Дискуссии вокруг хлопкового сектора Узбекистана вспыхивают всякий раз, как только начинается сезон сбора хлопка и власти Узбекистана в принудительном порядке сгоняют сотни тысяч граждан для работы на хлопковых плантациях. Те, кто отказывается ехать или не выполняет дневную норму, ждет или наказание (увольнение с работы или учебы) или же вынуждены откупаться, платя из своего кармана за наем мардикоров вместо себя.

Непосредственным поводом для этого эссе послужила одна из таких дискуссий, возникшая на Facebook 28 сентября 2013. В ходе нее высказывались разные, порой противоволожные точки зрения, в том числе и о моральной стороне явления. По-моему мнению, в этом вопросе двух мнений быть не может: то, что происходит в хлопковом секторе Узбекистана, есть современная форма рабства (ее можно определить как сезонное рабство), если понимать под рабством принуждение человека к чему-то, каким-то действиям, распоряжение им против его согласия и воли.

Некоторые дискуссанты выражали сомнение в том, что с отменой принудительного труда, детский труд полностью исчезнет. На самом деле, если отменить принудительный труд, оркестрируемый государством, то детский труд, конечно, полностью не исчезнет, но он перейдет из сферы государственного принуждения в семейную сферу. В большинстве экономически малоразвитых стран дети часто привлекаются родителями для работы, но  причиной этому является бедность, преодолеть которую одним волевым решением невозможно. В Узбекистане к детскому труду, который существует на семейном уровне, добавляется государственная политика принудительных работ. С отменой этой политики в фермерских и дехканских хозяйствах дети, конечно, будут привлекаться родителями к труду, но скорее всего во внеурочное время и в гораздо меньших масштабах, чем сейчас.

Развалятся ли хлопковый сектор и экономика в целом, если государство лишится дармовой рабочей силы? Конечно, нет. Узбекистан с Туркменистаном – единственные хлопкосеющие страны, которые применяют принудительный труд. Во всех остальных хлопковое производство расширяется и приносит прибыль. Прибыль кому – вот в чем вопрос. Там фермеры, а не правящая верхушка, получают прибыль, в Узбекистане – только правящая элита. Фермеры же оказываются в долгах. По данным, которые я получил напрямую из одного из экономических ведомств страны, уровень кредиторской и дебиторской задолженности в хлопковом секторе самый высокий из всех отраслей экономики. Суды завалены делами о просроченных задолженностях хлопковых фермеров перед государством и поставщиками. В других странах их давно объявили бы банкротами, однако в Узбекистане этого не делают, так как иначе хлопок было бы некому выращивать. Многие фермеры, по данным исследований, рады бы отвязаться от своих хозяйств и податься в Россию, где они могли бы хоть что-то заработать. Да их не пускают, грозя конфискацией их жилья. Так что государство обдирает их до нитки, но не доводит дело до банкротства. Та же самая история была с колхозами и совхозами, многие из которых годами оставались должниками, но продолжали функционировать, выращивать хлопок и получать субсидии государства и банковские кредиты. С тех пор мало что изменилось: фермеры сегодня – это по сути те же бригадиры совхозов, только на относительном хозрасчете. Советская форма госкапитализма сменилась на пост-советскую, только более жесткую и жестокую. Есть, конечно, процветающие фермеры, но это, как правило, приближенные к местным элитам, их родственники и друзья. У этой привелигированной части фермеров лучшие земли, лучший доступ к воде, поблажки в выращивании более прибыльных культур, а значит больше дохода. Для большинства же узбекских фермеров хлопок при нынешней системе  не просто прибылен, но убыточен. Он мог бы стать рентабельным, если бы была демонтирована командно-административная система. В Турции, Бразилии, некоторых африканских странах в последнее время хлопковый сектор рос и в отличие от Узбекистана приносил прибыль фермерам. В других странах неуклонно растет урожайность хлопкового сектора. В Узбекистане, в отличие от них, урожайность остается годами на прежнем уровне, земли нещадно эксплуатируются, расширяются площади засоленных земель.

Это положение вещей безусловно является пережитком советской командно-адмиристративной экономики, от которой Узбекистан до сих пор не отказался, по крайней мере, в хлопковом секторе, да и в зерновом тоже. Верхушка, конечно, получает с каждого производственного цикла какую-то валютную выручку, но очень дорогой ценой для общества, для экономики страны и ее развития. Оптимальной эту систему никак нельзя назвать.

Некоторые полагают, что если дать фермерам экономическую свободу, то сократятся посевы хлопка. Я думаю, они правы. Но что в этом плохого? Да, сократятся, поскольку, освободившись от железных оков принудительной квоты и принудительной монокультуры, сельское хозяйство пойдет по пути диверсификации, что только на пользу сельскому хозяйству,  экономике в целом и развитию страны.

Другие полагают, что проблему принудительного труда можно решить только путем механизации сбора хлопка. Это глубокое заблуждение. Развитие технологий и механизацию труда нужно приветствовать, но во всем мире только две хлопкосеющие страны (США и Австралия) полностью собирают свой хлопок машинами. Остальные хлопкосеющие страны используют ручной труд при сборе хлопка, наряду с машинами, и ничего, расцветают и получают прибыль, без тотальной механизции, но и без принудительного труда. Но и в тех двух развитых странах механизация – это частично результат дотаций со стороны государства. В развивающихся странах говорить о полной механизации в кратко и средне-срочной перспективе нереально и просто утопично. Эта цель может быть достигнута постепенно, по мере концетрации капитала в руках частного бизнеса или кооперативов, роста стоимости труда, когда станет выгодней применять машины, чем ручной труд.

Наконец, некоторые полагают, что государство вынуждено использовать принуждение, чтобы снизить себестоимость производства хлопка. На самом деле, при нынешней порочной командно-административной системе, издержки этого производства превышают реальный доход, причем как на уровне отдельного фермерского хозяйства, так и на уровне всей экономики и общества в целом. Речь идет как о прямых, так и косвенных издержках.

Прямые издержки связаны с низкой урожайностью, ростом засоленности земель, кредиторско-дебиторской задолженностью в хлопковом секторе, которая ведет к  диспропорциям в экономике и финансовом балансе страны.

Косвенные издержки – это недополученное образование, его низкое качество, неоказанные услуги, ухудшение здоровья населения, снижение оборота в торговле и бизнесе во время сезона сбора хлопка, это выворачивание карманов граждан, вынужденных нанимать мардикоров за свой счет.

Эти издержки не сказываются на цене хлопка, так как списываются на других – на граждан, которые из своего кармана спонсируют хлопковое производство, на бизнес, который к хлопку никакого отношения не имеют, а также на само государство, точнее государственный бюджет – в виде недоплаченных налогов и долгов перед поставщиками (так как фермеры не в состояни их оплатить).  Дело в том, что валютная выручка от экспорта хлопка концетрируется во внебюджетном Сельхозфонде при Министерстве финансов, который совершенно не подконтролен обществу. Таким образом, идет перекачка средств из госбюджета в неподотчетные обществу фонды, тем самым сокращая доходную часть госбюджета и, соответственно,  возможности государства финансировать социальные программы.

Все эти издержки не указываются, а скрываются в  отраслевом и совокупном балансах . Я не говорю уже о том, что страна в целом отбрасывется назад в своем экономическом и социальном развитии, происходит процесс ее демодернизации, и все из-за того, что кучка правителей получает в год на руки от 300 до 500 миллионов долларов «чистой» выручки, пряча ее от общества в внебюджетных фондах.

На что же эта выручка тратится? Львиная доля идет на оплату репрессивного аппарата, без которой эта система принудиловки просто не будет работать. Это создает порочный круг.

В чем же выход? Совершенно неверна точка зрения, согласно которой государство должно повысить цены на закупку хлопка. Само по себе повышение цен ничего не даст, так как монополисты-поставщики просто взвинтят свои цены, тем самым, сведя на нет эффект повышения закупочных цен.

Вывод из этого прочного круга видится в демонтаже всей командно-административной системы и замены ее на систему экономических стимулов, что означает:

• Отмену принудительных квот и принуждения фермеров к выращиванию тех культур, которые государство считает нужным. Пусть фермеры сами решают, что сеять на своей  земле.

• Либерализацию рынка услуг и поставок в хлопковый сектор, поощрение конкуренции между поставщиками кредитов, горючего, семян, удобрения и химикатов, техники и машинно-тракторного сервиса.

• Либерализацию системы закупок и переработки хлопка, ликвидацию монопольного положения Узхлопкопрома, поощрений частных инвестиций в этот сектор экономики.

В чем тогда заключается роль государства? Должно ли оно полностью отстраниться от дел в хлопковом секторе? Никоим образом. Но оно должно перестать играть роль менеджера, сосредоточившись на вопросах регулирования, посредством установления налоговых ставок, правовых норм, создания конкурентной среды, борьбы с монопольными тенденциями,  создания системы защиты интересов и трудовых прав населения, переобучения как самих фермеров, так и занятых в хлопковом секторе, поддержания инфраструктуры, особенно в водо-хозяйствейной сфере,  наконец, побуждения производителей к следованию экологическим нормам.

Для осуществления этой реформы нужна политическая воля.  На сегодняшний день таковой не наблюдается в нынешнем правящем режиме, который предпочитает статус-кво курсу реформ. Вся система переживает институциональную стагнацию, и никто не берет на себя ответственность, чтобы хоть что-то в этой системе изменить. К сожалению, и имеющаяся политическая оппозиция не демонстрирует реформаторского видения. Остается надеяться на то, что при смене режима власть попадет в руки людей, которые понимают необходимость в реформах и готовы действовать соответствующим образом.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram