3 сентября в Бишкеке открылся саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Заседание на правах хозяина открыл президент Киргизии Алмазбек Атамбаев. После краткого приветствия пресса покинула зал – саммит идет в закрытом режиме. После завершения переговоров к лидерам шести государств (России, Китая, Казахстана, Таджикистана, Узбекистана и Киргизии) присоединятся представители стран-наблюдателей в ШОС: Монголии, Индии, а также Ирана и Афганистана. С президентами двух этих государств Владимир Путин пообщается во время отдельных встреч.
Речь пойдет о борьбе с наркоугрозой в условиях вывода иностранных войск из Афганистана, а также об иранской ядерной программе. Она же вместе с сирийским кризисом станет одной из главных тем самого саммита. Из экономических вопросов в повестке дня создание фонда «Развитие» и банка «Развитие ШОС».
Эксперты оценивают саммит как попытку Москвы отыграться в сирийском вопросе за саммиты «Большой восьмерки» и «Большой двадцатки». На G8 в июне этого года Россия была в меньшинстве, и Путину стоило огромных усилий добиться компромиссного коммюнике по Сирии. На G20 голоса разделились почти поровну – сторонники и противники операции США остались каждый при своей позиции.
Так или иначе, нынешний саммит выглядит как виток нового противостояния Востока (Россия и Китай) и Запада (США и НАТО). Кроме того, от него ждут прорыва в российско-иранских отношениях и позитивных сдвигов в экономическом диалоге России и Китая.
Поставит ли саммит ШОС точку в сирийском вопросе, станет ли новым шагом на пути строительства многополярного мира?
– ШОС – это площадка, которая существует, чтобы блокировать приход западных игроков в Центральную Азию, – уверен вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин. – Ни Россия, ни Китай не хотят, чтобы на эту территорию пришли американцы. Скажем, сейчас Россия вместе с Киргизией добиваются ухода США из этой страны – и заметно в этом преуспели.
С другой стороны, Россия и Китай в Центральной Азии являются – объективно – не только партнерами, но и конкурентами, и в России очень настороженно смотрят, как китайцы ведут свою игру. У нас не слишком эмоционально относятся к КНР, поскольку китайцы ведут себя сдержаннее американцев, и не учат другие страны свободе и демократии. Они идут к господству через экономику, обозначая инвестициями свое экономическое присутствие. Но такое присутствие – лишь первый шаг, хотя и растянутый во времени. В дальнейшем оно неизбежно конвертируется в усиление политического влияния, и в России это хорошо понимают. Поэтому ШОС – еще и площадка для урегулирования российско-китайских разногласий, которая позволяет не переводить их в формат открытых конфликтов. Россия не хотела бы, чтобы Китай играл в организации доминирующую роль. Поэтому, в частности, откладывается решение вопроса с банком ШОС.
Что до политики, Россия и Китай занимают очень близкие позиции по ситуации вокруг Сирии. Обе страны считают, что невозможно военное решение вопроса и иностранное вооруженное вмешательство. Но имеются аспекты, которые отличают позиции.
Россия очень активно включилась в сирийскую проблему, она, по сути, поддерживает Асада. Мы об этом напрямую стараемся не говорить, иногда в публичном пространстве дистанцируемся от сирийского лидера. Но Башар Асад – традиционный партнер еще СССР, а потом и России. Если его режим падет, помимо рисков, связанных с Аль-Каидой, гражданской войной, химоружием, для России это будет означать еще и потерю последнего близкого партнера в регионе. Мы, естественно, всячески стараемся этого избежать.
А вот у Китая нет прямых интересов в Сирии. Он не хочет, чтобы Америка доминировала и выстраивала однополярный мир, и в этом смысле солидарен с Россией. Но Китай – не активный игрок, именно поэтому все давление Запада по сирийскому вопросу идет на Россию. Все понимают: если Россия отступится, Китай не станет в одиночестве блокировать резолюцию Совета Безопасности ООН по Сирии. Он идет на это только вдвоем с Россией.
Думаю, на нынешнем саммите будет в очередной раз заявлено о неприятии странами-членами ШОС однополярного мира, военного вмешательства в дела Сирии, а также активной игры Запада в Центрально-Азиатском регионе.
«СП»: – Будет ли встреча Владимира Путина с новым президентом Ирана Хасаном Роухани прорывом в российско-иранских отношениях?
– С Ираном не очень простая ситуация. Напомню, встреча Путина с Роухани планировалась еще в минувшем августе, сразу после инаугурации иранского лидера. Россия давала понять, что не прочь выступить в качестве посредника в диалоге между Ираном и Западом. Вероятно, новое иранское руководство хотело бы договориться с Западом, и наше посредничество теоретически могло быть востребовано.
Но Запад и Иран вполне могут говорить напрямую. И большой вопрос, нужен ли этим двум сторонам российский фактор – особенно с учетом того, что у нашей страны непростые отношения и с Западом, и с самим Ираном.
У нас принято считать, что Россия безоговорочно сочувствует Ирану – точно так же, как Сирии. На деле, с Ираном ситуация сложнее. У нас в свое время было сотрудничество, но мы присоединились к некоторым санкциям против Тегерана. Кроме того, Россия изначально крайне негативно относится к предполагаемой военной ядерной программе Ирана, и очень настороженно – к фигуре предыдущего иранского президента Ахмадинежада, который в самом начале своего президентства отклонил инициативу по обогащению урана на российской территории. Россия, кроме того, отказалась поставить Тегерану зенитно-ракетные комплексы С-300, что привело к заметному похолоданию в отношениях.
Поэтому сейчас, на встрече Путин-Роухани, речь о посреднической функции России идти не будет. Лидеры, скорее, будут говорить, как для начала улучшить российско-иранские отношения. Например, как закрыть вопрос по поставкам российского оружия таким образом, чтобы не очень обидеть Запад. России надо продемонстрировать, что она способна договариваться и вести диалог с Ираном.
В то же время, Роухани надо презентовать свой внешнеполитический подход, который неизбежно будет носить многовекторный характер. Сейчас много говорят о том, что Роухани сможет сам договориться с Западом, хотя последнее слово в Иране всегда остается не за президентом, а за духовным лидером – аятоллой Али Хаменеи. Но тот факт, что новый министр иностранных дел Ирана, которого выбрал Роухани, без всяких проблем прошел утверждение через консервативный иранский парламент, говорит о том, что Роухани получил от Хаменеи если не карт-бланш, то весьма ощутимый кредит доверия. Этот кредит отпущен, чтобы Роухани попробовал о чем-нибудь договориться с Западом на условиях, что Иран сохраняет ядерную программу. С другой, кредит отпущен на договоренности с Китаем и Россией, поскольку Иран намерен активно играть на разных площадках, в том числе на площадке ШОС.
У нас с Ираном однозначно есть общая проблема, которая становится все более острой – это Афганистан. Американцы и их союзники уходят из него в 2014 году, а Россия и Иран категорически не заинтересованы, чтобы в Кабул вошли талибы. Иран исторически оказывает влияние на шиитское меньшинство в Афганистане, а это меньшинство в середине 1990-х уже оказалось под ударом талибов. Сейчас Иран не хочет, чтобы ситуация повторилась.
У России же в Афганистане есть интерес по линии ОДКБ. Таджикистан граничит с Афганистаном, и мы не хотим, чтобы талибы приблизились к нашим рубежам. Поэтому обеспечение стабильности в Афганистане наверняка будет обсуждаться российским и иранским президентами, и, возможно, станет отправной точкой для конструктивных договоренностей.
«СП»: – В чем главное значение этого саммита?
– Нынешний саммит проходит на фоне решения главного международного вопроса – ситуации с Сирией. Саммит должен показать, что позиция России пользуется поддержкой со стороны целого ряда стран. Дело в том, что американцы относятся к российским предложениям по Сирии очень двойственно. С одной стороны, они приветствуют наши инициативы, поскольку отказ от войны соответствует настроениям рядовых американцев. С другой, значительная часть американской политической элиты считает, что Штаты пытаются обмануть, и что химическое оружие мог применить Асад. Кроме того, они не доверяют России.
Нам в этих условиях необходимо показать, что по сирийскому вопросу есть не только позиция Запада, но и других стран – как членов ШОС, так и стран, участвующих в работе организации в качестве наблюдателей. И что позиция России имеет широкую международную поддержку.
На Западе Владимира Путина многие считают человеком, который загнал Россию в изоляцию. При этом обычно указывают, что сегодня позицию России в Совете Безопасности критикует не только Америка, но и Франция и Германия, которые в 2003 году вместе с Россией протестовали против войны в Ираке. России крайне важно продемонстрировать, что ее позицию разделяют страны, которые являются влиятельными игроками в мировой политике. Заявление саммита ШОС для этого – самый подходящий инструмент…
– В рамках ШОС у России существует проблемы в международно-экономических отношениях, - отмечает профессор, заместитель Директора Института Дальнего Востока РАН Андрей Островский. – Они касаются, прежде всего, Китая. Наша экономика не дотягивает до китайской, поэтому объем внешней торговли с КНР у нас весьма скромный. Состояние российской экономики оказывает принципиальное влияние и на структуру экспорта наших товаров. Если лет 15 назад у нас в объеме экспорта преобладало машиностроение, сегодня его доля сократилась до 1%. Мы фактически торгуем с Китаем исключительно сырьем – в основном, энергоносителями. Все последние российские сделки с КНР – наиболее крупные и значимые – идут либо по нефти, либо по газу. Последнее соглашение такого рода недавно подписала компания НОВОТЭК с китайской China Petroleum and Chemical Corporation (Sinopec) – о бурении газа на полуострове Ямал.
По сути, мы экспортируем в Китай энергоресурсы, а в ответ получаем продукцию китайского машиностроения. Примерно такая же картина у других стран ШОС. Они направляют в Китай металлы и энергоресурсы, а взамен получают потребительские товары. Кроме того, по линии ШОС страны Центральной Азии получают от Китая инвестиции для развития собственной инфраструктуры – железных дорог, автомагистралей, аэродромов и портов.
Чтобы развивать российско-китайское экономическое сотрудничество , необходимо решить вопрос о банке ШОС. Речь об этом идет давно, но дело не сдвигается с мертвой точки. Проблема в том, что Россия не хочет, чтобы Китай доминировал, это нарушает баланс наших интересов в Центральной Азии. Поэтому мы ведем себя как собака на сене. Чтобы разговаривать с Китаем на равных, нам нужно развивать экономику внутри страны – иначе никакие саммиты не помогут.
«СП»: – Если говорить о политическом сотрудничестве, почему Китай не заинтересован в обострении обстановки вокруг Сирии?
– Это невыгодно Китаю с экономической точки зрения. Как только возникает напряженность на Ближнем Востоке – а сирийский конфликт обостряет ситуацию в ряде соседних стран – в мире сразу поднимаются цены на энергоносители. А именно Китай является основным мировым экспортером нефти и газа, поэтому сильнее других страдает от этой ситуации экономически. Не в интересах Китая раздувать войну в Сирии, и его совместная позиция с Россией вполне логична.
Логична она и с политической точки зрения. Сегодня США сами определяют, на кого и когда нападать. Это вызывает достаточно серьезное обострение международной обстановки, и создает угрозу интересам Китая в Центрально-Азиатском регионе. Естественно, это Китай не устраивает.
«СП»: – Поддержка России странами ШОС в сирийском вопросе сильно укрепляет наши позиции?
– Барак Обама уже сейчас проявляет достаточную осторожность и не начинает операцию в Сирии. Он понимает, что такой шаг вызовет напряженность и противодействие США. Разумеется, поддержка ШОС укрепит позиции России. Это поддержка стран с огромной территорией и крупными экономиками. Помимо Китая, это еще и Иран, который является наблюдателем в ШОС и собирается вступить в организацию. Иран – тоже огромная территория с колоссальными запасами энергоресурсов, плюс мощная экономика. Поддержка таких стран – очень весомый вклад в укрепление позиции России…
Правила комментирования
comments powered by Disqus