Политолог Марат Шибутов вспоминает, каким принял и каким оставил Узбекистан его первый президент Ислам Каримов, а также размышляет, куда и как теперь пойдет страна.

В Самарканде сегодня, 3 сентября, проходит церемония прощания с Исламом Каримовым. В стране объявлен трехдневный траур. Воспоминаниями о первом президенте Узбекистана делятся главы государств, эксперты, журналисты.

Корреспондент ИА REGNUM побеседовал с казахстанским политологом Маратом Шибутовым.

ИА REGNUM: Марат, с чем принял и с чем оставил Узбекистан Каримов? Какие риски были у Узбекистана вначале? Как их преодолевали?

Если вспомнить 90-е годы, то перед Узбекистаном стояли как потенциальные риски, так и реальные и очень большие проблемы.

В международной политике:

— война в Таджикистане с 1992 года по 1997 год;

— война в Афганистане;

— крайне запутанная и сложная проблема границ в Ферганской долине.

Во внутренней политике:

— рост числа исламских радикалов, прежде всего в Ферганской долине;

— скрытый сепаратизм в Каракалпакстане;

— проблема связей уйгуров в Узбекистане и в СУАР КНР;

— претензии таджиков на Бухару и Самарканд.

В экономике:

— перекос в сельском хозяйстве в производство хлопка;

— малое количество предприятий полного цикла производства;

— нехватка ГСМ и еще ряда стратегических товаров;

— транспортный тупик, в котором находилась страна;

— транспортные разрывы внутри страны — к примеру, в Ферганскую долину по железной дороге можно было ездить только через таджикский Худжанд.

В обществе:

— возможная исламизация;

— очень высокая рождаемость.

Разными способами, но со всеми этими проблемами Узбекистан справился. И сейчас, на мой взгляд, проблем у страны намного меньше. В целом, эти методы можно охарактеризовать как «безопасность выше политики и экономики», и это было сделано. Получилась довольно закрытая, с очень высокой долей государства экономика, с жесткой политической системой и большими ограничениями для граждан и их политических свобод, однако обеспечившая стабильную жизнь и победу над основными противниками.

При этом я лично могу отметить, что, начиная с 2012 года, государство в Узбекистане все больше разворачивалось к народу. Отмечу следующие шаги:

— создание единого портала государственных услуг;

— создание портала открытых данных;

— разработка закона об электронном правительстве;

— программа локализации производства готовой продукции;

— наращивание поддержки малого бизнеса через льготное кредитование;

— программа по строительству индивидуального жилья;

— программа по созданию новых рабочих мест и обеспечению занятости.

Худо-бедно, это помогает населению и обеспечивает более высокий уровень жизни. В сочетании с девальвацией российского рубля, это помогло сократить трудовую миграцию вне страны.

В чем отличия или признаки политического стиля Узбекистана, о наличии которого говорят эксперты? Есть ли в этом заслуга Каримова?

Стиль довольно простой — кадровая стабильность, упор на сокращение дистанции между руководителем и ответственным работником, что особенно видно по структуре аппарата президента, личная ответственность, жесткое наказание в случае неисполнения поручения, минимальная публичность, консерватизм, упор на планирование и постепенное выполнение задачи. Главный приоритет — безопасность и отсутствие рисков.

На мой взгляд, тут очень большой вклад лично Ислама Каримова — дело в том, что это несколько отличается от того, что было в Узбекистане в советское время, и больше похоже на его личные качества.

Насколько хорошо изучен Узбекистан? То есть насколько обоснованы экспертные прогнозы, озвучиваемые экспертами извне?

Если ориентироваться только на газетные статьи в российских или казахстанских СМИ, то да, Узбекистан изучен плохо, о нем очень мало что известно. Но если постоянно следить за узбекской и китайской прессой, читать статистические обзоры и таблицы в международных и узбекских базах данных, знакомиться с научной литературой, общаться с узбекскими аналитиками, то ясно, что Узбекистан довольно хорошо изучен.

Но, тем не менее, надо учесть, что большинство экспертных прогнозов извне, особенно которые прозвучали за последние две недели, полностью некомпетентны. Некомпетентны они по причине того, что не учитывают развитие страны за последние 25 лет, опираются на старые модели оценки положения в регионе, плюс, если говорить о России, заражены алармизмом, истерикой и конспирологией. Верить можно считанным единицам, например, стоит почитать обзоры политолога Юрия Михайловича Солозобова.

Что скажете о госдолге Узбекистана и непочатом потенциале приватизации предприятий?

Государственный долг Узбекистана составляет 11% от ВВП — это примерно 7 миллиардов долларов (461 млрд рублей). Приватизация государственных предприятий и объектов там началась с 2013 года, когда был принят закон «О приватизации». В 2014 году было приватизировано 288 объектов, в 2015 году реализовано 608 объектов. В реальности, там все меньше государственный сектор, то есть у них шла и сейчас идет приватизация и либерализация экономики.

Насчет приватизации предприятий — это вообще вопрос не собственно приватизации. Можно, конечно, купить там предприятия, что многие делают, вся проблема в том, что существуют до сих пор ограничения на валютном рынке, и поэтому весьма сложно иностранным инвесторам выводить прибыль. Но, тем не менее, иностранцы туда все же вкладывают — к примеру, в 2015 году прямые иностранные инвестиции были в размере 2,4 миллиарда долларов (158 млрд рублей).

Каким традициям во внешней политике, особенно в приграничной части, жизненно необходима преемственность, чтобы не увеличивать напряженность в регионе? Такой же вопрос и в целом — чтобы сохранить стабильное развитие страны.

Тут все зависит от того, насколько будет нужна легитимность новому руководству Узбекистана. Надо сказать, что у Узбекистана осталась незаживающая рана — два погрома этнических узбеков в Оше, которые так и остались без возмездия для киргизов и Киргизии. И тут никто не забыт и ничто не забыто.

В целом, я думаю, ставка во внешней политике будет больше сделана на сотрудничество с Китаем, так как у России нет особо интересных проектов для Узбекистана и региона в целом, она больше занята мировой политикой и внутренними проблемами. То есть тот прокитайский тренд, который пошел, начиная с 2006 года, он будет продолжен и развит.

Китай построит в Узбекистане новые дороги, обеспечит по ним транзит своих грузов, построит новые производства и будет содействовать развитию страны в целом, конечно, соблюдая собственные интересы по формированию прокитайской зоны влияния у своих западных границ.

Есть мнения, что сейчас Казахстан может как бы поучиться на чужих ошибках, посмотреть, как в Узбекистане все пройдет. А что общего, помимо возрастных президентов и персонализированной системы власти? Можно ли переносить узбекский опыт на казахстанские реалии?

На мой взгляд, мы очень разные, и напрямую опыт нельзя переносить. Тут скорее надо говорить об опосредованном влиянии — если Узбекистан справится, и все будет нормально, это снизит опасения различных рисков по поводу нашей ситуации и побудит нашу элиту идти путем переговоров и консенсуса.

Клановость в узбекском обществе в момент транзита власти — это плюс или минус?

Я бы сказал, что клановость сейчас гораздо меньше актуальна, чем, допустим, лет 10 назад. Так как жизнь становится более регламентированной и формализованной, растет значение бюрократии. И именно вот эта бюрократия среднего звена, постоянно ротируемая, созданная из выросших с самого низа чиновников и не привязанная к кланам, в настоящее время в Узбекистане играет довольно большую роль. Аналогично можно сказать про СНБ (Службу национальной безопасности — ИА REGNUM ). То есть имеются две силы, которые играют стабилизирующую роль, и я думаю, они сделают все, чтобы в стране была спокойная обстановка.

 

 

 

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram