Будь в Казахстане партия «Свидетели коронавируса», она легко выиграла бы парламентские выборы. Карантин одним разом перечеркнул политическую повестку. Если в апреле 2019 года, когда новый президент Токаев только заступил на свой пост, вторым по общественному резонансу событием стал баннер «От правды не убежишь», натянутый по ходу марафона на центральной улице Алматы, то ныне общественность безрадостно, но охотно сидит по домам и страсти кипят только в интернете.
Поправки в закон о митингах и демонстрациях, еще недавно бывшие главным полем противостояния власти и многочисленных представителей оппозиционных активистов, приняты достаточно скучно. С одной стороны, это даже некий прорыв, с другой – уже мало кого волнующий. Точно также и выходящая сейчас на финишную прямую доработка законов о партиях и о выборах – новации по прежнем временам, можно сказать, значительные, но как они отразятся на будущей избирательной компании...да никак!
То есть, казахстанское общество, с одной стороны, самым убедительным образом показало, что оно более чем внушаемо, управляемо и, мало того, прямо-таки нуждается в государственной заботе и попечении.
Один только пример: принятое президентом решение о выплате прожиточного минимума в 42500 тенге потерявшим работу и нуждающимся, обернулось почти всенародным плебисцитом по поводу фактической безработицы, реального благополучия казахстанцев и того, на кого они только и надеются. По сведениям Минтруда и соцзащиты, число поданных заявлений уже подошло к 8 миллионам, и это при том, что по статистике рабочей силы в Казахстане всего 9,2 млн человек, из них 8773 тысяч числятся занятыми и только 441 тысяча – безработными.
С другой стороны, то же самое, взыскующее государственного патернализма общество, по крайней мере, в виртуально самовыражающейся его части, критически относится к власти – от ее кадрового состава и проводимой политики и до собственно государственного устройства.
Все это пока копится под карантинным спудом, и вот вопрос: а что будет по выходу из устроенной государством, при полном согласии масс, самоизоляции? Кончится карантин, и что: люди разойдутся по простаивающим рабочим местам? Или, обнаружив, что возвращаться некуда (запреты на деятельность отменены, но деятельность как-то не слишком восстанавливается), ринутся на улицы протестовать и требовать?
И как, в таком случае сработает законодательство, регулирующее политические и общественные отношения, включая все последние новации? Не получится ли так, что тщательно рассчитываемые и упорно дискутируемые тонкости, вроде замены разрешительного принципа проведения митингов и демонстраций на уведомительный, как и квоты на женщин и молодежь в партийных списках, станут попросту никого не интересующими – улица начнет устанавливать свои порядки, а власти, - тоже не особо оглядываясь на собственное законодательство, свои?
В ответ можно уверенно дать такой двойной прогноз.
Во-первых, ничего такого экстремального по выходу из карантина не случится. Сам карантин, по всей видимости, растянется еще на май, выход будет поэтапным и тоже растянутым и народ будет занят не протестами, а попытками возвращения в прежнюю жизнь.
Во-вторых, протестов, в том числе массовых и организованных – не избежать. Все дело только во времени, и время это, по всей вероятности – ближе к осени-зиме. И, в любом случае, с серьезным весенним обострением. Но и следующая весна – лишь этап накопления и реализации потенциала недовольства властью.
Суть в том, что нынешний кризис имеет «матрешечный» характер, и по выходу из карантина по коронавирусу мы окажемся в гораздо более продолжительном, и еще более неприятном для бюджета, «карантине» низких нефтяных цен. А ценовая борьба за нефтяные рынки есть часть борьбы за перераспределения и мировых рынков газа, сюда же неизбежно подверстываются серьезные катавасии на финансовых рынках, поэтому развязок, при самых оптимистических вариантах, придется ждать не менее двух-трех лет. Причем выход из системного набора кризисных «матрешек» ведет не в прежнее, а в совершенно иное мироустройство.
Между тем, относительно способности и власти и общества как-то пережить все кризисные переделы, не срываясь в дестабилизацию и неуправляемость, уже сейчас можно уверенно даже не прогнозировать, а констатировать такое же двойное обстоятельство.
Первое: ресурсов у нынешней экономической модели для поддержки хотя бы относительной социально-экономической стабильности в стране хватит хорошо, если до зимы. Здесь ведь надо еще учитывать, что еще только начинающееся сказываться обрушение нефтяных цен, вкупе с физическим сокращением экспорта, вызовет, – одновременно с падением наполнения бюджета, дополнительную потерю рабочих мест и заработков не только в самой отрасли, но и во всех цепочках обслуживания. Плюс, энергетики и ЖКХ как минимум к началу отопительного сезона ребром поставят вопрос о повышении тарифов, аграрии же тоже потребует дополнительной поддержки. И далеко не только они.
Второе: схемы взаимодействия «власть-общество», принявшие нынешнюю форму в те же годы, в какие формировалась и внешне-ориентированная экономическая модель, и буквально укоренившиеся за прошедшие с тех пор два десятилетия, также начинают демонстрировать исчерпание потенциала.
Внешне все выглядит по-прежнему крепко, и даже инновационно – привлекать по уголовной статье за «распространение заведомо ложной информации», с применением сразу арестов, в том числе достаточно раскрученных в общественном поле фигур – это что-то новенькое. Хотя, стоит чуть оглянуться, – все уже было, и много раз, с вариациями лишь фигурантов, статей УК и используемых поводов.
Точно также не добавляют свежести и возвращение в публицистику бывшего «соловья власти», давно уже отправленного сначала в послы, а потом и на пенсию.
А ведь за этим – за отработанными схемами подавления не нравящейся властям общественной активности, в которых уголовное законодательство натягивается на политику, как сова на глобус, – ничего, или почти ничего. Причем вот это «ничего» относится как к властной системе, так и к оппонирующей им группам и личностям. Со стороны власти – двухпалатный парламент, заведомо несамостоятельный, с тремя допущенными в него партиями, еще менее имеющими самостоятельное значение. Включая «правящую» партию «Нур Отан», которая, в отличие от КПСС, не формирует и руководит исполнительной вертикалью, а сама состоит при ней.
Со стороны же того, что можно назвать оппозицией – тем более ничего, даже без добавки «почти». Все попытки последних лет и последнего времени создать и зарегистрировать новые партии и общественные движения – не закончились ничем. Да, в определенной мере – благодаря нежеланию, неготовности, неумению властей выпускать в поле новых и не слишком контролируемых ею игроков, но в еще большей степени – из-за отсутствия потенции у самих претендентов.
Наверное, после карантина попытки продолжаться, и, может быть, что-нибудь и зарегистрируют, но даже и такая, не слишком большая, вероятность, заведомо не освежит, а только еще больше запутает политическую повестку. Все дело в том, что реальные кризисные вызовы, объективно встающие перед экономической и политической системой Казахстана, да и, собственно, перед самой национальной государственностью, это реформирование компрадорской «вывозной» экономической модели в национально и социально ориентированную и при этом с решительным разворотом в стороны Евразийской интеграции.
Тогда как практически все «оппозиционные» проекты направлены ровно в противоположную сторону: это комбинация национал-патриотизма с либерально-рыночной ориентацией.
В самом сложном положении в таких раскладах оказывается президент Токаев. Будучи надежным элементом выстроенной первым президентом системы, он дистанцирован от фактически властвующего в ней экспортно-сырьевого и банковского бизнеса, без каких-либо шансов перетянуть все под себя или хотя бы вписаться в него. К тому же вставший уже на первом году правления и актуализированный коронавирусом выбор перед президентом не велик: вариантов объективно только два.
Первый – президент пытается переживать кризис вместе с отживающей свое системой, не пытаясь радикально переформатировать ее. Что пока мы и наблюдаем. В этом случае глава государства поневоле занимает положение ведомого в проводимой правительством и Национальным банком «контрциклической» политике. А, значит, уже в этом году ему придется своими Указами еще раз «корректировать» бюджет, ужимать программы помощи, соглашаться на девальвацию тенге и так вплоть до момента, пока в государственных закромах еще будет оставаться финансовый и силовой ресурс.
Причем все издержки такой политики будут концентрироваться персонально на президенте, – именно его личный политический ресурс будет растрачиваться наиболее быстро. Вплоть до момента, когда ситуация выйдет за рамки управляемости, а, значит, и предсказуемости. Когда это случится – прогнозировать не беремся, но одно ясно заранее – задолго до окончания еще первого президентского срока.
Впрочем, уже следующей весной нас ожидают не президентские, а парламентские выборы, одновременно с выборами в маслихаты, будет ли такое событие важным? В формате политики просто «перетерпеть» – это будут выборы не несущие ничего нового, но предельно хлопотные и неприятные для власти. Традиционные методы выведения нужных результатов голосования никуда не денутся, но натолкнутся на, может быть, самый высокий за всю нашу суверенную историю протестный потенциал, и активность не провластных кандидатов. И даже если власти и такое «перетерпят» – все равно такие выборы станут еще одним катализатором протестности.
А это объективно не оставляет президенту иного выбора, кроме как пойти по второму варианту – в сторону от «вывозной» экономики и, соответственно, на конфликт с прежними компрадорскими элитами. Вопрос только в том, когда он на такое решится, и как далеко сможет пойти.
И, конечно же, на что президент в таком случае сможет опираться, коль скоро, как мы убедились выше, почти все нынешние игроки на властном и оппозиционном поле находятся либо в «никакой», либо в только мешающей актуальным антикризисным задачам позиции. Объективно сил, готовых поддержать антикомпрадорскую, интеграционную и социально ориентированную программу – более чем. Не секта «Свидетели коронавируса», а партия гражданского патриотизма и опоры на собственное производство потенциально доминирует в Казахстане. Но вот как организовать ее и вывести в политическое поле, пока это поле из вытоптанного не стало стихийным – задача пока под вопросом.
Правила комментирования
comments powered by Disqus