На днях близкая к правящим кругам турецкая газета Yeni Safak опубликовала любопытную статью за авторством Эрдала Танаса Карагёля, посвященную энергетическому сотрудничеству Азербайджана, Туркмении и Турции. Рассуждая о перспективах реализации проекта Трансанатолийского газопровода (TANAP), ресурсной базой которого обозначена вторая очередь азербайджанского газового месторождения Шах-Дениз, автор пишет: «Если Турция получит доступ к туркменскому газу, а через Турцию этот газ сможет выйти на мировые рынки, то Туркмения станет новым крылом TANAP». И не только. Принцип «два государства — две нации», которого Анкара придерживается в отношении каждой из двух этих стран, — утверждает Карагёл, — может смениться доктриной «три государства — одна нация». Более того, ресурсы, которыми Азербайджан и Туркмения обладают в энергетической области, а также тот факт, что Турция является транзитной страной, могут привести к тому, что эти страны создадут своего рода «энергетическую тройку».

Выведем пока за скобки энергетическую составляющую этого альянса и остановим внимание на вводимое понятие «три государства — одна нация». Но вначале небольшая историческая справка. Базовые основы доктрины пантюркизма в конце XIX века разрабатывали аналитики царской военной разведки, внедряя их в Османскую империю через идеологов волжских и крымских татар. Рассматривая османов в качестве потенциального военно-политического противника, Санкт-Петербург задумывался над сменой господствующей тогда на берегах Босфора доктрины османизма (osmanlılık, osmanlıcılık), которая декларировали равенство миллетов (конфессий) и равенство всех подданных империи перед законом, на тюркизм, который неизбежно бы вел к развалу империи. К началу Первой мировой войны концепция пантюркизма и панисламизма в Османской империи победила, что и стало одной из серьезных причин распада государства. После прихода к власти Кемаля Ататюрка пантюркизм уступил место в качестве государственной идеологии тюркизму, или как еще иногда его называют ататюркизму. И в то время эта идеология соответствовала интересам московских большевиков, которые в лице Льва Троцкого вынашивали проект создания «Тюркской советской социалистической конфедерации», культивируя и абсолютизируя идеи общетюркского единения. К этому периоду относится рождение геополитического проекта «Великого Азербайджана», предполагавшего объединение Северного (русского) и Южного (иранского) Азербайджанов.

Напомним, что относительно недавно в азербайджанском парламенте проходила дискуссия по поводу переименования страны в «Северную Азербайджанскую республику», что актуализировало проблемы Южного (иранского) Азербайджана. Кстати, именно этот фактор имел в виду автор этих строк, когда писал о факторе «двух Азербайджанов», а не то, что ему самовольно приписал директор Центра политических инноваций и технологий, политолог Мубариз Ахмедоглу, утверждая, что «под вторым Азербайджаном Станислав Тарасов имеет в виду государство, которое будет создано этническими группами (талыши, лезгины и курды)». Более того, уважаемому бакинскому политологу необходимо вспомнить, с какими усилиями продвигал проект «двух Азербайджанов» лидер Народного фронта, позже азербайджанский президент Абульфаз Эльчибей, реанимируя идеи пантюркизма, но в интерпретации Троцкого. Парадокс в том, что это происходило в условиях военно-политического противостояния с Карабахом, предусматривало два сценария действий: либо этническую чистку в автономии в случае победы Баку и изгнание оттуда армян, либо потенциальное признание независимости Степанакерта. Между тем, как и ранее в случае с Османской империей, возведение пантюркизма в ранг государственной политики означало развал Азербайджана по этническому водоразделу. Позже пришедший к власти Гейдар Алиев, провозгласивший тезис «одна нация — два государства», главной целью с опорой на Турцию ставил все же сохранение «того, что осталось» в Азербайджане. Будучи опытнейшим политиком, он понимал, что пантюркизм, сближая определенные политические силы в стране, отдаляет Азербайджан от армян Карабаха. Мало что в этом отношении изменилось при правлении его сына, Ильхама Алиева. Стремление к тесному взаимодействию с Турцией, созданию союза с ней сохранилось, но это ни на шаг не приблизило к урегулированию карабахского конфликта.

Ведь у самой Турции, которая после развала СССР стремилась укрепиться в роли лидера на тюркоязычном постсоветском пространстве, не получилось достичь искомого, кроме действительно существующего расширения торгово-экономического, политического и культурного сотрудничества. Анкара, взявшая на вооружение доктрину неосманизма — то есть, восстановления своего влияния на территориях бывшей Османской империи — стала отказываться от тюркизма во внутренней политике, вывела в сферу публичного обсуждения и решения проблемы этнических и религиозных меньшинств, не говоря о том, что в отношении курдов речь идет о возможностях предоставления им автономии. Что же касается внешней политики, то для турецких властей очевидно, что пантюркизм сужает геополитическое пространство для политико-дипломатического маневра, выбрасывает на обочину бушующих на Ближнем Востоке процессов. Поэтому упоминание Карагёлем в доктрины «три государства — одна нация» говорит о нескольких важных вещах.

Первое. Если определенная часть турецкого правящего класса решает реанимировать пантюркизм во внутренней политике, то, видимо, она опасается усиления разрушительных тенденций внутри страны и начинает искать защиту в общетюркских идеях, еще более тесном сближении с Азербайджаном и среднеазиатскими государствами, в частности, с Туркменистаном. Второе. Устойчивая приверженность Баку к пантюркизму свидетельствует о мизерных шансах сохранить государство в границах бывшей советской республики. В этом отношении Азербайджан вместе с Турцией попадает в зону «геополитической депрессии», поскольку два партнера оказываются ослабленными. Третье. Ашхабад уделяет заметное внимание вопросам тюркской солидарности и предпочитает развивать отношения прежде всего с Турцией, но переживает кризисы во взаимоотношениях с Азербайджаном. В этой связи говорить о линии пантюркизма в идеологии или действиях туркменского руководства ранее не приходилось. Однако позже, пишет Asia Times, президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов стал использовать в отношении Турции известный термин «два государства — одна нация», хотя эта формула давно использовалась в отношениях между Турцией и Азербайджаном. "Если Туркменистан и Турция являются «двумя государствами и одной нацией», так значит, что Азербайджан и Туркменистан тоже "два государства и одна нация, — задается вопросом Asia Times и отвечает. — Это может лечь в основу сближения Ашхабада с Баку, в частности, по вопросу строительства TANAP, тогда как Анкара высоко чтит собственную идею о строительстве наземного газопровода «Туркменистан-Иран-Турция».

Но этот вариант с подключением Тегерана позволяет обойтись без «стратегической глубины Азербайджана». На днях в Ашхабаде завершились переговоры между Бердымухамедовым и президентом Ирана Хасаном Рухани. Иранский лидер заявил, что его страна «готова к сотрудничеству в сфере обеспечения транспортировки туркменского природного газа и нефти в другие страны транзитом через Иран». Другими словами, Тегеран подтвердил готовность и дальше участвовать в «войне трубопроводов». При этом в ирано-туркменских отношениях существуют острые проблемы, например, растущая напряженность на афганско-туркменской границе. Если вылазки боевиков на рубеже примут больший масштаб, то политически нейтральному Туркменистану придется просить о помощи извне: у Турции или Ирана. Ашхабад и Тегеран объединяет наличие протяженной общей границы 992 км, по обе стороны проживают родственные народы, которых связывает многовековая историческая, конфессиональная и цивилизационная близость. Правда, проживающие на территории Ирана около полутора миллионов туркменов исповедуют суннизм, что позволяет заинтересованным внешним силам противопоставлять их шиитскому большинству и руководству Ирана. От этого, как говорится, никуда не денешься. Так вырисовывается идущая через Иран горизонтальная суннитская ось Ашхабад-Анкара и вертикальная шиитская Тегеран-Баку. Пересечение этих линий образует прицел. Посмотрим, на ком он остановится.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram