серьезностью и превратить геополитическое противостояние с Западом в полноценное столкновение цивилизаций, в войну идей.
В нарастающем противостоянии России с США и НАТО, можно сказать, с Западом в целом, следует учитывать то, что в лице Запада мы имеем дело с глубоко и всецело идеологическим явлением.
Современные политические идеологии возникли в Новое время и свою окончательную форму получили в XIX–XX веках. Причем среди них первой идеологией был либерализм, отражающий ценности и нормативы буржуазного общества. В ходе драматического противостояния между либерализмом, коммунизмом и национализмом в ХХ веке либерализм одержал верх над своими оппонентами и конкурентами и стал последней и на сегодняшней день единственной идеологией. Конечно, за столетия своего существования либерализм мутировал, изменялся, трансформировался, но ядро его оставалось неизменным. Это индивидуализм, утилитаризм, гедонизм, своего рода "субъективный материализм" – культ частной собственности, денег и капитала.
И сегодня это единственная идеология, претендующая на глобальную гегемонию. Военная мощь и экономический потенциал Запада представляют собой опору и инструмент вполне конкретной идеологии. Посольство США или стран ЕС в любой стране, а также каждая военная база США и НАТО, научные центры и лаборатории, грантовые программы, НГО и даже офисы крупных западных корпораций и фирм являются одновременно центрами активной идеологизации – звеньями глобальной и глобалистской либеральной системы.
Военное, политическое, геополитическое, экономическое влияние Запада в мире всегда идут рука об руку с либерализмом. Причем экспансия Запада может начинаться с любой формы проникновения в общество – где-то все начинается с политики, где-то с экономики, где-то с прямой военной интервенции, где-то с распространения технологий, где-то с научных симпозиумов и конференций, где-то с гуманитарных фондов и экоактивизма, – но везде и всегда (прямо или косвенно) это сопровождается продвижением либерализма и его установок, которые выполняют роль операционной системы для всех конкретных структур.
Маркс утверждал, что идеология есть "форма ложного сознания". Кстати, это применимо к любой идеологии – в том числе и к коммунистической. Он имел в виду, что идеология – это всегда лишь аппроксимация реальности, причем построенная в интересах правящего класса. Грамши, развивая идеи Маркса, пришел к выводу, что влияние идеологии настолько велико, что может подчас опережать изменения в реальной структуре общества. Так, большевикам удалось построить социализм в стране, где еще толком и капитализма-то не было. Идеология сумела подчинить себе реальность. Грамши обобщил опыт ленинизма на более широкий спектр социальных явлений и развил "теорию гегемонии". Под "гегемонией" он понимал именно идеологическую экспансию, которая постепенно или резко (как в случае революции) подчиняет себе все остальные стороны общества. Гегемония – это прежде всего процессы в области идей, культуры, мысли. Это и есть главное оружие и одновременно цель "ментальных войн".
Все это прекрасно подходит к современному либерализму, претендующему на глобальность и универсальность: он является самой настоящей идеологической гегемонией, настаивающей – как всегда в интересах правящего класса (глобалистской технократической элиты) – на том, что реальность именно такова, как ее описывает либерализм. При этом либерализм все больше старается скрыть свою идеологическую сущность, стремясь выдать себя за нечто "само собой разумеющееся", за "прогресс", "развитие" и т. д., то есть за реальность и ее законы.
Но, на самом деле, и в этом сходство с последними десятилетиями СССР, неумолимо растет зазор между либеральной идеологией и действительным положением дел. Идеологическая конструкция все дальше уходит от реальности и от этого становится все более и более агрессивной, насильственной и тоталитарной. Любая идеология – и в том числе доминирующий сегодня в глобальном масштабе либерализм – есть нечто виртуальное, схема, аппроксимация, конструкт. Поэтому-то идеологическое сознание и названо Марксом "ложным". Идеология есть проекция субъекта на объект. Отчасти действительность покоряется ей, отчасти сопротивляется. Пока идеология способна поддерживать баланс между действием и противодействием, она эффективна. Но в какой-то момент ее внутренние возможности исчерпываются, и она больше не справляется с реальностью, разъезжается по швам. Именно это произошло с СССР три десятилетия назад. Это на наших глазах происходит сегодня с Западом и глобальным либерализмом. При этом Запад пытается осуществить то, о чем СССР и не задумывался – полностью перенести реальность в виртуальность, заставить человечество эмигрировать в цифровую область, мутировать – вплоть до постгуманистических проектов загрузки сознания на облачный сервер, сращивание человека с машиной, генной инженерии и передачи полноты управления Искусственному Интеллекту. Только так – вообще исключив реальность и полностью подменив ее виртуальностью – либеральная идеология сможет стать тотальной и избежать надвигающегося коллапса.
При этом противоречия между либеральной идеологией и reality check стремительно нарастают, и любая задержка с полной и необратимой миграцией в виртуальность чревата срывом всего проекта, коллапсом глобальной либеральной гегемонии. Если верить постулатам либерализма, сегодня человечество живет в третичной – сервисной и цифровой – экономике, заместившей собой вторичный (промышленный) и тем более первичный (аграрный) уклад. Но, вопреки этому, индустриальный и даже сельскохозяйственный фактор не утратили своего значения (а должны были бы).
Далее национальные государства давно должны были бы отмереть, а человечество объединиться в Единый Мир (One World) во главе с Мировым Правительством (как об этом говорится во всех либеральных теориях Международных Отношений). ООН, а до нее Лига Наций когда-то задумывались именно как прообраз Мирового Правительства, но не стали им. Евросоюз также не отменил полностью национальных государств даже в Европе. То есть идеологически должно быть одно, а на практике происходит другое. И межнациональные противоречия между государствами никуда не исчезли.
Тем более давно должны были исчезнуть различные формы религиозной и этнической (в том числе расовой) идентичности, а они существуют, и их столкновения сотрясают не только незападные общества, но и западные.
Гендерная политика уже законодательным порядком практически во всех странах Запада предписывает опциональность половой идентичности, то есть считает пол вопросом индивидуального выбора, но на том же Западе все равно брак между мужчиной и женщиной и классический образ семьи остается преобладающим. В незападном мире все еще более традиционно.
И так во всем. Идеологически либерализм утверждает одно, на практике – все совсем другое. При этом Запад упорствует в своей идеологии и обрушивает всю свою мощь на тех, кто пытается ее хотя бы немного скорректировать и сделать более близкой к реальности. Мы видели судьбу Трампа, который попытался вернуться к действительности и занять более реалистичные и менее идеологизированные позиции – его обвинили во всех смертных грехах: прежде всего в "фашизме", "расизме", "сексизме", "супрематизме" и т. д. А все потому, что он позволил себе обратить внимание на лакуны, натяжки и несоответствия между доминирующей в США либеральной идеологией и положением вещей – в той же Америке.
Конфронтация России (а также Китая, Ирана, шире – исламских обществ) с Западом помимо геополитического имеет под собой и этот идеологический фундамент. Ни Россия, ни Китай не готовы впитать либерализм до конца и полностью и безоговорочно принять законы гегемонии. Конечно, в России мы имеем дело с политической системой либеральной демократии, экономическим капитализмом и ориентацией на технократическую цифровизацию. В этом и заключается наше противоречие – с одной стороны, мы за либерализм, но с другой стороны, резко возражаем против прямого геополитического подчинения Западу и предпочитаем умеренную – несколько устаревшую – форму либерализма, old school. А нам навязывают все и немедленно.
Китай экономически тоже принял либерализм и глобализацию, но политически сохранил коммунистический партийный централизм. Он в лучшем положении, чем мы. Нам же приходится формально соблюдать правила, навязанные Западом, но если мы не хотим утратить самостоятельность (а это логичное требование глобалистов от тех, кто присягает гегемонии), то мы вынуждены наделять эти правила иным содержанием или аккуратно их обходить стороной.
Сегодня конфликт России и США – прежде всего в лимитрофной Украине, но также и на всем постсоветском пространстве, и даже на Ближнем Востоке, в Африке и не исключено, что в скором времени и в Латинской Америке – это конфликт ситуативный и прагматический. Россия при Путине частично восстановила суверенитет, почти полностью утраченный в 90-е годы ХХ века при правлении реформаторов-западников (то есть прямых агентов гегемонии) и вообще ничего не соображавшего Ельцина. Но гегемония и либерализм в наше общество, государство, право, нормативные акты и практики вошли очень глубоко – гораздо глубже, чем кажется. Мы отвергаем только самые экстремальные формы либерализма – полное внешнее управление, примат международного права над национальным, гендерную политику (законодательную нормализацию ЛГБТ и других перверсий) и т. д., но в остальном мы живем в том же навязанном нам "ложном сознании" со всеми его несоответствиями реальности, как и остальной мир – сам Запад, и те общества, которые находятся под его решающим влиянием. И именно это делает нас уязвимыми. Мы как бы часть глобального Запада, восставшая на его центр. Отколовшийся филиал, продолжающий работать по стандартам единой корпорации, но более не подчиняющийся головному офису.
Такое положение дел губительно для России. Либеральная идеология на грани коллапса – причем не просто на самом Западе, но и в мировом масштабе. И конфликт у России именно с ней – с той структурой ложного сознания, которая претендует на глобальное доминирование. Пока мы признаем постулаты либерализма, буржуазной демократии и капиталистической системы, мы исторически обречены пасть вместе с ней.
Самое время задуматься об альтернативе либерализму со всей серьезностью и превратить геополитическое противостояние с Западом в полноценное столкновение цивилизаций, в войну идей. Для этого надо провозгласить нашу Идею, нашу идеологию и прямо противопоставить ее либерализму. А не вилять и мимикрировать, как мы пока это делаем.
