В условиях международной напряженности регионы и государства если не замыкаются в себе, то обращают внимание на внутренние хронические проблемы. Из всего спектра региональных противоречий для #Центральной Азии чаще всего называется проблема воды. Об этом в материале Дениса Борисова, опубликованного для аналитического портала «ИАЦ».
Из-за своего масштаба и сложности водная проблематика может породить немало «чёрных лебедей» для региона. Тем не менее, если говорить о воде в контексте международных отношений, то необходимо оценивать этот ресурс применительно к основным организационным формам власти – в экономике, политике и идейно-идеологической сфере.
Вода как основание для экономической власти
В Центральной Азии этот фактор весьма незначителен.
Водный ресурс бесценен для биологии, но является вторичным для современного государства.
Мировой внешнеторговый оборот в категории «Лёд и питьевая вода» не превышает $1,4 млрд в год (сырая нефть – $1,2 трлн).
Вода – очень дешёвый ресурс, который в случае нехватки для населения, проще всего купить. Так собственно и делают многие страны с водным дефицитом.
Пятёрка центральноазиатских государств также импотирует питьевую воду, год от года незначительно увеличивая закупки на внешних рынках. Показательным является 2017 год для Туркменистана, когда была сильная засуха, что резко отразилось на импорте воды в страну. Экономическая логика проста – не хватает воды, покупаем на внешних рынках.
Вода как ресурс политической власти
В Центральной Азии этот аспект тоже незначителен, что демонстрируется в подходах стран региона к обеспечению национальной безопасности. Вода вытесняется на задворки стратегического планирования более понятными для государственных структур экономическими угрозами из энергетического или финансового секторов.
Например, в Стратегии национальной безопасности Казахстана слово «вода» только единожды упоминается в 18 пункте раздела «угрозы»: «резкое ухудшение экологической ситуации, в том числе качества питьевой воды, стихийные бедствия и иные чрезвычайные ситуации природного и техногенного характера, эпидемии и эпизоотии». Тогда как финансовая или энергетическая проблема неоднократно фиксируются в тексте Стратегии.
Узбекистан также в доктринальных документах не выпячивает «пресную» тему, ставя её в разряд задач общественного уровня: «повышение уровня обеспеченности коммунально-бытовыми услугами, прежде всего кардинальное улучшение обеспечения населения сельской местности чистой питьевой водой путём строительства новых водопроводных линий, последовательного внедрения современных экономичных и эффективных технологий». В стратегическом планировании вода не определяется как коренной национальный интерес государства. В политических целях водный дефицит используют преимущественно на локальном уровне как элемент избирательной кампании в стиле «депутат торжественно сделал...»: привёз бочку чистой питьевой воды, открыл водоколонку, провел водопровод и пр.
Вода в идейно-идеологической сфере
Однако в идейно-идеологической сфере вода является очень понятным и эффективным символом с высоким социальным и мобилизационным потенциалом. Понятная всем общественная бессознательная цепочка «Вода – это жизнь, нет воды – нет жизни», как и связь воды с религиозными обрядами во многих культурах, закономерно придаёт водной тематике ореол безусловной значимости на уровне личного и общественного восприятия.
Соответственно, именно проблема воды часто поднимается на щит и используется в манипулятивных стратегиях различными акторами во внутренней и внешней политике.
Летняя эскалация приграничного конфликта 2021 г. между Кыргызстаном и Таджикистаном была спровоцирована спорным дискурсом по поводу воды: на фоне существующих территориальных разногласий вода стала одним из мотивов для мобилизации населения. Хотя с точки зрения достаточности водных ресурсов эти страны являются нетто-экспортёрами.
Соответственно, государству важно отслеживать процессы мультипликации угроз общественной безопасности, когда намеренно или спонтанно происходит наложение различных угроз.
Проблема воды сама по себе не может привести к масштабной эскалации, но в сочетании с другими угрозами (криминальная активность, анклавные и территориальные проблемы, коррупционные проявления, неконвенциональная борьба за власть) становится катализатором социального конфликта. Именно поэтому важно отслеживать попытки манипуляции водной проблематикой в региональном информационном пространстве.
Вода как повод для распрей
Конфронтационный сюжет вокруг водных ресурсов доминирует в медиапространстве Центральной Азии. За годы самостоятельного существования центральноазиатских государств сознательные и неосознанные манипуляции по этой теме сформировали два основных «информационных пузыря» с заранее негативным оттенком.
Первый «пузырь» формируется вокруг конфронтационного дискурса между Узбекистаном, Кыргызстаном и Таджикистаном по поводу строительства гидроэлектростанций. В публичном пространстве эти противоречия проявляются через широкий «обмен любезностями» между чиновниками, гражданскими активистами и местными общинами этих трёх стран. Наиболее концентрированно содержание претензий озвучивалось на ежегодных сессиях ГА ООН:
Таджикистан – «К сожалению, однако, мы вынуждены констатировать, что из-за отсутствия взаимопонимания и сотрудничества в регионе, а также вследствие пренебрежения к законным правам и жизненно важным интересам Таджикистана в течение последних 10 лет наша страна испытывает серьёзную нехватку электроэнергии в зимний период»;
Кыргызстан – «Стратегически важным для устойчивого социально-экономического прогресса региона является развитие гидроэнергетики. Уверены, что это будет содействовать комплексному решению множества современных и будущих проблем»;
Узбекистан – «Вопрос обеспечения рационального использования водных ресурсов стоит достаточно остро в условиях ухудшения экологической ситуации и недостатка питьевой воды в нашем регионе и во всём мире… В этой связи мы не можем не выразить обеспокоенность в связи с планами Таджикистана и Кыргызстана построить новые крупные гидроэлектростанции с гигантскими по глобальным меркам плотинами…».
Второй негативный «информационный пузырь» сформировался вокруг водных проблем Иртышского бассейна между Казахстаном, Китаем и Россией. Главный конфронтационный посыл этого треугольника чаще всего проявляется в контексте китайской угрозы. Считается, что активизация хозяйственной деятельности Китая в СУАР приведёт к существенному сокращению поступающей воды из Чёрного Иртыша в северо-западные районы Казахстана, при этом китайская сторона не идёт на дипломатический контакт, уклоняясь от подписания Хельсинкской конвенции об охране и использовании трансграничных водотоков и международных озёр.
С исторической точки зрения, право на промышленное освоение иртышского речного бассейна в Российской Федерации и Казахстане было реализовано в советский период, Поднебесная приступила к промышленному освоению СУАР только в 2000 году. При этом интенсивная фаза промышленно освоения Синьцзян-Уйгурский автономный район уже миновала, а тревожные цифры о том, что Пекин к 2030 году переселит 100 млн человек в Синьцзян, не подтверждаются на практике: с 2010 по 2020 гг. население СУАР увеличилось на 18,52% составив 25,85 млн. чел.
Главная проблема воды на Иртыше – это не её малые объёмы, а качество. Промышленные отходы и неочищенные стоки сбрасываются предприятиями и домохозяйствами без какой-либо очистки. По данным экологических исследований, в Иртыш сбрасываются неочищенными 94-95% сточных вод, что как раз делает невозможным использование воды для нужд населения.
Исходя из этой логики действует КНР, по-восточному уклоняясь от согласования конкретных объёмов забираемой воды, но соглашаясь на сотрудничество в сфере экологического мониторинга качества речной воды. Налажен пока обмен информацией только между казахстанскими и китайскими экологическими постами.
Характерно, что и практическая составляющая российско-казахстанского диалога вокруг проблем Иртыша также развивается в экологическом ключе. В 2020 году РФ и Казахстан утвердили совместные программы сотрудничества по сохранению и восстановлению экосистемы бассейна трансграничных рек Урал и Иртыш на 2021-2024 годы.
Вода как основание для сотрудничества
Природоохранная тематика могла бы стать одним из немногих поводов для региональной институциональной кооперации. Возможности для этого представляет, например, Международный фонд спасения Арала. Представители стран региона независимо друг от друга регулярно пытаются привлечь внимание международного сообщества и фондов к проблеме Аральского моря.
За последние 30 лет на сессиях ГА ООН были озвучены следующие инициативы:
создать специальную комиссию по Аралу (Узбекистан – 1993, 1994, 1995, 1996, 1998, 1999, 2000гг.);
создать под эгидой ООН международный механизм координации усилий в целях смягчения последствий гибели Аральского моря (Таджикистан – 2005г.);
придать Международному фонду спасения Арала статус института ООН (Казахстан – 2007г.);
разработать Специальную программу ООН для бассейна Аральского моря и выделить аральскую проблематику в отдельное направление деятельности ООН (Туркменистан – 2018г.),
принять специальную резолюцию ГА ООН об объявлении региона Приаралья зоной экологических инноваций и технологий (Узбекистан – 2020г.).
Одним из этапов региональной кооперации по воде стал павильон стран Центральной Азии на Всемирном экологическом форуме в Глазго (2021), где пять государств совместно выступили по экологической повестке и обсудили создание Центрально-Азиатского климатического хаба как единой платформы для выработки коллективных подходов в решении климатических проблем.
Специфика водной проблематики формирует неоднозначное пространство межгосударственного взаимодействия в регионе, где есть место и для политических интриг, и для развития региональной кооперации.
Именно экологическая проблематика с акцентом на качественные показатели содержит в себе потенциал для развития водной дипломатии не только на двустороннем уровне, но и для многосторонних форматов, в том числе, для последующего перетока сотрудничества на другие сферы жизнедеятельности.
Правила комментирования
comments powered by Disqus