Она родилась в обычной семье машиниста поезда и домохозяйки. Ее мама хотела, чтобы дочь получила высшее образование, а она мечтала посвятить себя дзюдо. Однако не сбылось ни то, ни другое. Из-за отсутствия работы на родине девушка вынуждена была уехать в Турцию, оставив свекрови двухмесячного сына. А отношение властей Туркменистана к своим гражданам поневоле подтолкнуло ее к тому, чтобы стать одним из главных лиц протестного движения за рубежом. В эксклюзивном интервью «Хронике Туркменистана» Дурсолтан Таганова рассказала о своей жизни, проблемах мигрантов и сокровенной мечте.
I Юность
Я родилась в 1991 году в одном из сел Лебапского велаята. Назвали меня в честь папиной сестры, которая умерла в 20 лет. Мой отец — машинист поезда, а мама — домохозяйка. У нас было небольшое хозяйство, поэтому параллельно с домашней работой мама собирала хлопок и выращивала овощи. Еще у меня есть два брата — 16 и 28 лет, которые сейчас живут с тетей в Туркменистане. Когда мне было пять лет, родители развелись, и мама осталась одна с тремя детьми.
«У меня не было денег поехать на соревнования»
Я училась в туркменоязычной школе Сердарабатского этрапа, сейчас он вновь переименован в Чарджевский. Я была отличницей, занималась дзюдо, моя фотография висела на доске почета. Как я попала в дзюдо? В нашем селе был тренер Закир Базаров, который развивал этот спорт и звал на тренировки всех детей. В третьем классе я стала заниматься с ним. Даже была чемпионкой города Чарджоу. Вообще, я участвовала в разных соревнованиях, постоянно приносила грамоты в школу, поэтому каждый понедельник на линейке директор хвалила меня.
Так как маме нужно было нас кормить, а в селе работы не было, когда я была в 7 классе мы переехали в Чарджоу. Там мама работала в кафе поваром, мы со старшим братом ей помогали. Она всегда хотела, чтобы я училась в университете, а я хоть и была отличницей, карьеру хотела делать в спорте. Но не сложилось, хотя дзюдо я занималась до 19 лет. В 2008 году мне надо было ехать на соревнования в Ашхабаде, для этого требовалось 500 тысяч манатов (около $30). Не очень большая сумма, но у нас не было даже этих денег, и я не никуда не поехала. Мне было так обидно. На этом моя спортивная карьера закончилась.
II Миграция
«Когда сыну было два месяца, я оставила его свекрови и улетела на заработки»
В 19 лет я вышла замуж. С мужем мы жили в одном селе. Замуж я вышла по любви, но пышной свадьбы у нас не было, потому что муж, как и я, из скромной семьи. В то время работал продавцом овощей и фруктов на базаре.
Первой из нашей семьи на заработки в Турцию поехала сестра мамы. Она постоянно рассказывала, как много здесь люди зарабатывают. В 2010 году за тетей поехала мама, ей тогда было 40 лет. Мама работала на дому, делала уборку, еду готовила. Она жила в доме хозяев и ей давали только один выходной в неделю. Платили ей $500, и она каждый месяц высылала часть денег нам.
Мы с супругом мечтали о своем доме, чтобы наш ребенок жил в достатке, поэтому тоже стали думать о миграции. В 2011 году улетел муж, когда я еще была беременная, через 20 дней я родила сына. Когда ему было два месяца, я оставила его свекрови и в декабре 2011 года приехала к мужу. Я не могла взять ребенка с собой, иначе я бы не смогла работать. В Турции женщины часто работают в домах богатых и у них только один выходной — при таком графике невозможно заниматься ребенком.
Улететь из Туркменистана не так-то легко. Наша миграционная служба проверяет тех, кто летит в Турцию, потому что власти не хотят, чтобы люди покидали страну. Мне пришлось показывать таможенникам $2.000 долларов, чтобы доказать, что я еду не на заработки, а отдыхать. Есть люди, чаще всего это бизнесмены, которые летят с тобой одним рейсом (их надо найти заранее и купить билет на одно число) и дают тебе эту сумму «в аренду». Ее ты возвращаешь после прохождения миграционного контроля, а бизнесмену платишь $20-30 за услугу. Так проверяют не каждого выезжающего, но на всякий случай лучше подстраховаться, потому что я лично видела людей, которых не выпускали из страны. Я как вчера помню, как боялась, что меня тоже не выпустят, я молилась, чтобы ко мне не придрались и дали возможность улететь из Туркменистана.
Особенно власти не хотят выпускать молодых девушек. Они считают, что в Турции они будут заниматься проституцией и позорить свой народ. Они считают, что это защитит женщин. Но если вы хотите нас защитить, то создайте рабочие места в Туркменистане!
… В Стамбуле меня встретили мама и муж. Я была в шоке от города: большой, красивый. Язык я вообще не знала, но сразу устроилась няней. Мальчику, за которым я смотрела, было два месяца. Как моему сыну. Я успокаивала себя тем, что как будто ухаживаю за своим сыном. Когда я была в аэропорту, у меня из грудей молоко текло. В Турции от стресса оно исчезло. Первые полгода я постоянно хотела бросить вещи в чемодан и вернуться к ребенку. Меня останавливало только то, что на родине у меня не будет ни денег, ни работы; сын будет страдать вместе со мной и я не смогу купить ему даже хорошие продукты.
Все эти 10 лет ни разу не была на родине. За сыном смотрит свекровь, кормит его и ухаживает. Я с ним общаюсь по IMO, он называет меня «второй мамой», а вот свекровь зовет «мамой», потому что она ему сейчас ближе. А с мужем мы расстались.
«Если мы попадем в Туркменистан, то нас не выпустят обратно»
В среднем в месяц мигранты в Стамбуле зарабатывают $500. С этих денег надо оплачивать комнату, продукты, проезд. А также высылать на родину. Например, ежемесячно я отправляла на смеси сыну по $100.
В Турции очень много наших мигрантов. Их точно больше, чем из других стран Центральной Азии. Мигранты работают в разных сферах: женщины на дому и текстильных фабриках, мужчины заняты в сельском хозяйстве и на стройках, также работают официантами, на мойке. Максимально можно заработать $700-800. Но это было раньше. Сейчас курс доллара вырос, а лира подешевела и если раньше мы получали зарплату в долларах, то сейчас в турецкой валюте.Но все равно тут лучше работать, чем в Туркменистане, где зарплата равна $50-100. Представьте, что в Турции работают наши врачи, учителя, медсестры, люди с высшим образованием, которые бросили карьеру на родине, чтобы заниматься здесь низкоквалифицированным трудом. До сих пор если ты хочешь устроиться на работу в Туркменистане, ты должен дать взятку $1000-3000, а получать будешь максимум $50-100.
По приезду в Турцию надо собрать документы для миграционной службы и в течение 90 дней власти выдают разрешение на нахождение в стране – раньше его давали на два года, теперь – на год. Если человек хочет получить рабочую визу, то ему надо найти работодателя, который согласится легально оформить человека через миграционную службу. Сделать это очень трудно. Бизнесу выгодны нелегальные мигранты: можно выгнать одного и на его место всегда найдется другой. Поэтому получить официальную работу мало кто надеется, самое главное сделать документ, который разрешит год находиться в Турции, а работу можно найти и нелегальную.
Работу здесь ищут через агентства. После трудоустройства фирма получает 50% от первой зарплаты мигранта. Гарантия – три месяца, если за это время человека по каким-то причинам не устроит работа, фирма найдет два других места. Если и они не устроят, то с новой работы опять придется отдать половину заработка.
III Государство
Сейчас большинство мигрантов находятся здесь нелегально, потому что туркменские консульства не продлевает паспорта своим гражданам. Получается замкнутый круг: чтобы продлить паспорт, надо вернуться в Туркменистан. А если мы попадем в Туркменистан, то нас не выпустят обратно. Мои дядя и тетя хотели продлить паспорта, улетели на родину. Из-за просроченных документов Турция поставила им запрет на въезд на пять лет. Однако, когда этот срок истек, их не выпустил Туркменистан. Уже восемь лет, как они не могут уехать из страны.
Поверьте, если бы нам продлевали паспорта, все туркмены старались бы жить в Турции легально, не жалея $150-200, которые нужно заплатить за оформление документов.
Я улетала из Туркменистана с обычным паспортом. Но в 2013 году власти ввели биометрические, причем в начале они действовали 10 лет, а теперь – только пять. В Консульстве в Турции мне отказались его оформить, а вернуться на родину я побоялась.
«Мигрантов хоронят на кладбище для людей, чьи имена неизвестны»
Впервые свое недовольство действиями властей люди начали проявлять после урагана, произошедшего в Лебапе в апреле 2019 года. Власти его полностью проигнорировали и оставили пострадавших людей без помощи. А потом началась пандемия коронавируса.
В Туркменистане закрыли все базары, кафе, рестораны, парикмахерские и другие заведения, а большинство наших граждан работает в сфере обслуживания. Люди остались без работы, не могли аренду квартир оплачивать, еду покупать. Тогда тут начали собираться группы неравнодушных мигрантов и помогать людям на родине, а власти стали этих людей преследовать: обвинять в экстремизме и терроризме, давить на их родственников. Просто за то, что они помогают своим туркменам. Активистам пришлось снимать видео, что они не вмешиваются в политику, а помогают родственникам.
Потом из-за карантина без работы остались и туркменские мигранты в Турции.
Два года закрыты границы, заперты сотни тысяч людей, мигранты умирают от коронавируса. У большинства мигрантов нет медицинской страховки, потому что нет рабочей визы, а значит нет доступа к лечению. Все это привело к большому количеству смертей от коронавируса среди мигрантов. Большинство похоронены на специальном кладбище для людей, чьи имена неизвестны.
Эти годы мигранты все чаще поднимают тему ответственности государства. Вся эта ситуация привела к тому, что мигранты начали задавать вопросы: “У нас что, нет своей страны, что нас хоронят на кладбище для бомжей?”. У нас есть государство, и президент есть, но нам не помогают даже отправить на родину груз-200. Они всю страну закрыли и ни живых, ни мертвых не пускают. Все это спровоцировало резкий рост недовольства.
IV Протесты
«Здесь мы никто, но, если вернемся на Родину, будет еще хуже»
Я помню свою первую акцию. Это был май 2020 года. Я с открытым лицом сняла видео, что я хочу вернуться в Туркменистан, увидеть своего ребенка и не бояться, что мне запретят выехать обратно. Я говорила, что мы, мигранты, хотя бы раз в полгода хотим видеть своих детей. Из-за того, что власти запрещают нам выезд, мы не возвращаемся на родину, а консульства не продлевают наши паспорта. Я хотела, чтобы власти услышали голоса мигрантов.
Видео я разместила на YouTube, но его заблокировали после жалоб. Ко мне не обращались оппозиционеры, записать видео было моим решением. Я 10 лет не видела своего ребенка, я нелегально живу в Турции, очень трудно держать это в себе. Я не помню, кому дала ссылку на видео, но в итоге его опубликовали все оппозиционные каналы. Потом я сняла еще одно видео Одна учительница из Туркменистана отправляла мне письма, чтобы я читала их нашим мигрантам, и они понимали, что происходит на родине. Никакой реакции или помощи не последовало.
Мы начали собирать людей и проводить митинги. Конечно, я боялась. Я знала, что со мной могут сделать. Просто в какой-то момент я поняла, что больше так жить невозможно. Если с мигрантом что-то случится в Турции, про это никто не узнает, если ему не дадут зарплату, полиция не примет жалобу, потому что он нелегальный мигрант и его депортируют. Если мигрант заболеет, то нужно очень много денег, чтобы получить лечение. Здесь мы никто, но, если вернемся на Родину, будет еще хуже.
Много ли тут активистов? Сейчас да. Каждый день в 9 вечера по Стамбулу я провожу эфир в Тик-Ток и 500-600 человек нас смотрит. У меня там уже 22.500 подписчиков. Почему Тик-Ток? В YouTube мы тоже выступаем, у нас есть канал «Туркменчилик», но в Тик-Токе больше всего туркменистанцев. Каждое видео набирает как минимум 5-20 тысяч, а максимум — 250 тысяч просмотров. Туркменистанцы уже знают меня и если видят на улицах Стамбула, то говорят спасибо. Когда я была последний раз в депортационном лагере, там было несколько десятков наших граждан, и они обнимали и утешали меня.
Люди не боятся выходить на протесты в Стамбуле, они боятся выходить на протесты, на проведение которых не дала разрешение местная администрация. Но разрешение нам не дают. Люди боятся, потому что видели, что происходило со мной и другими активистами. Если я выхожу на митинг без разрешения, полиция имеет право проверить мои документы и, если что-то не так, депортировать. Но все же если раньше люди боялись лайки ставить под моими видео, то сейчас уже присоединяются к эфирам, высказывают свое мнение, недовольство режимом. То есть люди начали меняться.
«Меня 10 лет нет на родине, а в полицейском участке висят мои фото»
Когда я первый раз попала в депортационный центр Стамбула в июле 2020 года моих братьев начали регулярно забирать в отдел полиции. Их допрашивали, просили передать, чтобы я остановилась, потому что предаю страну. Также допрашивали родственников, где я живу, о чем мы разговариваем. Представьте, меня больше 10 лет не было на родине, а в Туркменистане на меня открыли дело о мошенничестве и развесили фото в полицейских участках. Тогда было сложное время, родственники боялись общаться со мной, блокировали мой номер.
В Турции туркменские спецслужбы вычисляли людей по комментариям, если они были написаны с аккаунта, где указаны данные человека, есть его фотография. Когда мы только начинали транслировать прямые эфиры, нас смотрели 30 человек и их легко было вычислить, а сейчас нас тысячи. Некоторым писали в личку, что если они будут продолжать выражать недовольство, то их опозорят на родине, смонтируют видео и разместят в соцсетях.
Последние месяцы появились люди, которые выступают против нас – что мы предаем родину, подвергаем людей опасности, что давление будет на наших родственников. Думаю, что их наняли туркменские спецслужбы, потому что власть видит, что с каждым днем становится все больше активистов, которые высказывают свое мнение. К счастью, пока не было случаев депортации наших активистов. Если кого-то ловит полиция Турции, то мы всеми силами стараемся сделать так, чтобы их не депортировали, выступаем, нанимаем адвокатов.
«Мне говорили, что на этом моя история окончена»
Когда я первый раз находилась в депортационном центре, его сотрудники пугали меня тем, что туркменские и турецкие власти в очень хороших отношениях, и чтобы их не портить Турция меня сдаст. Мне говорили, что на этом моя история окончена, что меня обманули и я зря вмешивалась в политику. Я понимала, что если меня депортируют, то на родине меня убьют или на 25 лет посадят в тюрьму.
Находясь там, я попросила убежище в Турции. Сотрудники не принимали мое прошение, но каждый день я им говорила, что на родине меня убьют. Потом ко мне пришла сотрудница из миграционной службы и два дня я ей рассказывала про себя: как сюда попала, как все началось. Она подала обращение к властям, в то же время 11 НКО призвали турецкое правительство меня освободить . Это сильно помогло. После этого меня отпустили.
В начале июня мне выдали документ, что я могу законно остаться в Турции пока меня не примет третья страна. Кроме того, в январе 2021 года я получила решение суда, что меня нельзя депортировать в Туркменистан. На суде я предоставила все доказательства давления на меня, моих родственников, и суд принял решение в мою пользу. Это были два отдельных процесса. Для одного мы наняли адвоката и он доказал на суде, что я активист и критикую власти Туркменистана, поэтому меня нельзя выдворять на родину. Заявлением об убежище занимаются другие адвокаты.
V Будущее
Я не думаю, что второй раз в депортационный центр я попала по ошибке. Полагаю, что туркменские власти не знали о решении суда, поэтому второй раз запросили меня у Турции. В списке на депортацию было 25 фамилий активистов и в их числе моя.
В центре я провела 48 часов, в течение которых мой адвокат доставила документы из суда. После этого меня отпустили. Активистов тоже не депортировали. Они сейчас на свободе: мы им наняли адвокатов, которые начали работать по их делам.
Что касается убежища, то миграционная служба Турции предоставит все документы ООН, сотрудники которой будут заниматься моим делом. В случае положительного решения мне разрешат выбрать из шести стран, куда я хочу уехать. Маму я хочу забрать с собой, потому что если ее депортируют, на родине у нее будут проблемы.
«Моя самая большая мечта собрать всю семью за одним столом»
Кем я вижу себя в будущем? Я бы хотела заниматься защитой прав наших мигрантов, политика не для меня. Я своими глазами вижу, как наши туркмены в миграции страдают, болеют, не могут получать лечение, пропадают и их никто не ищет; дети нелегальных мигрантов не могут посещать школу. Таких случаев очень много, у каждого мигранта своя, очень печальная история. Я не могу все это наблюдать и ничего не делать. Я хочу помогать людям.
Нет, страх не пропадает, мне угрожают каждый день. У меня есть доказательства, скриншоты, почему-то власти очень злы на меня, мне пишут, как надо мной будут издеваться, как меня будут убивать, только чтобы я закрыла свой рот. Обо мне начали монтировать видеоролики, в комментариях под которыми мне пишут очень жестокие вещи.
Все этого тяжело, но я не жалею, что стала активисткой. Я не считаю себя героиней, хотя меня так иногда называют. Я лишь хочу, чтобы больше туркменистанцев перестали бояться и начали бороться за свои права. Если это произойдет, то никакая власть, ни эта, ни следующая, не смогут их мучить, как сейчас.
О чем я мечтаю? Я 10 лет не видела своего ребенка, моя мама 11 лет — своих сыновей. Я вижу, как она страдает, она постарела. У нее в Туркменистане умерли брат и сестра, а она даже не могла проводить их в последний путь. Поэтому моя самая большая мечта – это собрать всю свою семью, сына, братьев, маму, за одним столом и хотя бы один раз увидеть всех вместе.
Правила комментирования
comments powered by Disqus