«В настоящее время Китай является единственным покупателем туркменского газа, что подчеркивает крайнюю уязвимость энергетической безопасности Туркменистана из-за зависимости от одного экспортного маршрута», — отмечает исследователь Фабио Индео в статье, специально для CABAR.asia
Энергетический потенциал Турменистана
Туркменистан занимает четвертое место в мире по запасам природного газа в мире (19,5 трлн куб. м, запасы в основном расположены в юго-восточной части страны), что позволило бы этой центральноазиатской республике выгодно поставлять растущие объемы газа на международные рынки, получая большие экспортные доходы и пополняя национальный бюджет: однако, несмотря на наличие этого энергетическое блага, страна, не имеющая выхода к морю, не смогла разработать альтернативные и конкретные коридоры для диверсификации экспорта углеводородов.
После независимости политика изоляционизма, запущенная и поддержанная бывшим президентом С.Ниязовым, существенно затрудняла развитие альтернативных маршрутов, и экспорт национального газа полностью зависел от транзита в российские инфраструктуры, а именно в систему советского газопровода «Средняя Азия-Центр».
Необходимость поиска альтернативных экспортных маршрутов стала фундаментальной в 1997 году, когда «Газпром» решил приостановить поток туркменского газа, поставляемого по его трубопроводам, после отказа Туркмении принять растущие тарифы на экспорт национального газа в Украину.
Реализация газопровода Корпедже — Курт-Куи с Ираном в 1997 году стала первой успешной попыткой стратегии диверсификации экспорта, направленной на снижение зависимости от России, учитывая, что этот трубопровод не проходит в какой-либо третьей стране: тем не менее, ограниченная мощность (только 6 миллиардов кубических метров — млрд. м3 природного газа в год) сорвала его потенциальную роль в качестве альтернативного коридора экспорта энергии.
Запуск газопровода «Центральная Азия-Китай» в 2009 году позволил Туркменистану приостановить российскую монополию на туркменский экспорт: до 2009 года 90% экспорта туркменского газа поставлялось по российскому трубопроводу, а остальные 10% продавались Ирану (также учитывая что в 2010 году Туркменистан открыл трубопровод Довлетабад-Серахс-Хангеран, чтобы номинально отгружать в Иран 10 млрд куб. м в год).
В 2011 году репутация Туркменистана как потенциального крупного энергетического игрока укрепилась после проведения двух независимых аудитов — в июне и ноябре — британской компанией GCA (Gaffney Cline и Associates), которая увеличила предыдущие оценки (сделанные в 2008 году) газового месторождения Галкыныш (которое включает в себя месторождение Южный Иолотань-Осман). Галкыныш считается вторым по величине месторождением природного газа в мире (после месторождения «Северный купол», расположенного в Катаре) с оценочными запасами газа от 13 до 21 триллиона кубометров.
Подобные оценки усиливают туркменские амбиции по разработке многовекторной энергетической политики, основанной на географической диверсификации экспорта газа, которая представляется экономически выгодной и прибыльной с точки зрения геополитики. Фактически, эксплуатация этих резервов позволит Туркменистану достичь своей национальной цели по производству 250 млрд куб. м природного газа к 2030 году, выделяя огромные объемы (180-200 млрд куб. м) на поставку нескольких проектов новых газопроводов чтобы обновить существующие[6].
Таблица1. Добыча природного газа Туркменистана (млрд. куб. м)
Источник: Британский нефтяной статистический обзор мировой энергетики 2018 года
Прибыльное энергетическое партнерство с Китаем
Китай вложил значительные средства в развитие туркменского энергетического сектора: в китайской энергетической стратегии Туркменистан стал ключевым партнером для поддержки стратегии Пекина в области снижения зависимости от морских энергетических маршрутов. Вначале китайская национальная нефтяная компания (CNPC) инвестировала 4 миллиарда долларов в разработку газового месторождения Багтыярлык (с расчетными запасами 1,3 трлн куб. м), который также является основным источником поставок газопровода «Китай-Центральная Азия». Также Китай последовательно финансировал развитие гигантского газового месторождения Галкыныш (Возрождение) Туркменистана, инвестировав 8 млрд. долларов на первую производственную фазу и нераскрытую сумму для второй фазы.
Китайские инвестиции в эксплуатацию газовых месторождений «Багтыярлык» и «Галкыныш» увеличили добычу туркменского газа, который постепенно доставлялся по газопроводу «Центральная Азия-Китай»: после завершения строительства нитки D в 2020-2022 годах Туркменистан сможет экспортировать 65 млрд куб. м газа в Китай.
Этот трубопровод можно определить как наиболее успешный пример регионального сотрудничества в энергетической сфере из-за его всеобъемлющего измерения: по сути, нынешние три ветки этого трубопровода также пересекают Узбекистан и Казахстан (которые также являются поставщиками), прежде чем выходят на рынки Китая, а Таджикистан и Кыргызстан будут также участвовать в транзитных странах на новой нитке D.
Реализация газопровода «Центральная Азия-Китай» позволила Туркменистану осуществить значительный шаг в своей стратегии диверсификации, открыв новый экспортный маршрут: однако состояние его энергетической безопасности по-прежнему остается уязвимым, поскольку Туркменистан не разделяет границы с Китаем, а транзит экспорта туркменского газа зависит от согласия других центральноазиатских республик.
Однако, положительные моменты от энергетического партнерства Туркменистана с Китаем были омрачены постепенным сокращением экспорта газа в Россию и Иран: в 2009 году трубопровод «Средняя Азия-Центр» поставил в Россию 42 млрд куб. м туркменского газа, который в 2010 году упал до 10 млрд куб. м, а уже в 2016 году поставки были окончательно приостановлены.
Кроме того, в январе 2017 года Туркменистан прекратил поставки газа в Иран вследствие микса экономических и геополитических причин.
Следовательно, в настоящее время Китай является единственным покупателем туркменского газа, что подчеркивает крайнюю уязвимость энергетической безопасности Туркменистана из-за зависимости от одного экспортного маршрута: можно справедливо отметить, что за десять лет Туркменистан перешел от российской зависимости экспорта газа к зависимости от китайских маршрутов.
Более того, экспортные доходы используются для погашения китайских займов и грантов, вложенных в развитие национального энергетического сектора и создания маршрута «Центральная Азия –Китай»: эта ситуация явно подчеркивает стратегическую необходимость Туркменистана в открытии новых энергетических коридоров для реализации политики диверсификации маршрутов экспорта энергии, балансируя доминирующую роль Китая, которую от твердо занял в настоящее время.
Диверсификация против геополитических помех
Усилия Туркменистана по реализации стратегии диверсификации экспортных маршрутов регулярно встречают помехи со стороны геополитические вопросов и проблем безопасности.
В настоящее время развитие новых экспортных маршрутов стало одним из ключевых приоритетов в энергетической стратегии Туркменистана, что позволило увеличить национальный энергетический бюджет за счет дополнительных доходов от энергетики.
Фактически, после прекращения экспорта в Иран и Россию, Ашхабад может извлечь выгоду из сокращения доходов от энергетики (учитывая, что доходы от экспорта в Китай в основном используются для погашения кредитов в Пекине): следовательно, национальный бюджет лишился фундаментальных экономических ресурсов, из которых обычно финансировались социальные программы и различные направления государственной политики. В связи с этим, туркменские власти были вынуждены ввести оплату за коммунальные услуги (природный газ, воду, электроэнергию), которые до недавних пор, с приобретением независимости традиционно использовалась бесплатно.
Проект газопровода ТАПИ, включая Туркменистан, Афганистан, Пакистан и Индию, рассматривается как альтернативный восточный коридор экспорта (по сравнению с Китаем), который предназначен для поставок газа на рынки Южной Азии объемом 33 млрд. кубометров.
Первоначально месторождение природного газа Довлетабада было обозначено как основной источник поставок газа для этого проекта, но застойное / сокращающееся производство этого устаревшего газового месторождения потребует также вовлечения месторождения Галкыныш.
Стоит отметить, что постоянное состояние нестабильности Афганистана серьезно ослабляет возможность реализации этого энергетического маршрута. Учитывая, что планируемый транспортный маршрут ТАПИ должен пересекать Юго-Западный Афганистан, а также пакистанский Белуджистан, это создает серьезные угрозы безопасности поставок газа и регулярный транзит энергии. Запуск этого трубопровода был отложен несколько раз — в феврале 2018 года правительство Афганистана заявило, что ТАПИ начнет поставки газа в 2022 году — из-за задержек других вовлеченных стран в строительство соответствующих национальных сегментов (только Туркменистан реализовал свои собственные) и трудностей привлечения инвестиций.
Что касается западного маршрута экспорта энергоресурсов, то после завершения в декабре 2015 года внутреннего газопровода Восток-Запад Туркменистан может доставить 30 млрд м3 / год природного газа с галкынышского гигантского месторождения на побережье Каспийского моря, ожидая реализации так называемого «Недостающего звена», представленного Транскаспийским подводным трубопроводом. В течение последних десяти лет российская негативная позиция по Транскаспийскому трубопроводу не позволила туркменскому полномасштабному подключению в проект Южного газового коридора в целях реализации западного маршрута экспорта энергии, который может стать весьма выгодным вариантом для Ашхабада в его стратегии диверсификации.
Россия и Иран всегда бойкотировали реализацию подводных трубопроводов вдоль Каспийского моря, актуализируя экологические проблемы и утверждая, что строительство некоторых оффшорных инфраструктур требует консенсуса всех пяти стран.
Напротив, Азербайджан и Туркменистан занимают такую же позицию с 2010 года, подчеркивая, что проект оффшорного газопровода должен быть одобрен только заинтересованными странами, чьи воды будут проходить по трубопроводу. Однако, противоположная позиция России в основном мотивирована геополитическими соображениями: Москва опасается потерять свой прибыльный бизнес и влияние, обусловленные зависимостью ЕС от импорта российского газа.
Тем не менее, надежды на позитивный сценарий появились после саммит глав МИД прикаспийских государств в Москве в декабре 2017 года, когда министр иностранных дел России С. Лаврова объявил о том, что все пять прикаспийских стран (Азербайджан, Иран, Казахстан, Россия и Туркменистан) согласились подписать проект Конвенции о правовом статусе Каспийского моря — возникли новые ожидания по реализации Транскаспийского трубопровода.
Несомненно, более широкое сотрудничество с Азербайджаном является предварительным условием для достижения успеха в вопросе разрешения существующих споров о владении оффшорным газовым месторождением Кяпаз/ Сердар. В настоящее время сотрудничество с Азербайджаном является единственным способом для Ашхабада реализовать западный экспортный маршрут: недавно Иран отказался от проекта газового обмена с Туркменистаном, направленного на отправку туркменского газа в Турцию (отдав предпочтение тому, чтобы эти объемы газа были доставлены в Армению и Азербайджан) по наземному маршруту, который будет связан с Трансанатолийским газопроводом и Южным газовым коридором, избегая транзита вдоль Каспийского моря. Иранский маршрут был одним из вариантов, поддержанных вице-президентом Европейской комиссии по энергетическому союзу Марош Шефчович, после Ашхабадской декларации с целью доставки туркменского газа в ЕС.
В то же время генеральный директор иранской национальной нефтяной компании NIOC ( National Iranian Oil Company ) Хамид Реза Араки открыто пригласил Туркменистан экспортировать свой газ в Пакистан через иранские газопроводы: для Ашхабада этот вариант может быть очень выгодным, позволяющим получать краткосрочные доходы от энергии (Иранский внутренний трубопровод уже построен), также учитывая задержки и проблемы безопасности, которые негативно влияют на реализацию ТАПИ. Более того, этот экспортный маршрут позволит Туркменистану успешно диверсифицировать свою энергетическую стратегию, открыв новый альтернативный коридор для выхода на рынки.
Выводы
В заключение стоит сказать, что Туркменистану необходимо найти альтернативные пути для экспорта своего природного газа: если реализация предусмотренных проектов (маршруты на восток и запад) потерпит неудачу, президент Г.Бердымухамедов также может решить восстановить экспорт газа в Россию, поскольку этот вариант позволит туркменскому правительству воспользоваться дополнительными доходами от энергии, чтобы сохранить национальный бюджет, а также снизить зависимость от китайских рынков.
Среди всех новых экспортных проектов иранский маршрут на пакистанский рынок представляется наиболее возможным в короткие сроки по сравнению с ТАПИ или Транскаспийским трубопроводом, что позволяет Ашхабаду увеличить свои доходы от энергии, а также диверсифицировать экспорт.
Потенциальное соглашение по проекту конвенции о правовом статусе Каспийского моря могло бы оказать положительное влияние на энергетическую стратегию Туркменистана, открыв конкретную возможность развития западного экспортного маршрута на рынки ЕС: однако, необходимо будет оценить итоги запланированного саммита среди пяти прибрежных стран бассейна для анализа потенциальных выгод для Туркменистана, которые также обусловлены конкретной волей региональных субъектов (в первую очередь, Азербайджана) для улучшения энергетического сотрудничества.
Правила комментирования
comments powered by Disqus