Рассказывая о Синьцзяне, поневоле придется затронуть щепетильный межнациональный вопрос: только за последний год в СУАР трижды случались столкновения между ханьцами и уйгурами, каждое из которых оканчивалось подсчетом человеческих жертв. Внешне межэтнические противоречия, казалось бы, никак не проявляются: человек, «заскочивший» в Урумчи на денек-другой, вряд ли их заметит, если только не обратит внимания на тот факт, что уйгурские кварталы города регулярно патрулируются особыми отрядами военной полиции. При этом в автономной Уйгурии есть еще и автономные округа — монгольский, казахский, киргизский и так далее. На притеснения же со стороны китайцев жалуется, ясное дело, самое многочисленное здешнее «меньшинство» — уйгуры, которые считают, что Пекин, заселяющий Синьцзян ханьцами, проводит оккупационную политику, вытесняя их с исконно принадлежавших им территорий.
«Уйгуры завидуют киргизам, а казахи смеются»
Прежде всего, нам было интересно узнать о том, как в Урумчи живется киргизам. Мы встретились с нашим коллегой Жумалы, редактором одной из местных радиостанций. Он приехал в Урумчи больше 30 лет назад. Отучился в местном университете, да так и остался жить здесь. По словам Жумалы, в столице Синьцзяна насчитывается около двух тысяч киргизов.
— Какая-то часть из них работает на государственной службе, но большинство занимаются бизнесом, — говорит Жумалы. — Многие из них работают с вашими земляками из Бишкека.
— А вам доводилось быть в Кыргызстане?
— Увы, пока это только моя мечта, — вздыхает собеседник. — Для поездки в другую страну мне нужно получить разрешение на выезд. А так как я работаю на государственном радио, то выездной визы мне не видать. Разрешены только рабочие командировки, но я еще ни разу никуда не выезжал.
— Но вы следите за событиями, происходящими в КР?
— Конечно. И не только киргизы за этим следят, но и многие здесь. Вот уйгуры, к примеру, завидуют киргизам, говорят, у вас есть, мол, суверенное государство, вы живете по своим законам, ваши права на вашей территории никто не ущемляет, у вас свобода. А здешние казахи смеются: мол, что вы там все гоняете своих ханов, то одного, то другого, как вам не надоело?
— А можете мне прислать приглашение посетить Кыргызстан? — в разговор вклинился молодой уйгур, владелец кафе, в котором мы с нашим китайским знакомым решили пообедать.
— Зачем?
— Без приглашения из страны, в которую хочешь поехать, нас из Китая никуда не выпустят, — пояснил за парня Жумалы.
Что ни говори, Китай остается, по сути, тоталитарным государством: за неблагонадежными установлен контроль, благонадежным тоже не так-то просто выехать за границу. С другой стороны, Пекин жестко контролирует и чиновников. Буквально в конце прошлой недели в Китае было объявлено о проведении обширной антикоррупционной кампании, в рамках которой местных чинуш лишили большого количества льгот: запретили устраивать приемы за государственный счет, приобретать дорогостоящие авто, за границу позволили ездить исключительно в командировки и то не чаще установленного в год минимума. Однако все эти ограничения компенсируются неплохим социальным обеспечением.
— Я живу в двухкомнатной квартире, которую мне выделило государство, — говорит Жумалы.
— Предположим, вы захотите заняться бизнесом, решите освободить редакторскую должность, в этом случае вам и квартиру придется освобождать?
— Нет, что вы, я уже столько работаю на госслужбе… Так что эта квартира стала моей собственностью.
— Нескромный вопрос: какова зарплата у редактора госрадио?
— Я получаю 7 тысяч юаней (примерно $1150). Часть из них идет на оплату обучения моей старшей дочери в университете.
— Обучение обходится дорого?
— Нет, в год я плачу 10 тысяч юаней — это меньше моего двухмесячного заработка.
— А сколько у вас детей?
— Есть еще младшая дочь, ей 8 лет. К сожалению, больше детей нам иметь нельзя.
— Китайское правительство запрещает?
— Да. Но национальным меньшинствам еще повезло: им хотя бы двоих детей можно завести, если кто-то из родителей работает на государственной службе. А если оба родителя обычные труженики, крестьяне, — то и троих. Что касается самих ханьцев, то им запрещено рожать больше одного ребенка.
Позитивная дискриминация: минусы и плюсы
Шутка относительно того, что самым развитым производством в Китае на сегодняшний день является производство китайцев, утратила свою актуальность. Это «производство» действительно ограничено многолетними жесткими рамками по принципу «одна семья — один ребенок». Положение же нацменьшинств, как отметил наш собеседник, с одной стороны, более выгодно, с другой — вызывает недовольство у ханьцев. В словосочетании «позитивная дискриминация», при которой власти поступаются принципом равенства всех людей вне зависимости от пола, расы или вероисповедания ради поддержания разнообразия культур народов или сохранения исчезающих, ханьцы делают упор на последнем слове, что немудрено: за появление в семье второго ребенка китаец должен заплатитьнемалый штраф. Если глава семейства неплатежеспособен, документы на сына или дочь ему не выдадут. Так что незарегистрированный нигде маленький китаец растет как сорная трава. Это, в свою очередь, дало толчок открытию подпольных школ, в которых обучаются «лишние» дети. Государственные органы периодически проводят рейды, накрывая и закрывая это «образовательное подполье», но школы открываются вновь — под другими вывесками.
Нацменьшинствам же законом «О национальной автономии» разрешено не только «повышенное» деторождение: они имеют и квоты на учебу, им выдаются низкопроцентные кредиты и так далее. Посему китайцы считают уйгуров, участвующих в столкновениях, мягко говоря, неблагодарными, да и сам закон — вопиющей несправедливостью по отношению к ханьскому большинству.
Поскольку уйгуры исповедуют ислам, социальные проблемы «разбавлены» трениями религиозного толка: молодым людям разрешается посещать мечети только по достижении 18-летнего возраста. Запрет распространяется и на уйгуров, занятых на госслужбе (по данным экспертов, в СУАР национальные кадры составляют менее 30 процентов от всех госслужащих). Плохо в Китае встречают и паломников, вернувшихся из хаджа — на границе таможенники изымают у них всю религиозную литературу, без разбора записывая ее в разряд экстремистской. Все это приводит к тому, что уйгуры остаются «неблагодарными» и по отношению к мощным финансовым вливаниям Пекина в СУАР: «центр» тратит на развитие провинции миллионы и миллиарды долларов (ясно, что не без выгоды для себя, ибо Синьцзян — богатейший по запасам угля, нефти и газа район). Строительство дорог, фабрик, заводов, больниц, школ, многоэтажек идет здесь, кажется, непрерывно. Однако в разговорах с таксистами-уйгурами те постоянно предъявляют китайцам претензии: «Ханьцы понастроили тут пятиэтажные развязки, кто их просил?», «Раньше ханьцы не ели баранину, питались свининой, а теперь едят много баранины, из-за них мясо подорожало», «Ханьцы строят подделки исторических уйгурских памятников и обманывают туристов, чтобы не возить их к уйгурам и не давать им зарабатывать», «Раньше ханьцев здесь было мало, теперь их специально переселяют в Синьцзянь, чтобы выдавить уйгуров». Тем не менее, о распространенной идее уйгурской автономии никто из тех, с кем мы разговаривали, не заикнулся. В СУАР нельзя высказываться, особенно в разговорах с иностранцами, в поддержку «самостийной» Уйгурии - под угрозой ареста.
«Лучшее место в Китайском Туркестане»
Китайцы с успехом используют мусульманскую «тематику» для привлечения туристов. Например, неподалеку от одного из базаров мы увидели огромную башню с минаретами, рядом с которой играл на дутаре дервиш. Мы решили, что это мечеть, окруженная многочисленными лавками. На поверку оказалось, что это торговый комплекс, построенный с мусульманским «уклоном»: в одном из «минаретов» есть обзорная площадка, а в «мечети» расположены торговые площади.
«Прохладные» взаимоотношения между ханьцами и уйгурами проявляются даже в таком, казалось бы, безобидном вопросе, как посещение достопримечательностей. Таксист-уйгур, подвозивший нас в крупнейший в Западном Китае буддистский храмовый комплекс, на наш вопрос, бывал ли он там, ответил: «Уйгуры туда не ходят и не пойдут». Вероятно, это связано с тем, что в исламе порицается идолопоклонство (кстати, китайцы с удовольствием посещают уйгурские исторические места).
Вход в этот огромный комплекс стоит 20 юаней (160 сомов, $3,3). На этом ваши траты, понятно, не кончатся. Впрочем, в данном случае слово «вход» является условным, поскольку до первой арки комплекса еще топать и топать вверх. Вы можете проделать этот путь пешком, затратив минут двадцать. Или же доехать на электроповозке (мы назвали это средство передвижения именно так), заплатив по 5 юаней каждый. Если вы захотите ударить в колокол, чтобы отогнать от себя злых духов, придется выложить еще 2 юаня. Во столько же обойдется удар в огромный гонг.
На территории комплекса есть и магазины, в которых вам предложат купить фигурки Будды из нефрита, браслеты и брелоки, сделанные из него же, диски с китайской музыкой. Стоит все это дорого, ибо рассчитано на туристов. Такие же безделушки можно приобрести по гораздо более низкой цене в многочисленных торговых центрах Урумчи.
Но сам комплекс, конечно, стоит того, чтобы его посетить. Огромную «золотую» 48-метровую статую Будды вы заметите издалека (отличный ориентир для тех, кто добирается до комплекса своим ходом). Оградки вокруг статуй увешаны красными ленточками, увидев которые, мы сразу вспомнили наши «украшенные» таким же образом деревья, растущие возле мест, считающихся в Кыргызстане святыми. Привязывание ленточек символизирует различные просьбы, адресованные божеству: бездетные просят послать ребенка, кто-то хочет повышения по службе, кто-то - здоровья себе и близким... Если вы покрутите барабаны на спинах стоящих в ряд слоников, считайте, что прочли молитву.
Храмовый комплекс является популярным как среди туристов, так и среди самих китайцев, которые совмещают приятное с полезным: и красотами любуются, и милостей у Будды просят.
Но «визитной карточкой» Урумчи считается так называемая Красная гора, которая расположена прямо в центре города, наподобие Сулайман-Тоо в Оше, и тоже включена в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Однако у китайцев к своим достопримечательностям отношение куда более трепетное, чем у нас. На Красной горе вы не увидите валяющихся под ногами пластиковых бутылок, сигаретных окурков, оберток от конфет или использованных памперсов (на которые то и дело натыкаешься на «Сулайманке»).
Вход на гору бесплатный, но за посещение каждого из двух храмов, расположенных на ее территории, надо выложить по 30 юаней (240 сомов, $5). На самой высокой точке горы находится башня из девяти ярусов (число «девять» считается императорским) — это Пагода усмирения (или покорения) дракона, являющаяся символом города.
В далеком 1926 году на Красной горе побывал знаменитый художник и философ Николай Рерих, который в своем дневнике написал: «Поднимаемся за рекою на гору к даосскому храму, с богом всех богов… С ближайшей скалы виден весь город и округа всех гор и холмов. Лучшее место из всего виденного в Китайском Туркестане».
Со времен Рериха Туркестан сильно изменился. Ныне здесь найдется немало мест, которые можно назвать если не лучшими, то гораздо более интересными в историческом плане. О них — в следующий раз.
Правила комментирования
comments powered by Disqus