Когда уйгуры были большими
Уйгуры Синьцзяна уверены, что всего за тридцать лет их внешность радикально изменилась под китайским воздействием – ушли в прошлое высокие голубоглазые силачи, все стали ниже ростом, темнокожими, с узкими карими глазами. Удалось ли китайским властям изменить телесный облик уйгуров, почему биология подменяется мифом и как этническая сегрегация в Синьцзяне поддерживается тюрками не меньше, чем ханьцами, рассказывается в новом исследовании (The Sinicized self: prejudice, epistemology and Uyghur perceptions of their bodies), опубликованном в научном журнале Central Asian Survey.
Политика китайских властей в Синьцзян-Уйгурском автономном округе (СУАР) постоянно находится в фокусе внимания ученых, СМИ, международной общественности. Конкретные решения вызывают бурные споры (прежде всего система лагерей перевоспитания, о которых «Фергана» писала не раз). Но в целом остается мало сомнений в том, что Пекин стремится умиротворить и отчасти китаизировать западную провинцию. Об этом свидетельствует и сдвиг демографического баланса в сторону ханьцев, и ограничения на исламские практики, и «реновация» исторического Кашгара.
Однако куда меньше внимания обращали на то, как китаизация СУАР влияет на самосознание уйгуров, – то, как они воспринимают себя, свое тело, свою культуру, свое место в мире. Этот вопрос заинтересовал британского антрополога Джеймса МакМюррея (James McMurray, Университет Сассекса), в 2012-2014 годах исследовавшего переход с уйгурского языка на китайский в системе образования региона.
Сам он высокий брюнет с густой черной бородой. Иностранцы – редкое зрелище в Синьцзяне, и внешность МакМюррея постоянно вызывала изумление. Но самого ученого поразило другое – уйгуры настойчиво убеждали его, что раньше они были такими же. «Такими же гигантами! А теперь уйгуры выглядят слабыми и малахольными» (Айгуль, кашгарка, 30 лет). Заинтересовавшись, МакМюррей начал расспрашивать своих знакомых о внешности уйгуров сейчас и раньше.
Собеседники ученого называли множество утраченных черт народа – сильные мышцы, высокий рост, кудрявые волосы, одна линия бровей, большие круглые глаза, волосатость, белая кожа, длинные носы… «Исконными» чертами уйгуров называли самые разные, иногда противоречащие друг другу свойства, но все были точно уверены, что нынешнее поколение отклонилась от прекрасного прошлого и «измельчало».
Забавно, что хрестоматийно европейские черты (светлые волосы, бледную кожу, голубые глаза), совершенно не характерные для региона, упоминали не реже, чем типично уйгурские. Главная мысль: за неопределенный отрезок времени тела уйгуров стали слабыми, хилыми, темнокожими и менее разнообразными. «Так мне говорили родители! Раньше люди были сильными и большими. А теперь взгляните на наши руки и ноги. Они уменьшились. Раньше среди нас встречались голубоглазые, зеленоглазые… Теперь только карие глаза. И волосы: у стариков много волос, а сейчас у нас почти не осталось волос на теле, только на голове. И усы» (Исмаил, 20 лет, Урумчи).
Эти изменения воспринимались исключительно негативно – и не только по причинам физической ущербности («мы стали хуже видеть и стали слабее»), но и потому, что смуглая кожа, низкорослость и сужение глаз приближает уйгуров к нелюбимым ими китайцам. Что бы ни было в прошлом, сейчас тюрки СУАР становятся похожими на ханьцев. И это вызывает у них тоску и возмущение.
Политика меняет тело
Но что стало причиной столь быстрых изменений, буквально на жизни одного-двух поколений? Самый логичный с точки зрения биологии ответ — межнациональные браки. Однако уйгурское население в целом сохраняет эндогамию (женятся и выходят замуж только за своих), редкие свадьбы с ханьцами вызывают скандалы. Таким образом, приток «китайских» генов никак не объясняет рассказы о колоссальных изменениях внешнего вида.
Информанты МакМюррея выдвигали другие версии. Кто-то обвиняет голод ХХ века, и особенно при Мао Цзэдуне, и его политику Большого скачка. Другие кивают на химические удобрения и пестициды. Но всегда, явно или неявно, главным виновником оказывается китайское государство: «Уйгуры были такие высокие и сильные! Но сейчас они много болеют, потому что власти испытывают ядерное оружие в пустыне Такла-Макан… А еще из-за плохой еды» (Анаргуль, 22 года, Урумчи).
Впрочем, МакМюррей скоро догадался, что объективно с точки зрения физиологии и анатомии за такое короткое время уйгуры никак не могли превратиться из высоких бородатых, голубоглазых, светлокожих силачей в низкорослых слабаков с узкими карими глазами. Это миф – но миф, в который верят все и которому находят подтверждение на каждом шагу, и он становится реальной силой. Уйгуры всерьез воспринимают «окитаивание» как заразу: именно этим пугает обучение их детей в китаеязычных школах. Как сказала ученому одна мама, каждая отдельная черта ребенка – уйгурская, но в целом он становится похож на ханьца: осанка, поведение, голос…
Другие информанты уверяли, что из-за долгого обучения на китайском у школьников и студентов меняется форма носа, падает зрение, а на глазах появляется «монгольская складка». Эти утверждения покажутся не такими уж безумными, если вспомнить, что народные представления уйгуров далеки от западной биологии: ключевым понятием для них выступает темперамент (миджаз), а цвет кожи или разрез глаз лишь его проявления. Если одежда беременной женщины влияет на облик ее ребенка, то почему обучение в китайской школе не может менять внешность подростка?
Во всем виноват ханец
«Китаизация» тела уйгуров под воздействием китайских школ, еды, удобрений и так далее не просто суеверие или фантазия. Это мощная идея, встроенная в еще более обширную конструкцию, посредством которой уйгуры объясняют мир вокруг и все в нем происходящее: во всем – в бедности, опустынивании, неравенстве – виноваты ханьцы. Один из информантов ученого Эхмет закончил китайскую школу-пансион, далек от ислама, хочет найти себе девушку-китаянку. Однако при этом он уверен, что китайцы развращают уйгуров, и именно они виноваты в том, что он курит и пьет! Эхмет хочет уехать за границу и там уже воспитывать своих детей как «правильных» уйгуров и правоверных мусульман, вдали от тлетворного влияния ханьцев.
Увы, заключает ученый, подобные изменения происходят по всему миру. Традиционные общества открываются глобализации, ремесла умирают, уступая фабричным товарам, строгие семейные нравы оспариваются, женщины становятся самостоятельными, люди начинают больше думать о своей выгоде, чем о благосостоянии общины… Это единый мировой процесс, только на местах в такой перспективе на него не смотрят, а ищут козла отпущения. В Африке им становятся ведьмы и колдуны, в европейской глубинке – мигранты, продажные политики и Голливуд, а в СУАР – ханьцы и китайские власти как локомотив модернизации.
Парадокс ситуации в том, что происходящее в СУАР биологизируется с обеих сторон. Для китайских властей уйгуры – опасное меньшинство, которое надо приручить и умиротворить, а их «экстремистские» представления – сорняки, которые надо аккуратно выполоть. Для уйгуров же экономическая модернизация и политическая централизация (вместе с межэтническими браками, переходом на государственный язык обучения) – ханьская «зараза», которая портит их тела. И так фольклорные представления о «китаизации» глаз и кожи находят себе мощный фундамент – в исторических нарративах о том, что именно уйгуры являются исконным древнейшим населением СУАР (на самом деле до них там обитали индоевропейцы-тохары и другие народы).
Ярким аргументом для уйгуров остаются знаменитые таримские мумии XVIII века до н. э. — II века н. э., хорошо сохранившиеся в сухом климате пустыни Такла-Макан. Возможно, пишет МакМюррей, ярко выраженные европеоидные черты мумий, особенно длинные рыжие и русые волосы, и натолкнули уйгуров на мысль, что совсем недавно они выглядели именно так. А кто виноват в том, что золотой век остался в прошлом, мой прадед мог съесть барана в один присест, а я не могу? Конечно, китайцы.
Политизация культуры
Исследование МакМюррея наводит на мысль, что «концлагерь» в СУАР еще до эскалации в 2015-2018 годах строился с обеих сторон: он пишет об общепринятом среди уйгуров убеждении, что следует максимально избегать любого китайского влияния. Хороший уйгур не говорит бегло по-китайски, не женится на женщине из ханьцев, не работает в китайской фирме, не дружит с китайцами и не ест китайскую еду (она не халяльная). О том, какая именно еда или музыка истинно уйгурская, можно спорить, но сам факт дуализма никто не подвергает сомнению.
А вот тело и его черты не так-то просто вписать в это противостояние. Да, конечно, уйгуры в целом не похожи на ханьцев. Однако уйгуры – очень разнообразный по своему облику народ, и приток генов из соседних регионов наложил на них сильный отпечаток. Жители Кульджи, например, часто белокожи, со светлыми глазами, кашгарцы больше похожи на пакистанцев, а многие жители северо-востока СУАР – на ханьцев.
Тот же эпикантус (монгольская складка) был генетически привнесен предкам уйгуров ни много ни мало как две-три тысячи лет назад, выяснили генетики, и с рождения появляется у каждого десятого уйгура. И так, в условиях отсутствия четкого критерия для отделения «своих» тел от чужих, приходится брать на вооружение фантастические истории о высоченных дедушках-блондинах с голубыми глазами – и совершенно серьезно относиться к этим историям.
Правила комментирования
comments powered by Disqus