«Самые весомые моральные позиции: аксакалы, матери-героини, властители умов, народные герои - обесценены дешевым политическим употреблением. Общественный кастинг на национального героя, вздумай мы такой провести, - не пройдет никто», - отметил в своей статье, написанной специально для IPP, руководитель аналитического консорциума «Перспектива» Валентин Богатырев.
Существует надежда, что развитие и автоматизация механизмов общественного регулирования оставят позади то время, когда человеческому обществу для согласования и управления нужны были элиты. Распределенность и сетевая природа организации мышления, непосредственно общественный механизм принятия решений, превратят конструкции Гаэтано Моска и Вильфреда Парето в исторический раритет, без знания которого разве что не удастся понять ни истории, ни литературы прошлого.
Однако сегодняшнее кыргызское общество и его история последних двадцати лет являют собой классический образец, ровно век назад описанный Робертом Михельсом, когда демократия, чтобы сохранить себя и достичь известной стабильности, вынуждена полагаться на активное меньшинство, что неизбежно превращает ее в олигархию, и люди, совершая один за другим социальные перевороты, вновь и вновь оказываются в этом круговороте. Стоит ли удивляться, что уже в третий раз страна движется по одному и тому же кругу, сбрасывая олигархию ради того, чтобы вырастить новую.
Замечу, что мы вовсе не уникальны и сталкиваемся здесь с неразрешимым противоречием всякой демократии: во-первых, она чужда человеческой природе и, во-вторых, неизбежно содержит олигархическое ядро.
Но, как и во всякой безвыходной ситуации, существует, как минимум, два выхода. Первый, который я бы назвал естественно-историческим, заключается в том, что кыргызское общество могло бы воспользоваться уже апробированными традиционными механизмами, перейти от классово-партийного к семейно-родовому общественному управлению. Возможно ли это – вопрос другой. Но не менее сложный.
Потому что утеряны традиционные институты аристократии, прежде всего такой, как манапство, активно разрушается семейно-родовой формат организации жизнедеятельности, практически не работают социокультурные, нормативные, ценностные системы, скреплявшие такое общество.
К тому же, все усугубляется тем, что крайне сложно избавится от стереотипа негативного отношения к семейно-родовой организации жизни. Существует своего рода комплекс неполноценности, не позволяющий гордиться теми или иными национальными особенностями и использовать их для построения жизни. Причем этот комплекс принимает порой агрессивную форму как в виде непримиримого к национальному западничества, так и в виде жарма-национализма, обвиняющего радетелей санжыры в стремлении разрознить кыргызов.
По этим причинам, с каждым годом и десятилетием суверенного существования, укрепляются сомнения в том, что кыргызам удастся вернуться к своей естественной форме организации общества.
Остается другой выход: подумать о механизмах воссоздания, формирования и циркуляции элит, обеспечивающих их своевременную замену, предотвращающих формирование олигархической системы власти.
При этом, конечно воссоздание элит, в отличие от циркуляции, не является задачей, которую решают все в мире. Это специфическая ситуация, очень характерная и острая для кыргызского общества в силу ряда исторических причин.
Первой такой причиной является практически полная атрофия ряда важнейших функций, выполняемых элитами в обществе.
(1) Три функции элиты. Прежде всего, речь идет о функции проектирования будущего. В результате того, что кыргызы, в течение, по крайней мере, более чем полутора столетий, существовали по чужим проектам, полностью утрачена способность и носители проектирования будущего. Это одна из самых тяжелых исторических потерь, связанных с колонизационным периодом.
Особенно тяжелых потому, что кыргызское общество было устроено таким образом, что именно, говоря современным языком, проектировщики, те, кто знал, что и как нужно делать, а не наиболее богатые или самые сильные – были основой власти. Вот эта страта социальных стратегов, технологов предстоящего действия обеспечивала выживание и развитие народа, в нужное время выдвигая вперед и делегируя власть воинам, героям, или чиновникам, или богатеям. При этом социальный их статус мог быть разным: от манапа до сельского сумасшедшего.
Потребность в собственном проекте будущего осознается сегодня как одна из самых острых. Причем на всех уровнях: от государственного стратегирования – до идеала будущего для каждого человека. Сегодня, даже спустя двадцать лет после обретения государственности, Кыргызстан – все еще страна без будущего. Не в том смысле, что это государство не будет существовать, это все политконспирологические глупости, а в том, что мы не имеем общественно признанного образа будущего и не знаем, какую страну мы строим.
Другая важнейшая функция, утерянная кыргызской элитой – ответственность за страну, за народ. При этом общество, в том числе даже его элитная, мыслящая часть, снимает с себя такую ответственность – делегируя ее власти, правителям. Отсюда так часто слышащиеся требования к президенту, правительству, парламенту предоставить стратегию страны и готовность жить по стратегии определенной властью. Общество, его большинство не считает себя творцом своей жизни. Отсюда и завышенные претензии к власть имущим, обвинения именно их во всех бедах в случае, если жизнь не улучшается.
Кстати говоря, именно делегирование власти обязанности определять судьбу страны и народа является первой причиной и предпосылкой абсолютизации власти. Ее представители начинают считать себя спасителями народа, страны, теми, кто знает, что надо делать в отличие от массы, кто избран свыше и так далее. Если все, включая главу правительства, депутатов, в парламентской вроде бы республике, апеллируют к президенту, у которого по Конституции нет особых полномочий, ждут от него принятия всех решений, то стоит ли удивляться, если через некоторое время этот человек начнет все за всех решать? А следующим шагом именно на него свалят всю ответственность за проблемы в стране. Безответственное общество, безответственные институты власти, безответственные граждане – в такой среде нет и не может быть элиты.
Другая сторона медали заключается в мотивациях тех, кто участвует в управлении. Подавляющее большинство из них движимы вовсе не чувством ответственности за свое дело, за страну, даже если это и декларируется. Философия кыргызской власти сегодня опирается не на служение народу, а на достижение личной выгоды. Практически все годы независимости шла селекция управляющих элит именно в этом направлении. В результате создана система управления, где власть просто приватизирована. Традиционное понятие коррупции для такой системы попросту не подходит.
Мы видим, что эта болезнь распространяется не только на управленческие, но и на другие элитные группы. Нигде в них не является основанием жизни служение народу, позитивным ценностям, общественным идеалам. Принадлежность к «элите» является основанием, прежде всего, для личного обустройства. У нас уже на пальцах одной руки можно пересчитать подвижников в образовании, в науке, в искусстве, в медицине.
Отсюда и ситуация с третьей основной функцией элиты – нравственной. В стране нет ни одного известного человека, который бы признавался обществом как безусловный моральный авторитет. Все наши герои – в прошлом. Но и их – единицы. Самые весомые моральные позиции: аксакалы, матери-героини, властители умов, народные герои - обесценены дешевым политическим употреблением. Общественный кастинг на национального героя, вздумай мы такой провести, - не пройдет никто.
Понятно, что если нет элиты, нет и нации. Воссоздание элиты, ее формирование и поддержание жизнеспособности через циркуляцию – это процесс, самым непосредственным образом и тесно связанный с нациестроительством.
(2) Технология старта. Негативный опыт первого двадцатилетнего периода независимого существования кыргызского общества и государства породил феномен формирования квазиэлитных групп, претендующих, но не способных выполнять функции элиты. Это касается всех элитных сообществ, но особенно тех, которые участвуют в управлении обществом.
Важность и первоочередность работ именно с управленческими элитами проистекает вовсе не из того, что они являются самыми значимыми для общества. Скорее наоборот. Управленческие элиты обычно играют в обществе второстепенную, подсобную вспомогательную, исполнительную роль.
Однако мы имеем дело с такой ситуацией, когда именно управленческие позиции формируют направленность, интенсивность и продолжительность процесса, о котором идет речь – процесса воссоздания элит.
У меня нет никаких сомнений, что при любой власти рано или поздно общество породит такие представления и такие группы людей, которые станут выполнять те функции, которые должны выполнять элиты. Более того, я убежден, что чем хуже будет власть, тем быстрее это произойдет, поскольку быстрее наступит проблематизация, без которой возникновение элит невозможно.
Однако цена такого сценария для нации может оказаться непомерно большой: десятилетия нищеты, утеря конкурентоспособности, национальной безопасности, интеллектуальная, культурная деградация и даже физическая утеря части нации в результате конфликтов, иноэтнизации, глобальной дисперсии.
Эти причины заставляют обращать свой взор на возможности социальной инженерии и реализации программ воссоздания элит. То есть речь идет об определенном управленческом действии, определенной программе, способной решить задачу без нежелательных эффектов или с максимальной возможной их минимизацией.
Такая социальная программа содержит три фазы или три ключевых процесса, которые должны разворачиваться одновременно: (1)утилизация элит, (2)замещение и формирование механизма циркуляции элит, (3)образование элит.
Самой большой проблемой является наличие управленческой воли на реализацию такой программы, поскольку фактически речь идет о добровольном запуске программы собственного политического, управленческого уничтожения. Если поднять сейчас первую программную речь в апреле 2005 года Курманбека Бакиева, лидера победившей тогда оппозиции, то там шла речь именно об этом. В качестве важнейшей задачи новый глава государства и тогда еще будущий кандидат в президенты ставил смену элит, приход к власти новых кадров. Чем это кончилось на самом деле – мы знаем. Временное правительство Розы Отунбаевой, пришедшее к власти спустя пять лет в апреле 2010 тоже намеревалось привести в управление новые кадры. Чем это кончилось – мы тоже знаем. Причины, почему намерения так и не были реализованы, конечно, были разные, но результат один.
История с «Ата-Мекеном», «Ар-Намысом», СДПК тоже хорошо показывает, к чему приводит отсутствие смены лидеров, механизма циркуляции партийных элит.
Поэтому важнейшей частью программы воссоздания кыргызской элиты является утилизация старых элит.
Запросы на такого рода действия – не новость и не моя придумка. Именно этим целям должна была служить предлагавшаяся рядом общественных деятелей люстрация. Конечно, люстрация по политическим основаниям вызывает много вопросов, она антидемократична, по определению необъективна и для страны, небогатой на кадры управленцев, может привести к тяжелым последствиям. Но возможна люстрация по другим основаниям, например, профессиональным, моральным, временным и так далее.
Опыт реформ в разных странах показывает, что принципиально важно не только сменить старую элиту, но и сделать это несколько раз в короткие сроки. Именно за счет этого возможно обеспечить утилизацию и сделать нормой саму практику и механизмы циркуляции элит.
В такой логике надо приветствовать частую смену правительства, правда, обеспеченную хотя бы двумя условиями: (1) подбором новых членов правительства по способности выполнять новые задачи и (2)невозможностью сохранения старых кадров только в силу политических договоренностей.
В такой логике явным тормозом реформ являются выборы Жогорку Кенеша на пять лет. Досрочные выборы – не желательное явление для страны с таким уровнем правового нигилизма, как у нас, но предусмотреть законом ротацию части парламента за счет внутрипартийного движения по спискам, и части – за счет промежуточных выборов вполне возможно. Иначе мы под благим намерением обеспечить стабильность и соблюдение закона порождаем застой и ограничения в развитии страны. Мы находимся не в стабильной фазе, а в фазе трансформации общества и нам необходим больший динамизм смены власти, хотя бы на ближайшие десять-пятнадцать лет. В противном случае мы видим, что эта смена все равно обеспечивается, но уже через дестабилизацию, через перевороты, через революции.
Я не пишу о более динамичной смене президента по той причине, что этот институт может и должен обеспечивать преемственность курса страны и стабильность самой конституционной системы. Это специфическая роль и она не имеет ничего общего с воссозданием прежних режимов при условии жесткого соблюдения конституционных ограничений полномочий президента. И, конечно, при условии обязательной сменяемости на этом посту после первого срока.
Быстрая смена власти дает возможность не только отправить на заслуженный отдых тех, чье время уже прошло, но и открыть возможности социального лифта для способных людей, несущих современные взгляды и технологии управления, которых в стране немало и которые сейчас не могут проявить себя, увидеть цену новым кадрам, испытать их в деле.
Динамичная экспозиция кадров управления позволит обществу определиться и сформировать социальный запрос на элиту. Сегодня мы знаем, кто не приемлем для общества, но вновь и вновь видим их во власти. А должно быть по другому: общество должно знать, кто нужен и кто может выполнять нужную ему работу и видеть этих людей во власти.
(3) Образование как ресурс развития. Ключевая же роль в формировании кыргызской элиты принадлежит образованию.
При этом я имею в виду не то, что мы привыкли этим называть - систему среднего и высшего образования. Она, конечно, играет роль в формировании элит, но ровно в той степени, в какой человеку вообще нужен определенный комплекс знаний и культурных норм.
Формальное образование не обеспечивает и не обязано обеспечивать то специфическое и трудно определяемое дополнение, которое составляет саму природу элитарности.
Более того, формальное образование по своей природе и назначению прямо противоположно процессу формирования элит. Как правило, оно стандартизирует, унифицирует, делает одинаковыми всех, если, конечно, не находится уникальный педагог, который занимается другим: выращиванием «самости» ребенка.
В прежние годы, воспроизводство элит осуществлялось не в системе формального образования, а совершенно в других институтах, прежде всего сословном. Сегодня эти питательные, образовательные среды утеряны.
Вот почему процесс воссоздания, выращивания элит должен быть инженерно воссоздан.
Частично рудименты элитарного образования сохранялись и в предшествовавшие независимости десятилетия. Однако это касалось, в основном, только формирования художественной элиты, где была дифференцированная система школ.
Сама идеология советского общества, идеология всеобщего равенства, понимаемого как унификация, не позволяла создание специальных образовательных учреждений для выращивания элиты, хотя по факту они и возникали в тех локальных точках, где была высокая концентрация, скажем, высокопоставленных чиновников. Была и система специализированных школ, выращивавшая материал для формирования научной элиты.
Однако, во всех этих случаях, речь шла не больше, чем о более высоком уровне профессиональной подготовки и общей культуры, что трудно отнести к базовым характеристикам элиты.
Уже в девяностые годы, после независимости стали появляться некоторые форматы образовательных учреждений, которые можно отнести к числу элитарных, занимающихся подготовкой элит. Прежде всего, речь идет о проекте Школы будущей элиты, осуществленном одной из международных организаций . Это был принципиально новый тип образовательного учреждения, занимавшийся формированием некоторых важнейших элитных качеств. Но, далеко не всех и, на наш взгляд, – не главных. Лидерство как одна из технологий коммуникации, несомненно, важна для элиты. Однако не является определяющей или даже необходимой.
Ключевая характеристика элитарности – способность проектировать и формировать будущее. Она может проявляться в разных видоизменениях: как способность создавать общественные идеалы и моральные образцы, как талант стратега, или аналитика, и конечно, как способность социального управления.
Образование как средство формирования элиты подразумевает обучение таким технологиям жизни, которые обеспечивают способность к выживанию в меняющемся мире и саморазвитие человека и общества. И прежде всего – это технологии мышления и коллективного действия.
Национальный корпус развития – это механизм запуска мышления и коллективного действия, который должен быть создан, чтобы обеспечить формирование подлинных элит, замену того псевдоэлитарного слоя, который сегодня определяет судьбу страны.
Правила комментирования
comments powered by Disqus