Претендует ли Китай на лидерство в Центральной Азии? Какова роль китайских инициатив в сфере экономики и области безопасности в регионе? На какой основе будет строиться взаимодействие проекта Экономического пояса Шелкового пути и Евразийского экономического союза? Эти и другие вопросы обсуждались на 14-й ежегодной конференции по безопасности в Центральной Азии, прошедшей недавно в Астане и организованной по традиции Казахстанским институтом стратегических исследований при Президенте РК (КИСИ).
На этот раз в центре внимания участников конференции – Китай, его место в глобальных процессах, возможности и вызовы соразвития Поднебесной и Центральной Азии, социокультурный аспект его восприятия в регионе. Выбор тематики был определен тем, что мероприятие прошло под эгидой казахстанско-китайского форума и было приурочено к 60-летнему юбилею мэтра казахстанской китаистики, главного научного сотрудника КИСИ Константина Сыроежкина. В одном зале собрались казахстанские синологи и ведущие китайские эксперты по Центральной Азии.
Лейтмотив выступлений китайских участников конференции можно, пожалуй, охарактеризовать как отказ Китая от лидерских амбиций в Центрально-Азиатском регионе. Такой тезис, в частности, прозвучал в выступлении Чрезвычайного и Полномочного Посла Китайской Народной Республики в Республике Казахстан Чжан Ханьхуэй.
- Мы работаем в тесном сотрудничестве со странами Центральной Азии (ЦА) и в экономической, и в политической, и в гуманитарной сфере, и в области безопасности. При этом у нас нет намерения создать сферу влияния в ЦА. Мы не претендуем на ведущее место в этом регионе. И тем самым, конечно, мы и не преследуем корыстные цели. Все сотрудничество будет основано на взаимовыгодной основе, на основе сохранения интересов этих стран, - подчеркнул Посол.
Аналогичные мысли повторил и директор Центра по изучению России и ЦА Шанхайской академии общественных наук Пан Давэй, который подчеркнул, что Китай не претендует на особый статус Центрально-Азиатском регионе и в целом не поддерживает концепцию лидерства, культивируемую США и предполагающую возложение на себя ответственности за глобальный порядок и сферы влияния.
Директор Казахстанского института стратегических исследований при Президенте РК (КИСИ) Ерлан Карин также подчеркнул, что кредо китайской политики, в том числе в ЦА, – это прагматизм. По мнению казахстанского эксперта, это позволяет Китаю непротиворечиво уживаться с интересами России в регионе:
- Полагаю, в дальнейшем Россия сконцентрируется на вопросах безопасности в регионе, что в принципе она всегда и делала, имея в наличии такие инструменты, как ОДКБ, участие в ШОС. В силу объективных причин, в частности санкций, не исключено, что у России уже не будет возможности для осуществления крупных инвестиционных проектов. Исходя из этого, Китай сконцентрируется на определенных экономических проектах, выполняя роль основного финансового донора и инвестора. Условно говоря, Россия будет выполнять роль некоего стражника, а Китай станет своего рода банкиром. Конечно, это несколько условное разделение функций, но в целом оно отражает суть, - отметил Ерлан Карин.
Директор КИСИ призвал отказаться от упрощенного стереотипного восприятия Китая как всемирной фабрики, производящий дешевый и низкокачественный «ширпотреб», и взглянуть на него как новый мировой центр высоких технологий.
- Прошлогодний визит президента Казахстана Н. А. Назарбаева в Китайскую Народную Республику стал поворотным пунктом в развитии казахстанской-китайского сотрудничества. Если раньше взаимоотношения Казахстана и Китая в экономической сфере концентрировалось в добывающей сфере, то сейчас мы реализуем и рассматриваем проекты, предусматривающие сотрудничество в обрабатывающей промышленности. Китай сегодня – это источник новых технологий. Соответственно, мы стараемся использовать опыт Китая, его возможности, технологии. Так в нынешнем году стартует несколько проектов так называемого «переноса» китайского производства на территорию Казахстана (всего таких проектов 51 – Ред.). Хотя сам термин не совсем правильный, потому то на самом деле это не перенос работающих предприятий, а создание их с нуля, - подчеркнул Е. Карин.
И все-таки, несмотря на все уверения в безобидных намерениях Китая призрак его геополитической экспансии будоражит общественность ЦА. Достаточно вспомнить всплеск синофобских настроений в связи с земельной реформой в Казахстане.
Инструментом политического влияния Китая, безусловно, является Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Хотя и здесь не все так однозначно. Китайские спикеры на конференции в Астане подчеркивали, что Китай не ставит перед собой задачу расширения организации любой ценой. Директор отдела по изучению Центральной Азии КАСМО Дин Сяосин сказал по этому поводу следующее:
- По мере того, как растет престиж ШОС, очень многие страны подают заявку на вступление в эту организацию. В прошлом году на саммите в Уфе состоялся запуск процесса расширения ШОС. В нынешнем году на саммите ШОС в Ташкенте эта проблема тоже будет обсуждаться нашими лидерами. Конечно, с расширением ШОС мировое влияние организации растет, но всем известно, что чем больше членов одной организации, тем труднее добиться консенсуса. Это может повлиять на эффективность работы ШОС, учитывая, что отношения между Индией и Пакистаном очень сложны. Расширение ШОС – это не цель, мы считаем, что главное – это приверженность шанхайскому духу консенсуса и сотрудничества, особенно новыми членами организации.
Дин Сяосин выразил также мнение, что ШОС должна концентрироваться на регионе ЦА. «Все-таки сфера влияния организации - это Центрально-Азиатский регион. Необходимы ограничения для вступления в ШОС некоторых стран, географически расположенных далеко от него», - подчеркнул китайский эксперт.
Еще один вопрос, вынесенный на обсуждение, – это роль китайской инициативы Экономического пояса Шелкового пути в ЦА. Руководитель аналитического консорциума «Перспектива» (Кыргызстан) Валентин Богатырев заметил, что появление этого проекта вернуло ЦА в глобальную повестку дня:
- В числе возможностей и появившихся шансов - создание в ЦА, наконец, не идеологического, а реального региона. Хочу привести образ, что китайская программа – в этом я вижу ее значение для ЦА – своего рода шелковый шнур, который может стянуть разрывы, образовавшиеся в зоне цивилизационного разлома. И возможно, мы с вами присутствуем при историческом событии создания ЦА, - сказал эксперт.
В числе процессов, ведущих к регионообразованию в ЦА, В. Богатырев назвал появление новых экономических смыслов, характерных для этой территории.
- Хотя широкое распространение имеет трактовка китайской программы Шелкового пути как инфраструктурного проекта, ориентированного на продвижение китайских товаров, тем не менее, мне кажется, что мы имеем дело с более глубокими и значимыми вещами. Что речь идет не просто о создании транспортной сетки, не пути в буквальном смысле слова, а формировании нового типа геоэкономического комплекса, увязывающего в единую систему инновационные, технологические, производственные, человеческие ресурсы целого ряда стран, включенных в этот процесс. По сути дела, программа обеспечивает переход от локализованного к сетевому формату распределения труда, и является тем самым новым форматом управления экономическим развитием. Для стран ЦА это означает возможность выхода из технологического тупика и инновационного отставания за счет подключения к разъемам глобальной сети со своими проектами, - сказал кыргызстанский эксперт.
В качестве примера В. Богатырев привел 40 предприятий Кыргызстана, которые получат новую жизнь за счет совместной работы с китайскими компаниями, доступ к новым технологиям, инвестициям и т.д. Эти проекты Шелкового пути, по мнению эксперта, позволят решить несколько ключевых для них проблем экономического развития, таких как: избыточность трудовых ресурсов, низкое качество рынков труда, сырьевой характер и т.д.
Впрочем, оценка роли ЭПШП в регионе представителей других центрально-азиатских республик была значительно более сдержанной. Координатор исследований Центра экономических исследований (Узбекистан) Бахтиёр Эргашев дал понять, что Узбекистан не испытывает большого энтузиазма в связи с различными предлагаемыми интеграционными проектами.
- Даже поддерживая проект ЭПШП, Узбекистан настаивает на том, что он будет исходить двух принципов. Это политика равноудаленности от мировых центров силы: и Запада, и России, и Китая в том числе. И политика рационального изоляционизма, когда любые интеграционные инициативы для нас не самый интересный вариант, и мы стоим больше на двухстороннем формате отношений. При этом будет сохранен прагматичный подход, которого Узбекистан придерживается последние двадцать лет, это когда выбор экономических партнеров будет исходить из того, могут ли эти страны помочь нам инвестициями, технологиями и знаниями в процессе реализации стратегии индустриализации, - подчеркнул узбекский эксперт.
Как пояснил Б. Эргашев ЭПШП для Узбекистана это не столько инфраструктурный проект, сколько возможность найти новые рынки сбыта.
- Доля Китая, Россия и Казахстана – наших крупнейших торговых партнеров – занимает 49% узбекского внешнеторгового оборота. При этом доля стран, которые проявили интерес к проекту ЭПШП, в нашей внешней торговле по итогам 2015 года занимает 67%. И нам очень интересны эти 18%, которые пока не входят в приоритеты узбекского экспорта и импорта, тогда как ЭПШП позволит в случае реализации серьезных транспортных проектов выходить на них. Это и рынок Ближнего Востока, и Ирана, и Пакистана (мы хотим воспользоваться экономическим коридором Кашгар-Гвадар), и стран Центральной и Восточной Европы. Таким образом, ЭПШП для Узбекистана – это возможность через новые транзитные коридоры выходить на новые рынки, диверсифицировать экспорт и источники прямых иностранных инвестиций, чтобы не закреплять зависимость. Кроме того, это возможность реализации долгосрочных целей повышения конкурентоспособности национальной экономики. Прежде всего, через встраивание в цепочку добавленной стоимости, которую нам может предложить Китай, - сказал эксперт.
В этом же духе «рационального изоляционизма» Узбекистан оценивает перспективы создания зоны свободной торговли ШОС (ЗСТ ШОС).
- Узбекистан против создания ЗСТ ШОС. Это наша принципиальная долгосрочная позиция. Если будут попытки в рамках ЭПШП, или вне его, или рядом, говорить о необходимости создания ЗСТ, Узбекистан будет в меру своих сил стремиться избежать этого. Это не соответствует целям долгосрочной экономической модернизации, выстраивания своего рынка, создания своей конкурентоспособной экономики, поддержки своих производителей, поэтому мы не будем поддерживать эту инициативу, - заявил Б. Эргашев.
В ходе конференции прозвучало также мнение о том, что проект ЭПШП и Евразийского экономического союза (ЕАЭС) могут оказаться конкурирующими. Кажется, этот тезис уже стал «прописной истиной» для части экспертов, хотя динамичное развитие двух проектов давно опровергло его аксиоматичность. Так В. Богатырев, отметив отчетливо высказанное Россией намерение вести коммуникации по программе Экономического пояса через рамки ЕАЭС, заявил, что странам ЦА удобнее вести диалог на двухсторонней основе.
- Китайская программа ЭПШП стала своего рода аттрактором геополитических траекторий. Мы видим, что фактор инициатив Китая произвел общую тенденцию национального позиционирования по осям Восток-Запад, Север-Юг. Двухсторонний характер коммуникаций планируемого развития, который предлагает Китай в ЦА, в известной степени формирует национальную субъектность. И мы видим, что сейчас ни одна из стран ЦА не испытывает желания строить отношения с китайской программой через посредничество международных объединений, скажем, ЕАЭС или СНГ, - заметил кыргызстанский эксперт.
Хотя утверждение это достаточно спорное. Вряд ли стоит делать скоропалительные выводы о том, что «китайская программа формирует в странах ЦА возможность дистанцирования от старых геополитических привязанностей». Более близок к реальности тезис директора КИСИ о непротиворечивом и взаимодополняющем характере сосуществования двух проектов.
Правила комментирования
comments powered by Disqus