В ряду наиболее актуальных внешних вызовов безопасности в регионе Центральной Азии эксперты особо выделяют угрозы, формирующиеся на афганском направлении. О том, в чем они состоят и как меняется их характер под влиянием глобальных политических процессов, «IQ» рассказал автор и главный редактор веб-портала Antiterrortoday.com Олег СТОЛПОВСКИЙ.

 - Олег Анатольевич, выделяя афганское направление в качестве одного из основных векторов угроз безопасности для Центральной Азии, аналитики указывают на серьезное ухудшение ситуации внутри Афганистана в последние годы. В связи с этим существуют ли риски дестабилизации обстановки в сопредельных государствах? Насколько они реальны?

- Ситуация в Афганистане стремительно деградирует. Очень сложно сказать, кто сейчас контролирует обстановку в стране, но одно можно констатировать точно: практически во всех провинциях ИРА постоянно идут или вспыхивают боевые действия. Официальные власти имеют свои представительства в центре провинций и уездов, но сельская местность в основном предоставлена на откуп многочисленным вооруженным группам, которые «питаются» за счет поборов с населения, осуществляют нападения на правительственные и международные организации.

С каждым днем обстановка становится все более запутанной и сложной. По сути она близка к хаосу. И именно отсутствие государства как эффективного института и неспособность центрального руководства контролировать ситуацию определяют возможности экстраполяции внутриафганской ситуации на страны Центральной Азии.

Пока, конечно, речь не идет о прямых военных кроссграничных атаках, но нестабильность на севере Афганистана позволяет укрепляться силам оппозиционного характера по отношению к странам региона, препятствует транзитным проектам экономического развития. Правительство Гани-Абдуллы декларирует озабоченность ситуацией, но в реальности индифферентно по отношению к тому, что на территории страны находятся не подконтрольные ему вооруженные формирования. Между тем при продолжении вооруженного противостояния в Афганистане очевидны и реальны две угрозы.

Во-первых, контрабанда наркотиков через южные границы центральноазиатских республик при поддержке вооруженных боевых групп. С этим таджикские и туркменские пограничники сталкиваются постоянно. И активность боевиков, прикрывающих контрабанду наркотиков, может возрасти, если антиправительственные войска по мере расширения своей зоны контроля будут все больше вовлекаться в наркобизнес, постепенно отбирая его у прежней наркомафии. Они станут с боем прокладывать себе контрабандные маршруты в Таджикистан и Туркменистан.

Во-вторых, это постепенная инфильтрация небольших групп боевиков из тех отрядов антиправительственных сил, в которых находятся выходцы из стран постсоветского пространства. Главная угроза в данном случае исходит от молодежи, направлявшейся в последние пять лет из стран Центральной Азии на войну в Сирию и Ирак. Официальные пути возвращения домой для них затруднены.

Поэтому уже сейчас они появляются в том числе в Афганистане, где смогут организовывать подполье и вербовать новых боевиков из ИРА. В связи с этим возможны и прямые нападения отрядов, состоящих из выходцев с постсоветского пространства, для прощупывания границы, демонстрации силы или прорыва групп боевиков с целью закрепиться в некоторых районах Таджикистана или Туркменистана.

- Насколько усугубляет ситуацию присутствие в Афганистане боевиков «Исламского государства» (ИГ – запрещенная в России международная террористическая организация – Ред.). Как вы оцениваете мобилизационный потенциал «афганских филиалов» террористической организации, уровень их боеспособности?

 - В настоящий момент в Афганистане фактически оформились два филиала ИГ – для пуштунских и непуштунских районов, которые действуют автономно друг от друга, опираясь на традиционно конкурирующие между собой этнические группы. На данном этапе им не удалось искоренить взаимное недоверие, поэтому мобилизационные и организационные механизмы ИГ, продемонстрировавшие эффективность в арабском сообществе, оказались неприменимы в афганских реалиях.

В связи с этим появление в Афганистане массового организованного движения, аналогичного существующему на арабских землях, вряд ли возможно. Но, не исключено, что наличие внешнего финансирования и завоз извне наемников, в первую очередь командиров среднего звена с богатейшим опытом боевых действий, позволит разрозненным группировкам ИГ в Афганистане сохранять определенный потенциал и уровень эффективности, если, конечно, функционерам ИГ удастся наладить успешные вербовочные кампании среди афганской молодежи. Тем более, что его сторонники стали переходить к более гибкой тактике, делая ставку и на непуштунские этносы – таджиков, узбеков, туркмен в северных провинциях ИРА.

В перспективе ИГ смогло бы привлечь в свои ряды и полевых командиров бывшего «Северного альянса», недовольных «пуштунским засильем» в центральных органах власти и пропуштунским курсом президента Ашрафа Гани. Для этого необходимо наладить позитивные отношения с местными авторитетами, а также получить доступ к крупным денежным ресурсам, в частности к наркобизнесу.

В этом случае на руку ИГ будут играть любые местные конфликты и соперничество – по религиозному, этническому и иному принципу. Все это не исключает возможности появления на территории Афганистана, в первую очередь в северных провинциях, нескольких достаточно живучих и боеспособных анклавов ИГ с лагерями подготовки террористов.

Что же касается боевого потенциала афганских филиалов «Исламского государства», то точной численности боевиков и сторонников ИГ в Афганистане не знает никто. Цифры, которые периодически называются, колеблются в диапазоне от 3 до 10 тысяч человек. Вероятно, истина где-то посередине. При этом речь не идет о каких-то полноценных батальонах, полках или дивизиях, которые по команде могут пойти в наступление, а о небольших отрядах партизанского толка, скоординировать которые очень сложно. Тем не менее, нужно помнить, что ИГ угрожает соседним странам, в том числе в Центральной Азии, которые Россия по-прежнему рассматривает как важную часть своего «ближнего зарубежья».

В обоих афганских филиалах «Исламского государства» видят Иран, Россию и ее союзников в Центральной Азии главными врагами, но «специализированно»: условно называемый «пуштунский филиал» ( группа Фаруки) имеет ярко выраженную антишиитскую и антииранскую направленность, а «северный филиал», костяк которого составляют выходцы из стран ЦА – боевики бывшего Исламского движения Узбекистана ( группа Муавии), в своей риторике в большей степени использует антицентральноазиатские (имеется ввиду все республики ЦА) и антироссийские элементы.

Повторюсь: вряд ли террористы пойдут колоннами из Афганистана штурмовать города в постсоветской Центральной Азии. Они понимают, что в таком случае их легко будет разгромить силами объединенной группировки ОДКБ, в составе которой есть и авиационная составляющая. А вот повышать уровень террористической активности в регионе те же игиловцы вполне способны.

В центральноазиатских государствах настолько много внутренних проблем, что Афганистан может стать просто детонатором. Уже сейчас практически во всех республиках ЦА местные спецслужбы вскрывают все новые подпольные ячейки ИГ, и, в принципе, вполне успешно могут бороться с доморощенными экстремистами. Но с международным терроризмом они справиться самостоятельно вряд ли смогут.

Поэтому Россия кровно заинтересована в том, чтобы помогать спецслужбам всех республик Центральной Азии. Иначе, если запустить ситуацию, терроризм неизбежно будет распространяться и на территорию РФ.

- В ваших публичных выступлениях относительно развития ситуации в ИРА вы неоднократно озвучивали тезис о том, что в условиях нынешней достаточно сложной военно-политической ситуации в Афганистане присутствие ИГ в стране, как бы это странно ни звучало, в определенной степени соответствует интересам как местных, так и внешних акторов. Поясните, что имеется в виду?

- Начнем с внутренних интересов. По моему мнению, для сторонников центрального афганского правительства внимание мировой общественности ко всему, что связано с «Исламским государством», является своеобразным подспорьем к привлечению дополнительной помощи для борьбы с «Талибаном» — куда более реальной и понятной угрозой для кабульского режима.

Достаточно «многогранна» и явно выражена внешняя составляющая деятельности афганского филиала «Исламского государства», поскольку в ней просматривается ряд аналогий с происходящим в других регионах нашей планеты, в частности на Ближнем Востоке. Несмотря на конспирологический характер версии, есть все признаки того, что США способствуют укреплению ИГ на территории Афганистана.

И, как представляется, причастность США и их западных союзников к местному филиалу «Исламского государства» имеет общий геополитический смысл. Группы ИГ являются лишь одним из многих инструментов в американских программах по поддержанию нестабильности в Афганистане, а также – хорошим поводом сохранять легитимное военное присутствие в этом важном с различных точек зрения регионе с целью оказания постоянного давления на соседние страны.

Это подтверждает реализацию планов Запада по окружению очагами нестабильности с уязвимого в военном отношении южного направления не только России, но также создания напряженности для Китая и Ирана. В то же время, анализ современной внешнеполитической стратегии Вашингтона дает основания полагать, что принципиально важной стратегической проблемой для него на данный момент и на перспективу будут взаимоотношения между двумя нынешними сверхдержавами – США и КНР. Поэтому многие эксперты все чаще стали говорить о том, что основное противостояние в сердце Азии – Афганистане – будет разворачиваться именно с Китаем.

В Вашингтоне понимают: если не остановить экспансию Поднебесной, глобальному лидерству США скоро придет конец. При этом становится достаточно очевидно, что Америка предпринимает маневры по стратегическому окружению Китая: вокруг него формируется кольцо конфликтов. Корейский полуостров, Южно-Китайское море, исламисты на Филиппинах, сложности с Гонконгом, Бирма, соперничество с Индией в Индийском океане и в Гималаях, внутренние проблемы в Пакистане, периодические обострения в Синьцзяне, — все эти проблемы расположены по периметру китайских границ, и Афганистану в этом ряду наверняка отводится важное место.

Достаточно беглого взгляда на карту, чтобы понять, что эта страна занимает ключевое положение в китайской стратегии «Один пояс – один путь», практической реализацией которой является транспортный проект «Новый Шелковый путь». Другой, стратегически важный для Пекина проект – строящийся Китаем в устье Персидского Залива морской порт в Гвадаре, который станет конечной точкой китайско-пакистанского экономического коридора от Синьцзяна до Индийского океана.

Кроме того, порт Гвадар станет значительным подспорьем для стран Центральной Азии и России. Они получат доступ к морю по кратчайшему маршруту, который пройдет через территорию Афганистана и Пакистана. Не меньшая значимость Афганистана обусловливается тем, что он является сокровищницей полезных ископаемых.

Помимо того, что страна богата нефтью, природным газом, железом, медью, золотом, главное ее богатство – кобальт, литий – стратегическое сырье для высокотехнологичного производства. Американцы подсчитали, что только разведанные запасы минерального сырья в Афганистане тянут на 3 триллиона долларов, но первыми запустили в это богатство руку все-таки китайцы, которые приобрели права на разработку больших залежей меди и угля, получили первыми из иностранных компаний концессию на добычу нефти. Китай на сегодня – главный торговый партнер ИРА.

- Из сказанного можно сделать вывод о том, что намерения прежней администрации США о сокращении военного присутствия в Афганистане имели исключительно популистский декларативный характер и более походили на блеф?

- Уход из Афганистана США, на котором на завершающем этапе своего президентства настаивал «лауреат Нобелевской премии мира» Б.Обама, никак не устраивает действующего президента Д.Трампа, поскольку это открывает Афганистан для китайского влияния. Если китайцы сумеют закрепиться в Кабуле, они получат необходимые гарантии стабильного функционирования всей системы транспортно-логистических коридоров в направлении Индийского океана, Персидского залива, Каспийско-Черноморского бассейна и Европы. Для США это неприемлемо.

Отсюда и стремление Вашингтона всячески препятствовать реализации международных коммуникационных и экономических проектов, реализуемых без участия США. Каким образом этого добиться?

Во-первых, «будоражить» радикалов всех мастей как в Афганистане, так и Пакистане. Им нужен перманентно беспокойный Афганистан, и вся зона АфгПак, в которых радикалы всех мастей, в первую очередь «Исламское государство» вроде бы враги, но «враги на зарплате».

Во-вторых, обеспечивать непрерывность американского военного присутствия в Афганистане и по возможности его наращивать, используя при этом марионеточное афганское правительство. Военный вариант развития событий – не приоритетный выбор. Используя доллары, США могут продолжать диктовать политику, имея при этом достаточно сил, чтобы сохранять присутствие на таких огромных американских базах как, например, Баграм.

В-третьих, «разыгрывая» роль миротворца, стравливать внешних акторов – Россию, страны ЦА, Иран, Китай, Пакистан, Индию, которая в последнее время «примеривает» на себя мантию стратегического союзника США в регионе. Новая «афганская» стратегия предусматривает создание трудностей, проблем и всяческих помех для российско-китайского взаимодействия в Центральной Азии, в том числе в области безопасности на фоне вызовов и угроз, исходящих из Афганистана.

- Однако с учетом того, что Россия и Китай являются стратегическими партнерами, в Афганистане решают общие задачи, а на глобальном уровне у них есть общий соперник в лице США, почему бы не сделать решительный шаг и не «оформить отношения» договором о военно-политическом союзе?

- Вот тут, как представляется, начинается самое интересное. Полагаю, это вполне может быть вожделенной целью США, поскольку военный союз РФ и КНР накрепко свяжет их между собой и лишит каждую из сторон необходимой гибкости и маневренности на международной арене.

В итоге – ослабит и Москву, и Пекин. Поэтому, намеченное в рамках анонсированной в августе 2017 года президентом Трампом новой «афганской» стратегии увеличение военного присутствия американцев и их союзников по НАТО в Афганистане с 13 до 16 тысяч человек, не означает намерения пресечь формирование очередного очага напряженности, бороться до победного конца с радикальным исламизмом или минимизировать наркоиндустрию.

Заметьте, всей международной коалиции во главе с Вашингтоном «не хватило» полутора десятка лет, чтобы кардинальным образом решить эти задачи.

Вопрос: почему? Исключительно потому, что это не соответствует конечным стратегическим целям заокеанских «миротворцев» в регионе, которые исходят из того, что разрушенный и раздираемый на части противоборствующими силами Афганистан предоставляет им уникальную возможность для реализации излюбленного принципа — «разделяй и властвуй», которым Вашингтон с особым цинизмом пользуется в отношениях с остальными странами.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram