В каком-то смысле Россия всегда хотела отгородиться от Центральной Азии настолько же сильно, как стремилась стать частью Европы, и обе задачи остаются одинаково нерешаемыми. Поэтому основное внимание России в отношениях с региональными государствами в предстоящие годы может быть сосредоточено на содействии их внутренней устойчивости и предотвращении дестабилизации их обществ, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай», в преддверии Центральноазиатской конференции Валдайского клуба.

Недавние вооружённые столкновения на границе Киргизии и Таджикистана, а также крайне неопределённые перспективы центрального правительства в Афганистане после бегства оттуда США и их союзников заставляют вновь обратиться к вопросу о степени и масштабах ответственности России за происходящее в Центральной Азии. Большинство стран региона являются формальными союзниками России – в рамках Организации договора о коллективной безопасности или, как Узбекистан, на основе двустороннего соглашения. Возможности того, что другие крупные державы окажутся способны предоставить свои силовые возможности для обеспечения безопасности Центральной Азии, ничтожны. При этом экономическая заинтересованность Москвы в данном регионе не является значительной, и потому речь здесь может идти только о чистой геополитике.

Сейчас определяющим условием для российской политики в отношении Центральной Азии является отсутствие здесь непосредственной угрозы национальной безопасности в виде враждебного союза государств или одной сильной державы. Здесь Россия не соприкасается с региональными институтами, коллективный интерес которых мог бы вступать в противоречие с её интересами и диктовать поведение своих участников. Наиболее крупная военная держава по соседству – это Китай, отношения с которым у России дружественные и почти союзнические. Сама по себе Центральная Азия не представляет собой для России целостную проблему, как Европа или Южный Кавказ, связанные с ней озабоченности имеют частный характер, хотя иногда могут быть и достаточно актуальными.

Если исключить внешние вызовы, то в долгосрочной перспективе самый серьёзный вопрос к отношениям может быть связан с продолжением процесса формирования национальных государств в России и странах Центральной Азии и возникновением в результате оснований для большей отстранённости. Ответом на этот вызов может быть работа над более гармоничным процессом неизбежной смены поколений с целью сохранения целостности общего пространства вне зависимости от того, насколько масштабным будет влияние коллективного исторического опыта.

Другими словами, уже сейчас необходимо стремиться к тому, чтобы общее наследие стало фундаментом для объединяющей традиции совместного развития. Россию не должно вводить в заблуждение то, что сейчас её культура, включая массовую, и язык являются преобладающими в странах Центральной Азии. Но и страны Центральной Азии не должны ошибиться в прочтении российской внешней политики – уважение здесь очень легко спутать с хладнокровием, последствия которого могут оказаться трагическими.

Среди факторов, определяющих природу взаимодействия России и государств Центральной Азии, на первом месте находится их взаимное геополитическое положение. Граница России и Центральной Азии представляет собой не имеющую естественных препятствий степь, открытость которой и непригодность для обозначения чётких разграничительных линий естественным образом переносится на сферы политического, экономического и культурного взаимодействия поверх государственных границ. Это ведёт к тому, что на пространстве от Южной Сибири до предгорий Памира и Тянь-Шаня серьёзная форма изоляции становится для России сложной в реализации.

Со стороны России Центральная Азия начинается не сразу, а как будто постепенно проявляется отдельными своими чертами в ландшафте, облике городов, национальном и религиозном составе населения ещё задолго до того, как путешественник пересекает государственную границу. Линия формального соприкосновения России и государств Центральной Азии представляет собой рукотворную черту, существование которой обеспечено доброй волей государств и не опирается на такие естественные рубежи, как горные цепи, большие реки или моря. По сути, Россия и Центральная Азия являются общим пространством, что определяет и будет определять природу и содержание отношений между государствами. В таких географических условиях традиционные формы силового взаимодействия держав приобретают особую специфику, которая отличает их от отношений между странами, чётко разделёнными между собой естественными барьерами.

Можно предположить, что именно поэтому вопрос «отмежевания» от Центральной Азии остаётся таким болезненным в российской дискуссии – в силу осознаваемой невозможности это сделать в реальности.

Значительный демографический потенциал региона выглядел пугающим для России в рамках СССР. Он стал одной из причин того, что в 1991 году Москва с лёгкостью пошла на отделение центральноазиатских республик, фактически избавляясь от них в своём стремлении к обновлению российского государства, экономики и общества. Сближение и интеграция с этим регионом никогда ещё не рассматривались в России как приоритет национальной внешней политики, в отличие от отношений с Европой или славянскими государствами бывшего СССР – Белоруссией и Украиной.

Необходимо признать, что в каком-то смысле Россия всегда хотела отгородиться от Центральной Азии настолько же сильно, как стремилась стать частью Европы, и что обе задачи остаются одинаково нерешаемыми. Поэтому основное внимание России в отношениях с региональными государствами в предстоящие годы может быть сосредоточено на содействии их внутренней устойчивости и на предотвращении масштабной архаизации и, как следствие, дестабилизации их обществ с последующим появлением множества локальных очагов религиозного экстремизма.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram