Kursiv.kz продолжает подводить итоги уходящего года вместе с политологами, экономистами, деятелями культуры. По традиции в конце года мы адресуем наши вопросы ведущему казахстанскому политологу, директору группы оценки рисков Досыму Сатпаеву, который в обширном интервью рассказал об основных трендах уходящего года, оценил основные риски, которые нас ждут в 2015 году и обрисовал свое видение политических процессов, происходящих в Казахстане. Сегодня мы представляем первую часть нашего разговора с Досымом Сатпаевым.
- Насколько возможно создание в РК президентско-парламентской республики в Казахстане, о начале перехода к которой сказал председатель Сената Косым-Жомарт Токаев. Означает ли это, что Казахстан постепенно начнет уходить от суперпрезидентской формы правления?
- В прошлом году мы с коллегами выпустили первую в Казахстане книгу «Сумеречная зона или «ловушки» переходного периода», посвященную разным моделям преемственности власти, в том числе применительно к нашей республике. И в ней также предлагали рассмотреть возможность трансформации существующей сверхпрезидентской системы в сторону президентско-парламентской республики. Это связано с тем, что дискуссия о преемственности власти в Казахстане у нас свелась лишь к обсуждению списка возможных преемников. Это тупиковый вариант. Так как практически все потенциальные кандидаты на эту роль имеют три одинаковых признака. Во-первых, они уравнены в своих притязаниях на власть. Будь то члены президентской семьи или представители «старой гвардии». Во-вторых, ни у кого из них нет источника долгосрочной легитимности в глазах элиты, общества и международного сообщества. Быть преемником действующего президента, это значит быть в фаворе только на период пребывания первого президента на политической сцене. С его уходом, уже тяжело будет прикрываться авторитетом предшественника. Поэтому надо будет искать свою форму легитимности. В-третьих, практически все, более или менее, значимые игроки в элите опираются не на политические институты, а на свои группировки. Причина в том, что за последние двадцать с лишним лет, в Казахстане практические не сформировалось ни одного сильного политического института, будь то парламент или политические партии, кроме президентской вертикали. Хотя и она, в последнее время, подвергается определенной деформации. Но вся проблема в том, что если элита заинтересована в стабильном транзите власти, то она должна быть заинтересована и в том, чтобы любой преемник опиралось бы на сильный политической институт, который мог бы иметь легитимность, как в глазах общества, так и международных игроков. При этом данный институт мог бы играть роль некоего баланса для многочисленных групп давления. И в идеале таким институтом мог бы быть обновленный количественно и качественно парламент. Но пока не видно реальных намерений совершить такую политическую трансформацию.
- Если будут инициированы изменения в законодательные акты, связанные с ограничением полномочий президента и усилением роли парламента, то какие, на Ваш взгляд функции, могут перейти парламенту?
- Многие понимают, что второго Н.Назарбаева в Казахстане не будет, хотя бы потому, что кто бы не пришел ему на смену, он получит политическую и экономическую системы не как ее создатель, а как один из ее продуктов. В этом существенная сложность. Невозможно управлять долгое время системой, которая с 1995 года создавалась под первого президента. В этом случае, ее придется менять частично или полностью. Но всегда есть риск того, что любая реформа сверхцентрализованной политической системы может ее окончательно развалить с уходом ее архитектора. Что касается изменений в экономической сфере, то это, в любом случае, приведет к новому переделу собственности, который может спровоцировать серьезные конфликты в обществе. То есть все это говорит о том, что простые конституционные изменения не решат многие проблемы. Можно хоть завтра объявить о конституционной реформе и заявить о создании президентско-парламентской системы, но без глубокой реформы той же партийной системы, все это будет фикция. Так как обновленный парламент должен состоять из новых партийных игроков, которые прошли бы через честные, конкурентные выборы, что позволило бы им иметь хоть какую-нибудь поддержку в обществе. Сейчас же мы наблюдаем другой тренд. Речь идет об усилении конкретных персон внутри парламента. Например, должность вице-спикера нижней палаты в этом году получила дочь президента Дарига Назарбаева. Она же возглавила парламентскую фракцию пропрезидентской партии «Нур Отан». Но ставка на отдельные фигуры из элиты, которые могли бы сформировать некое ядро внутри действующего парламента, опять же лишь создает иллюзию, что парламент становится сильным игроком. Сила парламента не только в сильных фигурах, а в сильных и авторитетных политических партиях. Таковых я пока там не вижу. А без таких партий невозможно сформировать реально работающую президентско-парламентскую систему, потому что при такой системе парламент имеет право вынести вотум недоверия правительству, сформированного президентом. Конечно, кто-то может сказать, что такая система несет в себе постоянный риск конфронтации между законодательной властью и исполнительной. Но разве таких теневых столкновений нет внутри элиты? При этом большинство из этих конфронтацией ведь идет не за какую-либо идею и проект лучшего переустройства Казахстана, а за банальные материальные ресурсы и кулуарное влияние. То есть эта «война престолов» замкнута только на самой элите. На нее тратится много времени и сил. Поэтому времени, сил, и, самое главное, желания уже не хватает у нашей элиты для того, чтобы что-то сделать для развития страны.
Но следует иметь в виду, что если существующая политическая система работает только на авторитете действующего президента, то всегда есть риск того, что с его уходом власть вообще может быть поделена между несколькими элитными конкурирующими группировками. В этом случае против них должен быть хоть какой-либо баланс сил, чтобы кто-то отстаивал не только узкогрупповые интересы, но и стоял на позициях государственников. И если парламент будет состоять из нескольких электоральных партий, имеющих поддержку в обществе и легитимность, полученную благодаря выборам, то существует шанс, что они могли бы сыграть эту роль баланса. В конечном счете, при президентско-парламентской республике, парламентское большинство может сформировать правительство, в котором премьер-министр становится сильной политической фигурой. В свою очередь, если глава государства получил свою легитимность через честные и конкурентные выборы, то и он имеет право сформировать своё правительство или добиться роспуска парламента в рамках закона. То есть главное вывести политику из теневой сферы в публичную.
- Сейчас в экспертной среде много разговоров о приблизившемся транзите власти. Есть мнение, что Нурсултан Назарбаев не пойдет на выборы 2016 года. Насколько на Ваш взгляд оправданы такие утверждения? Замечаете ли Вы признаки так называемого транзита?
- Я считаю бессмысленным всю эту дискуссию по поводу досрочных президентских или парламентских выборов, если она только сводится к вопросу о том, когда эти выборы пройдут. Более важным является вопрос о том, к каким качественным изменениям в политической системе эти выборы приведут? Будут ли президентские выборы началом подготовки к транзиту? Станет ли обновленный парламент чем-то отличаться от предыдущего с точки зрения своего качественного состава? Хотя возникает такое ощущение, что действующая власть не успеет сформировать реальную, а не искусственную президентско-парламентскую систему, даже если бы сейчас этого захотела. Мы потеряли много времени. Это невозможно сделать за короткий период. Начинать надо было хотя бы с 2010 года, когда действующий президент получил статус «лидера нации», что наделило его ролью надсистемного игрока, который мог бы начать эксперимент с формированием президентско-парламентской республики.
- Вы, в отличие от многих экспертов, не связываете дело Серика Ахметова с внутриэлитными противоречиями. Почему?
- За деревьями просто нужно видеть лес. Я как-то пошутил, что борьба с коррупцией в Казахстане, это как в рекламе шампуня: три в одном. Во-первых, она действительно может быть частью межэлитных столкновений. А они будут и в следующем году. Во-вторых, власть, наконец, осознала, что неэффективная реализация многих государственных программ связана с неэффективным и коррупционным бюрократическим аппаратом, внутри которого, иногда, надо проводить показательную чистку. Кстати, не стоит переоценивать фигуру самого С.Ахметова. Внутри элиты он не был ключевым игроком. Поэтому его домашний арест был событием резонансным, но не трендовым, так как нейтрализация этой фигуры не привело к серьезным изменениям внутри политической элиты и, особенно, в окружении главы государства. В-третьих, антикоррупционная борьба также рассчитана и на внешнюю публику. Не стоит забывать, что в последнее время правительство активно пытается улучшить позиции Казахстана в разных рейтингах от «Doing Business» до рейтинга конкурентоспособности государств от Всемирного экономического форума. Поэтому громкие аресты не только мелких рыбешек, но также, более или менее, крупных фигур, должны показать международному сообществу, что борьба с коррупцией в Казахстане приобрела широкий охват. К тому же речь идет также о повышении инвестиционной привлекательности страны. По сути, арест С.Ахметова, а также других высокопоставленных чиновников включает в совокупности все эти три фактора, а не только межэлитные столкновения.
- Как Вы оцениваете реальность тюремного срока для г-на Ахметова, ведь громкое дело того же Ерлана Арына провалилось? Возможно ли, что громкая заявка по делу Ахметова также будет всего лишь заявкой и дело не дойдет до реального осуждения?
- Дело С.Ахметова не является политическим. И для него это уже плюс. Он не первый и не последний, кто попал в эти антикоррупционные жернова. Следовательно, из самой системы он не выпал. И если до конца будет соблюдать ее не писаные правила, то может отделать меньшими проблемами. Не стоит забывать, что последнее слово всегда остается за главой государства. Сам факт домашнего ареста говорит о том, что судьба С.Ахметова еще окончательно не решена. Президент взвешивает все доводы за и против бывшего премьера, которые ему предоставляют сторонники и противники С.Ахметова. Многое зависит также от того, чья папка с компроматом или с доказательством его невинности окажется толще.
- Еще одно знаковое событие во внутренней политике – это возвращение в нее Даниала Ахметова на пост акима ВКО. Как Вы считаете, с чем это связано и почему для него выбрали именно ВКО, а не другую область?
- Да не суть важно, в какую область он ушел. Более интересно то, что он вообще вернулся после определенного затишья с момента его ухода с поста министра обороны, где не утихали коррупционные скандалы. Сам факт его нового назначения говорит о том, что в отличие от того же Серика Ахметова, в глазах главы государства, Даниал Ахметов относится к так называемой «старой гвардии», которая, в отличие от других представителей элиты, имеет более высокий уровень неприкосновенности, чем другие.
- В книге «Сумеречная зона» Вы достаточно живописно описываете те внутренние процессы, которые сейчас происходят на вершине власти. Как Вы можете оценить, с момента, когда была написана книга, конфигурация сил во властной иерархии сильно изменилась?
- Практически ничего не изменилось, так как в этой книге мы старались описать тренды долгосрочные, а не конъюнктурные. Состав элиты, ее правила игры и расклад сил за это время существенно не поменялся. На вершине пищевой цепи до сих пор находятся две группы: «семья» и «старая гвардия». Кстати, как показали последние кадровые перестановки, глава государства опять делает большую ставку именно на этих игроков, чем на новичков. Будь то К.Масимов, Д.Назарбаева или Т.Кулибаев, который сейчас курирует Национальную палату предпринимателей Казахстана.
- Как в целом Вы оцениваете роль Нурсултана Назарбаева в качестве посредника между различными сторонами и Россией. Например, российские СМИ пишут о том, что казахстанский лидер становится модератором диалога между Западом и Россией по разрешению украинского кризиса. Верна ли эта характеристика?
- Данную роль президент Казахстан пытается играть уже давно. Это хотя бы видно по многочисленным казахстанским международным инициативам, будь то создание СВМДА или наше председательство в ОБСЕ. Что касается украино-российского конфликта, то еще весной текущего года многие стали сомневаться в том, что Казахстан сохранил свою многовекторную политику, так как Астана получила со стороны Киева две ноты протеста. Первая по поводу одобрения референдума в Крыму, а вторую в связи с нелицеприятными высказываниями главы Казахстана в адрес украинских политиков. Но, к лету текущего года, Астана поняла, что перегнула палку. В любом случае, многие ожидали от Казахстана большей гибкости в крымском вопросе, учитывая то, что в 2008 году, Казахстан, например, не признал независимости Южной Осетии и Абхазии. То есть в тот период Астана повела себя довольно осторожно. И это поведение хорошо укладывалось в декларируемую многовекторность. Возможно, существенным отличием 2008 г. от 2014 г. заключалось в том, что шесть лет назад Казахстан еще не входил в Таможенный союз. Именно поэтому в республике началась активная дискуссия о том, как получится республике сочетать свою традиционную многовекторную политику, которая в течение долгого времени создавала определенный баланс геополитических сил, с тесными интеграционными процессами в рамках будущего Евразийского экономического союза. Судя по всему, руководство Казахстана это стало понимать. По крайней мере, премьер-министр РК Карим Масимов заявил о необходимости восстановления торговых отношений с Украиной. Об этом заявил и президент во время своего недавнего визита в Киев. Кстати, Казахстан и Беларусь еще до введения российский санкций против западной продукции, отказались поддержать российское предложение ввести ограничения на импорт украинских товаров. Все это говорит о том, что Казахстан не хочет быть вовлечённым в экономический конфликт России с Западом, несмотря на тесные экономические и политические связи в рамках Таможенного союза. Также Казахстан не признает независимости Донецкой и Луганской народных республик, так как всегда может сослаться на то, что в свое время не признал независимость Южной Осетии и Абхазии. И последний визит президента Казахстана в Киев, где глава государства заявил о своем желании выступить посредником, было сигналом не только Киеву или Москве, но также Брюсселю и Вашингтону, которые должны воспринимать главу Казахстана в качестве дополнительного «мостика для переговоров» с Кремлем, которым может воспользоваться не только Киев, но также ЕС и США. По крайней мере, как показал этот год, количество контактов и телефонных переговоров у главы Казахстана было больше всего именно с руководством России.
- Недавно президент Казахстана принял участие в прокладке дороги между Казахстаном, Туркменистаном и Ираном. Как Вы оцениваете ее перспективы? Возможно ли давление со стороны Запада на Астану из-за ее контактов с Ираном?
- Маловероятно, так как и на самом Западе сейчас существует раскол по поводу отношения к Ирану. Есть сторонники смягчения санкций. Есть ястребы. К тому же, в связи с появлением «Исламского государства Ирака и Леванта» даже среди «ястребов» звучат предложения более активно использовать помощь Ирана в борьбе с этой группировкой. С другой стороны, у Казахстана есть свои национальные интересы, которые, кстати, укладываются в ту самую новую экономическую политику, которая была презентована в рамках президентского послания. И здесь серьезный акцент был сделан на активном развитии транспортной инфраструктуры и использования транзитных возможностей республики.
Правила комментирования
comments powered by Disqus