«Хорошо, что забытые, или хорошо забытые», – востоковед Александр Князев разбирается с проектами трансафганских коридоров: кто за ними стоит, в чем их экономическая целесообразность (или ее отсутствие), и, наконец, какие сегодня шансы на реализацию у этих маршрутов и коридоров?

Источник: Хорошо забытые трансафганские проекты – Александр Князев

Будущее Афганистана: общая картина

У происходящих сейчас в Афганистане событий есть два варианта дальнейшего развития. Оптимистический – это переговорный процесс между кабульским правительством и «Талибаном». Пессимистический вариант – срыв переговоров и безуспешные попытки «Талибана» и его противников военными инструментами установить свое доминирование во власти. Пока именно пессимистический сценарий пытается всеми силами развивать правительство Ашрафа Гани, пытаясь самосохраниться и становясь, таким образом, главным препятствием на пути деэскалации военного конфликта.

Условный оптимистический сценарий не означает мгновенного прекращения всех военных действий и установления абсолютного мира. Однако дает единственный шанс на урегулирование, пусть и не в быстрой перспективе. Реализация этого сценария не может быть ровной и гладкой, переговоры могут останавливаться и вновь возобновляться, как и военные действия. Слишком сложен и многослоен афганский конфликт с его огромной предшествующей историей и пересечением большого количества противоположных интересов как внутриафганских, так и внешних акторов.

А это ставит и страну, и всех внешних интересантов перед очевидным фактом – в сфере безопасности еще много лет будет сохраняться ситуация, при которой реализация трансафганских транспортных и энергетических проектов невозможна. Можно согласиться с утверждениями ряда политиков и экспертов о том, что экономическое развитие само по себе является важным фактором мирного урегулирования. Но это только в том случае, если для реализации проектов экономической направленности параллельно обеспечена безопасность. Этих условий в Афганистане не просматривается на очень продолжительную перспективу даже при оптимистическом сценарии развития событий, а есть ведь еще и пессимистический.

Однако одинаковая ли участь ожидает трансафганские проекты, за многими из которых стоят внешние интересы? Попробуем разобраться на примерах.

Лазуритовый коридор

Внешние проекты в Афганистане тем более выглядят нереальными, поскольку большинство из них являются элементами больших геополитических игр. Например, т.н. «Лазуритовый коридор» по маршруту Афганистан-Туркмения-Азербайджан-Грузия-Турция-Европа. С момента анонсирования этого проекта в 2012 году и подписания базового соглашения между участниками в 2017 году было предпринято несколько попыток организовать караваны автомашин, прошедших из Герата в Турганди, пересекших туркменскую границу и из порта Туркменбаши переправленных в Баку и далее по маршруту. Но придать проекту хотя бы минимальную масштабность не удалось.

Список товаров из Афганистана, которые способна поставлять страна на азербайджанский, турецкий или европейский рынок, мягко говоря, сильно ограничен – ковры, сухофрукты полудрагоценные и драгоценные камни . Этого недостаточно, чтобы быть востребованным и серьезно отразиться на экономике Афганистана. «Лазуритовый коридор» можно и нужно рассматривать только под политическим углом, он призван объединить Афганистан с Центральной Азией. Вписываясь в рамки американского известного проекта С5+1 «Лазуритовый коридор» задействует Туркменистан и формирует маршрут в обход Ирана и России. В этом его единственный смысл, с экономической же точки зрения, он не только нерентабелен, но и нелогичен. Правда, нельзя исключать, что кроме ковров, лазурита и сухофруктов в западном направлении идут и наркотики…

Автодорога через «Ваханский коридор»

Ярким примером расхождения интересов внешних акторов и разных групп афганской элиты может служить судьба китайского проекта по строительству автодороги из СУАР КНР через так называемый «Ваханский коридор» , где Китай имеет 76 км участка границы с Афганистаном. Еще в начале ноября 2014 года было заключено трехстороннее межправительственное соглашение между Афганистаном, Таджикистаном и Китаем о совместном пограничном патрулировании Ваханского улусволи (уезда) провинции Бадахшан. Договоренность об обеспечении безопасности в этом районе была связана с намерением китайской стороны начать строительство автодороги из Кашгара через Ваханский уезд с последующим маршрутом Ишкашим – Файзабад – Мазари-Шариф – Герат – иранская граница и далее.

И тогда же, в ноябре, по всей провинции Бадахшан резко и на продолжительное время активизировались террористические группировки разного рода, что примечательно – не относящиеся к «Талибану». К нынешнему времени строительство так и не началось. Показателен существующий набор антагонизмов разного уровня (от геополитического до локально-криминального) в интересах по этому проекту.

В строительстве дороги именно по этому маршруту чрезвычайно заинтересовано бизнес-сообщество Мазари-Шарифа – главного экономического центра афганского севера. Прямой путь из Китая в сочетании с уже функционирующими автомобильными и железнодорожными коммуникациями в северном направлении (Хайратон-Термез) стал бы сильным катализатором экономического роста в регионе. Но интересы мазари-шарифской элиты в этом вопросе вступили в противоречие, прежде всего, с американским геополитическим интересом сдерживания Китая, продолжения давления на Иран, контроля над регионом в целом.

В строительстве дороги оказалась не заинтересована значительная часть бизнесменов, политиков и чиновников в Пакистане, контролирующих транзит товаров по пакистанскому участку Каракорумского шоссе, особенно на отрезке Пешавар – Карачи, а также из Пешавара через афганскую территорию в Среднюю Азию и Иран. Эта так называемая «пешаварская транспортная мафия» в свое время участвовала в создании «Талибана» первой половины 1990-х годов, она тесно связана с Межведомственной разведкой Пакистана (ISI). Которая, в свою очередь, работает в контакте с наиболее радикальными религиозными кругами в Пакистане и Афганистане.

Это обстоятельство отражает внутриэлитный раскол в Пакистане, понимание которого необходимо, учитывая роль пакистанского фактора для Афганистана. Пакистанская элита расколота по принципу внешней ориентации. Экономическое присутствие КНР в ИРП ангажирует в пользу Пекина значительную часть политической и бизнес-элиты, армейской верхушки. Другая часть пакистанской элиты традиционно обслуживает интересы США и Великобритании, арабских спонсоров.

Разное отношение к китайскому транспортному проекту существует даже между двумя таджикскими группами региональных элит внутри страны. Панджшерская группировка заинтересована в изменении маршрута, который, по их мнению, из Файзабада должен пройти через перевал Ховак в Панджшерскую долину и далее на Кабул-Кандагар-Герат и в Иран. Панджшер в этом случае получает колоссальные возможности давления на ситуацию в столице. Для Ашрафа Гани и пуштунских политиков, на него сориентированных, подобное усиление роли Панджшера абсолютно неприемлемо, как и автономизация Мазари-Шарифа. Впрочем, строительство этой дороги по любому из вариантов пока остается проектом. Да и китайский проект «Один пояс – один путь» – это только одно из узловых противоречий, влияющих на безопасность в Афганистане.

В связи с нынешней военной активность «Талибана» среди части афганских экспертов и, что интересно – на кабульских базарах, являющихся важным индикатором общественных оценок и мнений, обсуждается и выглядящая вполне себе конспирологично версия о связи наступления талибов с политикой КНР. Согласно этой версии, Китай пытается с помощью талибов – через Пакистан, разумеется, создать относительно стабильное пространство для реализации своих проектов. Не рассчитывая на уверенный контроль талибов над всей страной, как и на способность правительства осуществлять такой контроль, эта поддержка талибам оказывается сосредоточена на наиболее интересных для КНР направлениях Чаман-Кандагар-Герат и Вахан – Файзабад – Мазари-Шариф – Меймана – Герат.

Как будто по случайному совпадению, это направления наибольшей активности талибов сейчас. Обсуждается и участие в этом сценарии Саудовской Аравии со своими интересами, частично совпадающими с китайскими. Независимо от степени реалистичности подобной версии, можно вспомнить, что абсолютно такой же проект осуществлялся в 1990-х годах альянсом США-Великобритании-Пакистана-Саудовской Аравии, этот проект сейчас и известен под именем «Талибан». Тогда талибов вели к власти для обеспечения безопасности коммуникаций через Афганистан (теперь бы это назвали, как это принято в Ташкенте, «взаимосвязанностью Центральной и Южной Азии») и, в частности, для строительства «Трансафганского газопровода», ныне именуемого проектом ТАПИ.

Что там с ТАПИ?

Проект газопровода Туркмения-Афганистан-Пакистан-Индия, или ТАПИ, древнейший из всех трансафганских проектов, перспективы завершения которого уже около 30 лет выглядят сомнительными даже без учета новых процессов в Афганистане. Оценивая перспективы безопасности на афганской территории, еще в октябре 2019 года Исламабад потребовал от Туркмении предоставить страхование, которое покроет издержки в случае перебоев в поставках газа по ТАПИ из-за военной активности в Афганистане. Ашхабад согласился на эти условия. Пакистан и Индия ранее уже требовали от Туркменистана пересмотреть формулу подсчета цены на газ в сторону снижения его стоимости.

В июне уже 2021 года правительством Пакистана принято решение о расширении СПГ-инфраструктуры и увеличении количества потребителей сжиженного газа, что косвенно говорит о стратегической ставке все-таки на сжиженный газ, доминирующим поставщиком которого на пакистанский рынок, является Катар.

Таким образом, интерес газовой отрасли Катара заключается и в сохранении нестабильности в Афганистане и пакистанском Белуджистане, и в препятствовании строительству газопроводов в направлении Пакистана, Индии и Китая (газопровод «Мир» из Ирана, и ТАПИ из Туркмении). К слову, интересы Катара в этом вопросе совпадают, хотя и с разными мотивациями, и с интересами Турции, стремящейся перетянуть на себя газовые потоки как из Туркмении, так и из Ирана. Обилие конфликтных вопросов, связанных с ТАПИ, только усугубляется новой ситуацией в Афганистане и, таким образом, в обозримой перспективе основным импортером туркменского газа остается все-таки Китай.

Не ТАПИ, а ТАП

Еще один многосторонний энергетический проект – TUTAP (Туркмения-Узбекистан-Таджикистан-Афганистан-Пакистан), предусматривающий создание сети ЛЭП для поставок электроэнергии с тепловых станций Туркмении, Узбекистана и таджикистанских ГЭС в Афганистан и Пакистан (отсюда аббревиатура названия проекта). Есть опыт подобных поставок из Туркменистана в Герат, а из Узбекистана – в Мазари-Шариф и Кабул, из Таджикистана – в Кундуз и Кабул. Однако, как и в случае с китайской автодорогой по северу, внутриафганская конкуренция между вариантами маршрута TUTAP накладывается на острые межэтнические, внутриполитические и межрегиональные конфликты, не говоря уже о ситуации с безопасностью в целом. Конкуренция существует и между потенциальными поставщиками, например, Ашхабад исключает участие в проекте Узбекистана и тем более Таджикистана, используя даже аббревиатуру TAP (Туркмения – Афганистан – Пакистан).

А Ташкент, заявляя о возможном присоединении к проекту CASA-1000 по поставкам электроэнергии, также игнорирует TUTAP и «забывает» упомянуть Таджикистан. Конкуренция на энергетических рынках региона и в сфере трансграничных перевозок помимо геополитического давления испытывает на себе и чрезвычайную региональную фрагментированность. Следствием этого становится неспособность к консенсусу интересов как стран – потенциальных партнеров, так и разрозненных внутристрановых элит.

Трансафганские проекты возможны, при условии…

В Афганистане межэтнические противоречия являются важнейшим фактором всех политических кризисов в Афганистане – по крайней мере с момента возникновения собственно государства Афганистан в его нынешних границах. Не менее важным фактором является регионализм: ландшафтно-географические и исторические особенности развития отдельных территорий обуславливают для каждой из них большой набор локальных интересов, не всегда вписывающихся в парадигмы жизни всей страны. Регионализм в высокой степени всегда был характерен не только для таких этнических общин как, скажем, таджики или хазарейцы, но и для государствообразующего этноса, для пуштунов.

Советский исследователь И.Е. Катков писал: «...Племенное ополчение всегда сохраняет значительную автономность и является лишь временным союзником той или иной армии – органа государственной власти». Система связей между государством и пуштунскими племенами, существовавшая при монархическом режиме и затем при президенте Мохаммаде Дауде, к 1990-м годам была полностью разрушена. Множество пуштунских вождей, политиков и полевых командиров предпочли полную самостоятельность в пределах своего племени, провинции или уезда борьбе за единое афганское государство. В этом смысле, многие пуштунские племена фактически солидаризировались с национальными меньшинствами в борьбе за интересы локальные в противовес интересам общегосударственным.

Сегодня Афганистан продолжает оставаться страной, устроенной по принципу танзимов – является простой совокупностью военно-политических группировок. Этой особенностью традиционной государственности Среднего Востока, о которой писал еще выдающийся российский востоковед В.В. Бартольд, можно уверенно объяснять и устойчивость современного регионализма, основой которого является приоритет региональной самоидентификации как одного из важнейших компонентов персональной идентичности, которую веками могло изменить лишь что-то подлинно чрезвычайное.

Таким образом, региональные лидеры продолжают определять и характер морально-этической и социально-политической оценки населением той или иной местности любых решений или действий властей, или иных сил общенационального масштаба. Экономические и иные социальные отношения на местах продолжают регулироваться не столько государственными законодательными актами, сколько адатом, местными традициями и обычаями, авторитетом основных собственников. Это обстоятельство обуславливает тот факт, что приоритетной для реализации любых инициатив является поддержка со стороны локальных лидеров, нежели одобрение кабульского правительства или его министерств.

В любом случае, достичь определенного успеха для граничащих с Афганистаном государств в обозримой перспективе могут лишь проекты, реализуемые при условии, что они будут основаны на взаимопонимании с местными реально действующими авторитетами и региональными властями. При любом из обозначенных выше сценариев дальнейшего развития ситуации: пессимистическом или оптимистическом.

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram