StanRadar.com продолжает публикацию цикла статей главы Евразийского аналитического клуба Никиты Мендковича, посвященных угрозе терроризма в Казахстане.

Предыдущий материал, дающей ответ на вопрос «сколько в стране террористов и экстремистов» доступен по этой ссылке.

В этой статье речь пойдет о том, какие люди становятся террористами и экстремистами.

Вопрос о социальном портрете экстремиста в Казахстане и причинах вербовки в ряды радикалов ставится уже довольно давно, и статистика задержанных достаточно определенно отвечает на него.

В период с 2011 года по первую половину 2012 года в Казахстане по обвинению в терроризме задержали 91 человека. Это, в основном, этнические казахи (примеры других этносов единичны) от 21 до 39 лет (71 человек), женатые мужчины, имеющие детей. По роду занятий 71 человек (78%) значились безработным, 8 рабочими (11,2%), 3 частными предпринимателями (о прочих данных нет). 26 человек (28,5%) – имели высшее образование, а 60 (65,9%) – среднее и среднее специальное  [i].

Социальный портрет осужденного за экстремизм, видимо, достаточно близок, если рассматривать материалы суда над группировкой «Джунд аль-Халифат» (апрель 2012 года). Из осужденных по этому делу 42 человек: 28 – были безработными (66,7%), 12 человек (28,6%) – частными предпринимателями в сфере торговли и мелкого ремонта, 2 – работниками по найму  [ii]. Доля индивидуальных предпринимателей – существенно выше, однако, в целом, картина похожа: осужденные безработны или заняты индивидуальным трудом не слишком высокой квалификации.

В случае ячейки боевиков в Актобе, совершившей атаку 5 июня, социальный состав примерно тот же: большинство объявленных в розыск либо представители рабочих специальностей (строитель, электрик), либо индивидуальные предприниматели без регистрации  [iii].

По мнению некоторых экспертов, питательной средой для радикалов становятся места проживания внутренних трудовых мигрантов, молодежи, переезжающей в поисках работы из сел в областные центры. Для них характерен и проблемный социальный фон, и нарушение старых связей, и разрыв по уровню жизни с окружающим социумом. Один из моих собеседников отмечал: «Почти в каждом городе есть места, где они селятся. Любой вербовщик из арабских стран может прилететь в Казахстан, «нырнуть» в такое общежитие и вербовать. И ты ничего не сможешь с этим сделать»  [iv]. Надежной статистики, подтверждающей эту гипотезу, нет, но материалы доступных биографий радикалов – этому, в принципе, не противоречат.

«Любой вербовщик из арабских стран может прилететь в Казахстан, «нырнуть» в такое общежитие и вербовать. И ты ничего не сможешь с этим сделать»

Тезис о связи безработицы и экстремизма в Казахстане оспаривает профессор Татьяна Дронзина, которая изучила биографии 26 человек, выехавших для участия в сирийской войне на стороне террористов, но не нашедшая в их числе ни одного безработного или сталкивающего с глубокой бедностью человека  [v].

Однако здесь, вероятно, речь идет о специфике учета безработных по критериям опроса и официальной статистике: в Казахстане из 8,6 млн работающего населения – 2,3 млн человек являются самозанятыми, чаще всего мелкими предпринимателями или неформально занятыми в сельском хозяйстве  [vi]. Естественно, в разных условиях они могут регистрироваться и как занятые, и как безработные.

Причем необходимо отметить, что по результатам всех исследований в среднем уровень образования радикалов не ниже, а даже несколько выше среднего по стране (менее 20% – высшее и менее 50% – полное среднее или среднее специальное). Это может говорить о том, что важным социальным фактором, провоцирующим причастность к экстремизму, становится несоответствие уровню полученного образования личных доходов и квалификации труда.

Речь, разумеется, не идет о риске голода и даже однозначной бедности, однако описанные статусы явно часто подразумевают разрыв между образовательным и трудовым потенциалом экстремистов. Во всяком случае, об этом можно говориться для части выборки, обладающей высшим образованием, а также желавшей получить таковое.

В чем-то ситуация похожа с социальным портретом боевиков из Кыргызстана, где в роли провоцирующего фактора выступала остановка «социальных лифтов», причем часто еще на уровне получения среднего образования. В Казахстане для выборки радикалов ситуация несколько лучше, высок доступ к полному среднему и даже высшему образованию, часто есть возможность начать собственный бизнес, однако «социальный лифт» также явно сбоит, так как квалификация изученной выборке часто не вполне отвечает роду их занятий.

Оговоримся, что положение лиц, занимавшихся мелким средним бизнесом – не слишком ясно. Судя по статистической «вилке» «безработный-частный предприниматель», такого рода промыслы были невелики по обороту средств и не имели явных перспектив роста, но это скорей гипотеза нежели несомненный факт. 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram