омовения и молитвы. С десяти лет необходимо знакомить детей с представлениями о загробной жизни, об аде и рае, дабы представления эти врезывались в их душу подобно тому, как буквы вырезываются на камне.

И в души своих питомцев медресе врезывает самые живые представления о муках ада, уготованных неверным, и о сладостях рая, какие будут вкушать правоверные. Одни они удостоятся благополучно пройти через сырат, или мост, находящийся над адом и ведущий в рай. «Сырат, — говорится в Сабат–уль–аджизин, сборнике стихотворений известного в Средней Азии Суфи́–Улла́–Яра, — сырат тот тоньше волоса и острее сабли. Грешники низринутся с него в ад. Страшно поражены будут сыны Адама. Взойдя на сырат, они увидят себя над адом. Если вздумают вернуться, их не пустят ангелы. Ужасно будет положение людей. Их сердца обольются кровью, и глаза прольют слезы. Кто же пройдет благополучно и кто свергнется? Правоверные пройдут: одни с быстротой молнии, другие с быстротой ветра, третьи с быстротой скачущей лошади. Некоторые мусульмане пойдут сильно спотыкаясь, но все–таки достигнут места вечного блаженства. Другие же будут низвержены, лишь только вступят на сырат. Боже, не дай ноге моей оступиться в огонь, уготованный грешникам. Боже, во имя твоего единства спаси нас от ужасов сырата». Под гибнущими навеки грешниками разумеются все неверные, то есть немусульмане.

Учебная система медресе производит всестороннее и всепокоряющее воздействие на нравственное направление учащихся. Ввиду сего воспитательное значение мусульманской школы важнее учебного. Под влиянием шариатской морали затираются индивидуальные черты мулл, и они, проникнутые духом ее, примыкают потом к плотным рядам проповедников ислама. Главным образом в стенах медресе шариат создает умственную притупленность и нравственную приниженность. Там вырабатывается характер истого мусульманина–книpжника. Будет ли этот книжник улема́, ученый, или простой мулла, грамотей, он верует в одну науку, мусульманскую, признает авторитет одних ученых, мусульманских. Мусульманские книги, заученные в дарс–хане, он считает единственною и неисчерпаемою сокровищницей человеческой мудрости и добродетели. Свысока и с презрением смотрит он на все, чему не поучает шариат. Да и есть ли чему другому поучиться, где, что и как, — туземец ничего не знает. 27 лет русского владычества в Туркестанском крае прошли бесследно для туземной школы. Ее одной не коснулись новые, благотворные порядки; в нее одну не проник хотя бы слабый луч света.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram