Несмотря на внимание к восстанию 1916 года в Туркестане и событиям на территории современного Северного Кыргызстана (преимущественно Пишпекский и Пржевальский уезды Семиреченской области), в популярных статьях на этот счет происходит смешение мыслей, трактовой и теорий. Между тем, в последние годы обобщены и опубликованы большие подборки документов и воспоминаний той эпохи, которые позволяют воссоздать объемную картину тех трагических событий.

В прошлом очерке мы много говорили об историческом контексте случившегося и аналогичных восстаниях и реакции властей на них, здесь мы попытаемся более детально изучить саму канву исторических событий, показать локальные причины восстания и его локальных спехов.

Последнее время историческую трактовку этих событий все чаще пытаются упростить. Законно осуждая расправы царских войск над населениями восставших волостей, многие авторы полностью игнорируют действия восставших и настроения среди самого кыргызского населения, которое отнюдь не было пассивным зрителем исторических процессов, но их активным участником.

Подобные трактовки частично восходят т.н. «Показаниям Бройдо»[i], российского социалиста, который был в 1917 году председателем Ташкентского Совета. В 1916 году он был подвергнут «превентивному» аресту в связи с восстанием, и, естественно, в своих показаниях, записанных в сентябре, дал случившемуся довольно специфическую трактовку. Из рассказа Бройдо можно заключить, что чуть ли не вовсе отсутствовали систематические попытки вооруженной борьбы со стороны жителей Туркестана. Якобы, были лишь отдельные вспышки волнений, панические слухи и острая реакция властей, вызвавшая общее бегство жителей в Китай и Афганистан.

Столь гротескную трактовку, отказывающую целым народам в политической и исторической роли, начали пересматривать, как только из поля зрения исследователей исчезли царские прокуроры и угроза наказания. Еще коммунист Турар Рыскулов в исследовании 1926 года дал высокую оценку подготовке восстания 1916 года в кыргызской части Семиреченской области. «Более серьезно по своим последствиям было восстание кара-киргиз в южной части Семиреченской области, имевшее более организованный характер. Начали мятеж Сарыбагишевская и Атекинская волости Токмакского участка, Пишпекского уезда, оказавшие сопротивление русским войскам еще в начале завоевания последними области. … По удостоверениям агентов полиции, эти переговоры велись "настолько осторожно и тайно, что они ускользнули от внимания не только местного русского населения, но и самих опытных агентов полиции"»[ii].

Хотя в этих районах выступление против политики царских властей начались позже других регионов Туркестана, но благодаря тщательной подготовке и внезапности – нанесли едва ли не наиболее существенный удар по государственному аппарату в регионе. Восставшим удалось нарушить связь и сообщение между населенными пунктами Пишпекского и Пржевальского уездов, а также достаточно плотно блокировать многие гарнизоны и полицейские части.

Напряженную атмосферу августовских дней 1916 года передавали нервные телеграммы местных «силовиков». «Телеграф с Ташкентом порван у станции Самс[а], где с воинской командой в сорок человек под моим начальством пробыл в осаде двух тысяч кыргыз...»[iii]. «Получено сообщение... от начальника Пишпекского уезда подполковника Рымшевича, окруженного с командой в станице Самсоновской, что скопища кыргыз таковы, что для борьбы с ними необходимо не менее двух батальонов, двух сотен и двух пулеметов, иначе эта волна зальет весь уезд... Нет сомнения, что все организовано и руководится умелыми людьми…»[iv]. Плотно было блокировано селение Сазоновка, куда подкрепления из уездного центра не могли пробиться[v].

В рапортах военных зафиксировано, что действия восставших Семиречья отличала «некоторая организованность»: система сигнализации, наличие общей символики, знамена и металлические бляхи на шапках[vi], запасы вооружения и даже оружейные и пороховые мастерские. Восставшие не только собирали доступное местному населению старое огнестрельное оружие, но закупали его в Китае, а перед началом боевых действий совершили налет на оружейный конвой властей под Пржевальском, захватив почти 200 винтовок системы Бердана и около 40 тысяч патронов[vii].

Как было упомянуто выше, столь эффективные действия восставших стали возможны благодаря подготовке и организации. В отличие от ряда других регионов, включая Ташкентскую область и более урбанизированные районы на территории современного Казахстана, где восстание протекало стихийно или под незначительным руководством местных подпольных ячеей социалистов, - лидерами восставших в кыргызских районах стали местные элиты.

Восстание было организовано и возглавлено родовой верхушкой и состоятельными кыргызами, которые к 1916 году заняли ключевые позиции в местной волостной администрации. Если в окрестностях Ташкента эта элитная прослойка сама была под ударом восставших, то в кыргызских районах она сумела возглавить протест и перевести гнев населения в связи с указом о мобилизации на российские власти.

«Почти во всех волостях руководителями мятежа оказались местные старшины» - писал русский чиновник в докладе на основе бесед с кыргызскими беженцами в Китае[viii]. Это можно подтвердить массой конкретных примеров Один из наиболее известных лидеров восставших кыргызов Канат Абукин (Канат-хан), в частности, сам был руководителем одном из волостей и очень богатым человеком. В Сарыбагишевской и Атекинской волостях с призывами восставшим к организации вооруженных отрядов и восстанию выступали во время схода на р. Кебень атекинский волостной управитель Белек Солтанаев и сарыбагишевский мулла Умар, а ханом восставших был избран Макуш Шабданов – брат сарыбагишевского волостного управителя[ix]. Также среди командиров отрядов восставших были волостные управители Кочкорской и Буранинской волостей, а также представители известных в округе семейств[x].

"Царские войска". Часть монумента жертвам восстания кыргызского народа 1916 года 

Лидеры восставших часто спешили провозгласить себя ханами, а также замыкали восстание исключительно на кочевое кыргызское сообщество, контроль над которым хотели сохранить. Интересы прочего населения края в лучшем случае игнорировалось, в худшем новопровозглашенные ханы санкционировали реквизиции скота, грабежи и даже убийства неподвластных им людей. (Впрочем, проблема преступлений обеих сторон в ходе восстания – заслуживает отдельного изучения).

Речь не только об атаках против русского населения. Аристократические лидеры восстания быстро оттолкнули от себя живших в регионе дунган, которые в первые дни восстания встали на сторону администрации: в Пишкеке они по собственному почину встали на охрану дома уездного начальника[xi], а затем присоединились к добровольческим отрядам, участвовавшим в подавлении восстания. Часть дунганского населения откочевала в Китай, но не от репрессий администрации, а от мести восставших[xii].

Оседлые кыргызы и узбеки в городах Семиречья также были настроены против восставших в Пржевальске был случаи самосуда над захваченными в плен участниками восстания[xiii]. В Карабулакской волости, которая, как и прочие, отказалась участвовать в мобилизации на тыловые работы[xiv], многие жители отказались поддержать вооруженное восстание и стали на сторону властей. Бройдо утверждает, что во время восстания многие откочевали в район русского селения Михайловское и заняли круговую оборону, заявив, что «они будут вместе с крестьянами сражаться против киргиз, если те нападут»[xv].

Очевидно, что таких условиях и речи не было о консолидации населения против властей, которое в феврале 1917-го и сделало возможным отказ войск участвовать в подавлении оппозиции и конечный успех восстания. Власти из-за ксенофобии и недальновидности аристократии, ставшей во главе восставших смогли подавить протест, опираясь на поддержку значительной части населения региона.

Частично неудачу восставших можно объяснить тем, что аристократия долгое время не помышлял о выступлениях против власти. До восстания этнические элиты смогли встроиться в Российскую систему власти и собственности и фактически монополизировать контроль и равно на эксплуатацию своих соотечественников. Это имело и вид экономического принуждения, и откровенной коррупции.

По свидетельствам современников, в годы перед восстанием многие рода вносили налоги и сборы в 2-3-кратном объеме по сравнению с остальным населением, потому что так требовали волостные власти, а население из-за правовой изоляции и языкового барьера не могло напрямую контактировать с вышестоящим русским начальством. В отдельных случаях власть этнических элит осуществляла суд и даже казни[xvi]. В некоторых случаях изъятые местными элитами в лице крупных собственников и родовых лидеров деньги могли тратиться на помощь соотечественников, но это – целиком зависело от доброй воли неформальных местных «царьков», диктатуру которых поддерживали имперские власти – не желавшие заниматься проблема жителей центрально-азиатских окраин.

Мобилизация 1916 года ударила не только по рядовым кыргызом, но и по местным элитам. В локальном плане – они лишались дешевых рабочих рук, в глобальном – власти России внезапно нарушали неформальный «пакт», по которому управление и эксплуатация осуществлялись только местными лидерами или через них. Подобный шаг через голову полностью разрушал их монополию на власть, так как они демонстрировали свою неспособность защитить соотечественников от мобилизации, а кроме того – те автоматически оказывались в прямом подчинении русских властей, что грозило разрушением всей традиционной системы отношений.

В результате летом 1916 года в Туркестане начинают распространяться панические слухи о том, что мобилизуемые кыргызы будут отправлять на фронт, а не работы в тылу. Говорили, что будут призывать женщин. Причем передавались какие-то дикие мифы о том, что им придется находиться между российскими и немецкими частями, «причем в них будут стрелять, как те, так и другие»[xvii]. Общественное недовольство подстегивалось также реальными тяжелыми условиями труда мобилизованных: нехватка теплой одежды, еды, болезнями[xviii].

В итоге к лету 1916 года в кыргызских районах Туркестана сложилась революционная ситуация, которой воспользовались лидеры выступлений. В августе происходит серия вооруженных выступлений кыргызских родов, которые, как упоминалось выше, позволили нарушить коммуникации между городами, блокировать ряд гарнизонов и полицейских частей. Однако лидеры восставших ожидали, что им придется иметь дело только с небольшими воинскими и полицейскими командами в городах, которые они смогут ликвидировать задолго до подхода подкреплений.

Но они не учли возможности транспорта XX века, которые сравнительно быстро позволили ввести в регион дополнительные силы. Для подавления восстания в Семиречье переброшены два казачьих полка (7-й Оренбургский и 9-й Сибирский), 7 рот стрелков из частей запаса, 5 казачьих сотен и 14 орудий, а также несколько отрядов добровольцев[xix]. Этим силам удалось переломить ситуацию, рассеять основные силы восставших, за каковыми последовал исход тысяч этнических кыргыз в Китай через горные перевалы.

Очень многие из вынужденных переселенцев не были активными участниками восстания, а в ряде случае даже его последовательными сторонниками. Зачастую ударной силой восставших и их лидеров выступали «ударные отряды», которые приходили в кыргызские села, подавляли противников восстания, а затем проводили сходы с целью провозглашения ханской власти и мобилизации бойцов. Новые мобилизованные зачастую вооружались холодным или старым огнестрельным оружием, «берданки», трофейные и купленные в Китае оставались преимущественно в руках наиболее лояльных бойцов. Однако после провала восстания под ударом зачастую оказывалась именно основная масса кыргызского населения, а не национальная элита.

В частности, были случаи, когда недавние лидеры восставших переходили на сторону властей, получали прощение и даже награду за помощь в подавлении восстания. Подобная «снисходительность» властей объяснялась опытом подавления восстания в других частях Туркестана, где национальные элиты последовательно выступали на стороне царской администрации, которая являлась защитницей их экономических интересов. На подобное отношение власти рассчитывали и кыргызской части Семиречья, причем не всегда безосновательно.

Например, Курман Лепесов (дед известного юриста Курманова), родовой лидер и командир восставших в Джумгале, быстро изменил позицию, будучи захваченным в плен. По семейным рассказам в передаче его внука, он изъявил покорность, просил «дать возможность вернуть доверие белого царя» и вызвался, оставив семью в заложниках, склонить к сдаче в плен Канат-хана. Канат сдался, судя по всему рассчитывая также на прощение, но был отдан под суд и казнен, а Курман за успех этого предприятия был не только амнистирован, но даже награжден орденом[xx]. Те же лидеры, кто не рассчитывал на скорое прощение – смогли переждать лихое время в эмиграции.

 "Киргизский народ". Часть монумента жертвам восстания кыргызского народа 1916 года

В Китае большинство кыргызов жили крайне бедно, сталкиваясь с голодом, нищетой и болезнями. В. Баялинов так описал эти трагические дни: «Большей частью – это опухшие от голода, еле передвигающие ноги беженцы-киргизы. Немало тут и нищих, просящих подаяния. Беженцы не имели денег, и чтобы как-то просуществовать, предлагали себя в услужение, распродавали свои жалкие пожитки, а некоторые – даже детей»[xxi]. По свидетельству российского дипломата, наблюдавшего беженцев в Китае, в эти дни установился своего рода «рынок рабов»: ребенок от 12 лет стоил там 30-40 рублей[xxii].

Между тем, наиболее состоятельная родовая аристократия мало столкнулась с этими бедствиями, так как располагала помимо скота материальными запасами, переведенными в деньги и ценности, которая не считала нужными тратить на помощь соотечественникам. В 1917 году, после февральской революции, при возвращении из Китая в российский Туркестан наиболее богатые семейства вывозили с собой целые слитки золота и серебра. После нападения грабителей на группу состоятельных кыргызов, возвращающихся в уезд Ичтык, пострадавшие подали российским властям жалобу на исчезновение 18 слитков золота весом 1,9 кг каждый, 300 зерен серебра и 7,6 тыс рублей деньгами (колоссальной по тем временам суммы)[xxiii].

Подобные случаи показывают, что к моменту Туркестанского восстания кыргызское общество окончательно вступило на пути трансформации от родового к классовому строю, со всеми присущими этим переменам печальными явлениями, включая исчезновение чувства локтя и экономической взаимовыручки.

Причиной восстания стали экономические проблемы, которые вызвали недовольство широких слоев населения, но в случае кыргызской части Семиречья этот протест был целиком использовал местной аристократией в борьбе против имперских властей и элит. В иной ситуации протест мог быть и более успешен (напомни, общероссийские революционные выступления были уже близки), и более бескровен, если бы вместо попыток реставрации ханской власти восставшие пошли на сотрудничество со всеми этническими группами региона.

В результате поражения вооруженного выступления, инициированного и возглавленного национальной экономической и политической элитой, под ударом оказались, прежде всего, не сами лидеры, но разнородная в политическом смысле масса кыргызских родов. Люди фактически вновь оказались заложниками интересов и не до конца продуманных планов аристократии, как уже не раз бывало в кыргызстанской и не только истории.

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram