После образования в 1867 году Туркестанского генерал-губернаторства, его первый начальник генерал Кауфман отправляет купца Хлудова с письмом к кокандскому хану и предлагает дружбу.
Ни о каких завоеваниях речи нет. Если кокандский правитель будет этой дружбой дорожить, то может пребывать в полном спокойствии.
В своей внешней политике Константин Петрович неизменно руководствовался принципом “Худой мир лучше доброй ссоры”. Худояр-хан, прислушался к голосу разума, договор, предусматривающий свободную торговлю между двумя государствами, был заключён, и на протяжении нескольких последующих лет кокандский властитель, беспрекословно, поддерживал дружеские отношенич с Российской империей.
Это дало повод Кауфману сообщить в Петербург, что Худояр отказался «от всякой мысли враждовать с нами или прекословить нам». Хану даже вручили бриллиантовые знаки ордена святого Станислава I степени и титул «светлости». Однако внутри ханства всё было не так безоблачно.
Ханом для пополнения казны, вводились всё новые и новые налоги, иногда самые невероятные: на камыш, на глину, на пойманных в степи сусликов, на степные колючки, на пиявок, которых вылавливали в прудах. Армия не получая жалованья, жила грабежом собственного населения. Народ отвечал на это неоднократными мятежами. Иногда повстанцы просили помощи у русских, но неизменно получали отказ.
Известен такой факт: когда три десятка крестьян не пришли рыть ханский арык, потому что убирали свой скудный урожай, их зарыли по шею в землю и оставили в таком положении умирать.
В Ташкенте, конечно, были осведомлены о положении дел в Коканде и Кауфман предупреждал зарвавшегося правителя, что такая политика добром не кончится: «Лучшие люди идут против Вас, и народ неспокоен. Если Вы не перемените образа вашего управления народом, то я Вам предсказываю дурной конец». Но хан не прислушался к мудрому совету.
Весной 1875 года против Худояра поднялась даже кокандская знать. Во главе заговора стояли: сын некогда всесильного регента Мусульманкула, Абдуррахман Автобачи, мулла Исса-Аулие, брат хана, правитель Маргелана Султан-Мурад-бек и даже наследник престола Насреддин-бек.
Мятежники захватили города Андижан, Ош, Наманган, Маргелан и 22 июля подошли к Коканду. В городе в это время находось русская дипломатическая миссия во главе с послом, коллежским советником Вейнбергом, при котором находился мирза Хаким-Перваначи и конвой из 22 казаков под командованием полковника Скобелева. Посольство было послано Кауфманом в Кашгар и остановилось по дороге в Коканде.
Представившись хану, Вейнберг передал ему письмо от туркестанского генерал-губернатора, в котором тот выражал беспокойство в связи с событиями в ханстве. Худояр-хан уверил русского посланника, что восстание незначительно, что не соответствовало действительности. И уже утром следующего дня в городе начались волнения.
Вот как описывает эти события Скобелев в своих незаконченных мемурах: «На всех улицах густые массы, очевидно пришлого вооруженного пешего и конного народа; все указывало на близость кровопролития. Толпы дервишей и мулл виднелись на всех перекрестках людных улиц; все они при виде гяуров (я ехал с казаком) отплевывались и, бренча чётками, громко напевали, обращаясь к толпе, стихи из Корана.
Все кофейни были переполнены, и массы пьяных от курения опиума и хашиша шатались по улицам. Я заехал в оружейный ряд большого базара, но тут пробраться я не мог, так как толпа была сплошная и, как мне показалось, еще более возбужденная; в лавках недоставало рук точить оружие.
В эти дни оружейники, как говорили, очень нажились… вертящиеся дервиши в одной из главных мечетей уговаривали народ сделать угодное Богу и избежать бедствия избиением русских, находившихся в Коканде. Мы вернулись, готовые обороняться. Большим утешением служила, впрочем, уверенность, что наши войска, мстя за нас, камня на камне не оставят в Коканде».
Видя, что тучи сгущаются над его головой, Худояр-хан решается бежать под защиту русских властей. Вейнберг перед выступлением послал джигита с телеграммой к генерал-губернатору и письмом к Сырдарьинскому военному губернатору, однако курьер был захвачен в дороге.
Около 10-ти часов утра Худояр-хан с домочадцами и прислугой, остатком своих войск, русским посольством, казаками Скобелева и русскими купцами, торговавшими в Коканде, выступили в путь, провожаемые озлобленной толпой, вооружённой палками и камнями. Напасть на уезжающих, однако, не решились.
Пройдя несколько верст, разношёрстный отряд остановился у кишлака Гавхан. И здесь неожиданно почти вся оставшаяся ханская армия, побросав древки с флажками, ускакала обратно в Коканд, очевидно решив примкнуть к мятежникам. Лёгкая растерянность появилась в лагере русского отряда, но в это время сибирский беглый казак, уже давно проживавший в Коканде, подошёл к Вейнбергу и сказал, что если простоим ещё немного, то будем уничтожены.
“Доверившись его руководству, — писал Вейнберг в рапорте, — мы сели на коней и двинулись по садам, вслед за опередившим нас ханом. Втянувшись в сады, мы вскоре услышали за собою крик и гиканье преследовавших нас всадников; жители кишлака и изменившие хану сарбазы присоединились к ним и началась усиленная пальба. Находясь в роли посланника, я не решался дать согласие на открытие огня с нашей стороны… Часть казаков, по приказанию полковника Скобелева, несколько раз спешивалась, чтоб удержать слишком стремительный натиск мятежников. Тогда преследование ослабевало, но как только люди садились на коней, коканцы снова начинали напирать.
Находясь в весьма неблагоприятном положении во время прохождения по садам, по узкой, затопленной дороге, где за каждым забором могла бы устроена засада, мы вытянулись, вместе с тяжело нагруженными арбами, на поляну и подверглись артиллерийскому огню пяти орудий. Сначала по нас были сделаны три выстрела картечью, на расстоянии 400 шагов, причем был убит состоявший при нас джигит; несколько раньше убит был фальконетным выстрелом мальчик, служитель доверенного фирмы Каменских. Впоследствии были сделаны против нас еще до 12-ти выстрелов ядрами, но уже на большом расстоянии.
Измученные дурной дорогой в садах, лошади арб наших поминутно останавливались и падали; не видя возможности держать арбы под артиллерийским огнем, тем более, что мятежники в короткое время могли придвинуть все оставшиеся на позиции орудия, мы были вынуждены бросить две арбы со всем нашим имуществом и подарками; хан — же потерял во время всего отступления более половины своего обоза. Присоединившись чрез полчаса к хану, мы застали его стоящим под большим красным знаменем и отстреливающимся от наседавшего неприятеля. Худояр-хан, очевидно, остановился, чтобы подождать нас и дать возможность соединиться с ним”.
Пропустив через отряд арбы с семейством хана, полковник Скобелев с несколькими казаками въехал на песчаный бархан, чтоб показать мятежникам русские мундиры, и затем отряд с песнями двинулся к крепости Махрам.
До крепости добрались благополучно и здесь Вейнберг спросил хана, намерен-ли он оставаться в крепости или выступит против мятежников. Худояр-хан ответил, что намерен отправиться, под прикрытием русского отряда, в Ходжент. В это же день, к вечеру, отряд подошёл к кишлаку Испесар, находящемуся в русских пределах и в 8 верстах от него был встречен летучим отрядом капитана Девиера. На следующий день, 24-го июня, хан прибыл в Ходжент.
“Так совершилось это отступление горсти русских через неприятельскую страну, — пишет “Всемирная иллюстрация”, — на протяжении 140 верст. В течении 36 часов люди пробыли без пищи и шесть часов находились под непрерывным огнем неприятеля, не осмелившегося, однако, атаковать наш слабый отряд холодным оружием”.
Хан Худояр на радостях, что спасся послал Кауфману письмо:
«6 реджеба 1292 г. (26-го июля 1875 г.)
Дорогие мои гости, гг. Вейнберг и полковник Скобелев, а также Мирза-Хаким-перваначи, выехали вместе со мной и, несмотря на несколько раз повторявшееся преследование бунтовщиков и перестрелку, не отставали от меня. На подобный поступок способны лишь русские. Когда мои собственные приближенные изменяли и бежали, они стойко следовали за мной, и, не будь их, может быть, я не добрался бы до русской границы. Офицеров (при Скобелеве состоял подп. Руднев) этих прислала мне судьба, и я никогда не забуду услугу, оказанную мне русскими людьми.
Бог милостив. Скоро устроит наше свидание. Ханство Кокандское и я сам находимся в вашей власти».
Скобелева по представлению Кауфмана за эту операцию наградили «за геройское, достойное русского имени поведение» золотой саблей с надписью «За храбрость».
Что случилось дальше известно. После того как мятеж перекинулся в русские пределы и стали гибнуть российские подданные, в ханство вошли войска и через некоторое время Кокандское ханство было ликвидировано, и его территория вошла в состав Российской империи, как Ферганская область. Первым её военным губернатором стал Михаил Скобелев.
Худояр-хан был отправлен в почётную ссылку в Оренбург, откуда в 1876 году он выехал в Мекку, но прибыв в Афганистан заболел, лечился в Мадрасе (Британская Индия). Скончался в 1886 году около Герата.
Правила комментирования
comments powered by Disqus