После январских событий власти Казахстана объявили курс на ускоренную демократизацию. Важнейший ее элемент – семилетнее ограничение президентских полномочий, с запретом на переизбрание. Плоды реформ казахстанцы смогут ощутить после досрочных выборов – в которых, что примечательно, впервые в истории страны участвует кандидат от ОСДП, считающейся оппозиционной партией. Говорит ли происходящее о реальной демократизации в Казахстане? Об этом Ia-centr.ru поговорил с политологом Данияром Ашимбаевым.

– До внеочередных президентских выборов осталось чуть меньше трех недель. Однако в обществе обсуждается что угодно, кроме выборов. С чем связана такая пассивность?

– Тут не столько пассивность, сколько определенная предопределенность (извиняюсь за тавтологию). Понятно, что главным кандидатом является Касым-Жомарт Токаев, реальных оппонентов у него нет. Я говорю не столько о нынешних выборах, на которых кандидатов вроде как достаточно. А о наличии некоего контр-президента, который был бы известен еще до электорального процесса. В свое время мы знали, что есть Серикболсын Абдильдин – лидер Компартии, есть Жармахан Туякбай – лидер ЗСК (движения "За справедливый Казахстан" –оппозиционной коалиции в РК середины 2000-х – Ред.). Было понятно, что они будут баллотироваться в президенты при первой же оказии.

Сейчас же по этой теме с начала года – полная тишина.

Если помните, до январских событий шли обсуждения, что есть некие элитные группировки, которые могли бы бросить Токаеву вызов на выборах 2024 года. Но после января никакой контрэлиты у нас, по сути, не осталось. Как, впрочем, и серьезной оппозиции в элите. Есть отдельные фигуры, более-менее популярные, но никто из них на президентство не претендует.

Понятно, что в условиях отсутствия реальной альтернативы интриги на выборах быть не может. И набор кандидатов в президенты при отсутствии "главного оппозиционного кандидата" – это своего рода субкультура. Люди варятся в своем соку, делают какие-то заявления, но они мало кому интересны. В отличие от предыдущих выборов, когда власть заранее подготовила "главного кандидата от оппозиции" в лице Амиржана Косанова, в этот раз никто напрягаться не стал.

– Тем не менее, в нынешних выборах впервые участвует кандидат от оппозиционной ОСДП, которую ранее оттесняли от прямого участия в государственной политике. Говорит ли такой список выборных кандидатов о реальной демократизации в стране?

– Если мне не изменяет память, практически весь интересный актив ОСДП ушел из партии еще в 2016–2017 годах. То есть, фактически, партия развалилась. Но, тем не менее, все эти годы она была в списке зарегистрированных партий, никто не подавал заявления на ее ликвидацию. И каждый год были ожидания, что ОСДП примет участие в парламентских или президентских выборах. Но этого не происходило.
Решение ОСДП поучаствовать в нынешних выборах, возможно, было принято на фоне бурных событий текущего года. С тем, чтобы прорекламировать себя и потом принять участие в парламентских выборах на следующий год. Может быть, не столько ради победы, сколько для привлечения какого-то актива – который принес бы определенные инвестиции в обмен на руководящие позиции и места в списках.

Вопрос "кого считать оппозицией" уже давно стал академическим. Понятно, что для активистов бывшего ДВК сегодняшняя ОСДП – это не оппозиция. Для самой ОСДП "не оппозиция" – это "Ак Жол" и НПК, что считаются парламентской оппозицией по закону. Последние 20 лет у нас все друг друга обвиняют: "Вы не настоящая оппозиция, а мы настоящая". От "Ак Жола", кстати, пользы намного больше, чем кажется критикам.

– А что насчет демократизации?

– Сам по себе процесс демократизации идет постоянно. Заметьте, требования к партиям уже два раза были снижены, но новых партий не возникло. Понятно, что есть определенные политические проекты, официальной регистрации которых Астана не допустит ни под каким предлогом – это известные политические провокаторы, националисты и религиозные экстремисты. Все остальные на диалог с властями и места в будущем парламенте могут рассчитывать.
Да, демократизация и либерализация происходят, но оппозиции толком нет, тем более на системном уровне. Место для нее фактически освобождено, но оппозиция появляться не хочет – потому что эксплуатирует идеи, которые находятся под запретом (о чем я говорил выше), а других у нее нет.

В то же время власти готовы к переговорам по широкому профилю. Те же реформы, которые проводит Токаев, во многом основаны на широком общественном диалоге, а также постоянных консультациях с экспертами и политиками. Но мы прекрасно понимаем, что у процесса демонополизации власти есть определенные пределы и мощнейший саботаж.

К примеру, неоднократно звучало, что представителей общественности неплохо было бы ввести в советы директоров квазигоссектора. Но представители госкорпораций заболтали эту реформу – при поддержке экономического чиновничества. Вместо этого активно обсуждается проблема гендерного равенства в квазигоссекторе. Что само по себе, конечно, хорошо, но имеет совершенно иной смысл. Одним словом, есть вопросы, по которым власть идет на диалог, а есть вопросы, от которых она пока уклоняется. И здесь – особенно в экономике – свою роль могут сыграть новые фигуры и структуры.

– Полноценная демократия предполагает участие в политической жизни неподконтрольных государству проектов и активность протестного электората. Есть ли это сейчас и готова ли казахстанская власть на это пойти?

– Протестность и политизация протестности – это немного разные вещи. Классический пример – январские события. Многие упорно хотят видеть в них "народное восстание против режима". Но понятно, что какой бы ни была протестность, в январских событиях четко прослеживается организационный элемент, за которым стояли спецслужбы и оргпреступность. Да, протестная часть вышла на улицы. Но только после того, как для нее все приготовили – в организационном, финансовом, медийном плане. Сейчас протестность тоже имеется, но она не ярко выраженная. Даром что цены растут, как на дрожжах.

При этом Токаев благодаря реформам закрепил за собой статус альтернативы самому себе же, как власти. То есть, он сейчас олицетворяет и сильную власть, и реформы, направленные на ее улучшение. А это две основные ипостаси, востребованные электоратом.

Протестный электорат сейчас находится в замешательстве, не понимая, за кого ему следует голосовать. Да, есть графа "против всех", но как она сработает – неизвестно. Я думаю, что другие кандидаты, желающие обыграть власть, в конечном итоге будут конкурировать именно с этой графой.

У Токаева, надо честно признать, сейчас нет противников ни за пределами Казахстана, ни внутри страны. Поэтому дискредитировать его выборный процесс или срывать его никто не будет. А имеющаяся протестность частично выльется в нежелание голосовать, частично – в графу "против всех". Плюс, из пяти кандидатов, может быть, кто-то получит незначительную долю голосов.

На данный момент фиксированных конфликтных зон нет. Гораздо более реальная проблема сейчас – миграционный вопрос, связанный с большим наплывом беглых россиян. Государство занимает в этом вопросе предельно конструктивную позицию. Да, мы видим, что соцсети кипят провокационными заявлениями, но накопления критической массы не происходит: процесс оперативно разруливается. А там, где власти не поспевают, включается механизм саморегуляции. Государство старается не провоцировать ни одну потенциально протестную группу. Хотя, на мой взгляд, следовало бы жестко одернуть хамоватых национал-радикалов.

– Есть ли в обществе запрос на появление неподконтрольных протестных групп?

– Я думаю, что в обществе его никогда и не было. Такой запрос есть либо у тех или иных элитных групп, либо у каких-то зарубежных "партнеров". Запад, возможно, считает Казахстан слишком пророссийским. Однако наши власти делают все, чтобы смикшировать эти акценты. Россия, наоборот, считает Казахстан слишком прозападным. Но, опять-таки, наши власти стараются сделать достаточно реверансов в пользу России. С Китаем и Турцией у нас отношения более-менее нормальные, даже дружественные.

Понятно, что интересы этих четырех игроков противоречат друг другу. Но Токаев, как грамотный дипломат, лавирует изо всех сил, чтобы ни с кем не поругаться. Сейчас ситуация складывается так, что дестабилизация Казахстана, конечно, выгодна Западу. Поскольку моментально причинит немало хлопот России, Китаю и Центральной Азии. С другой стороны, Казахстан – экспортер нефти, и какие-то конфликты здесь отразятся на нефтяных ценах. А это, в свою очередь, сильно ударит по европейским странам. Поэтому все стараются искать компромиссные решения, чтобы не навредить самим себе.

– Сейчас создается впечатление, что дискурс "слышащего государства", легализации митинговой активности и т д постепенно сходит на нет. Так ли это, и если да, то почему это произошло?

– Во-первых, общество ошиблось в оценке пределов слышимости. Во-вторых, уровень запросов у определенной его части вырос настолько, что никакое государство не сможет их удовлетворить. Но диалог, в целом, работает. В этом году, к примеру, был применен новый формат: министров стали отправлять на встречи с населением регионов, а акимов областей – на отчетные встречи в районы. Как говорится в указе президента, большая часть таких встреч должна проходить в формате диалога, а не монолога. Это привязало власть к общественному запросу.
Механизм очень хороший. Неплохо было бы, чтобы и депутаты в этом принимали участие. Но, я так понимаю, нынешний депутатской корпус – как республиканский, так и региональный – уже списан со счетов и ожидает "перезагрузки" на новых выборах. Депутатский состав никого не устраивает, кроме самих депутатов, и, скорее всего, на выборах будет значительное обновление. Вновь появятся одномандатники и независимые депутаты – а это, в любом случае, более качественная основа для парламента и местного самоуправления.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram