Приближается знаковая дата для современной истории Афганистана – год пребывания движения «Талибан» (организация запрещена в РФ) у власти в Кабуле. Исламский Эмират Афганистан, так государство переименовали талибы, остается непризнанным на международной арене актором. Это, однако, не мешает странам Центральной Азии, России, Ирану и Китаю активно выстраивать экономические отношения с сегодняшними властями Афганистана и выступать за встраивание афганского государства в региональные цепочки поставок – во имя безопасности и развития самой страны, евразийского континента в целом. Как оценить ситуацию в государстве спустя год после изгнания правительства Ашрафа Гани и зачем взаимодействовать с талибами соседям Афганистана по региону – рассказал Ia-centr.ru востоковед, ведущий научный сотрудник ИМИ МГИМО и профессор СПбГУ Александр Князев.
– Спустя год пребывания движения «Талибан» у власти, можно ли говорить о том, что внутри Афганистана окончена внутриполитическая борьба и режим талибов получил легитимность на всей территории страны?
– Легитимность – понятие довольно абстрактное, особенно когда определение легитимности не зафиксировано какими-то универсальными законодательными нормативными актами.
Таких актов практически ни в одной стране мира нет, их нет в ООН – нигде. То есть легитимизация тех или иных институтов власти происходит через выборы, там, где они предусмотрены конституционно, либо по факту.
На сегодняшний день движение «Талибан» контролирует всю территорию страны. Этот контроль сложно назвать уверенным.
Однако, и это констатируют практически все эксперты, кто так или иначе оценивает ситуацию в стране: уровень безопасности внутри Афганистана и уровень стабильности в стране в разы вырос, по сравнению с тем, что было накануне прихода «Талибана» к власти в Кабуле.
Безусловно, религиозная оболочка и экзотический внешний вид могут ввести кого-то в заблуждение и уверить во мнении, будто движение талибов – некий эксклюзив в мировой истории.
Однако сравнительный анализ сущностей, а не форм, позволяет уверенно утверждать о множестве аналогов среди широко известных примеров истории и политики. Например, если рассматривать движение талибов как революционное действие.
И здесь аналогий множество: от Великой французской революции до Октябрьской революции или Кубинской… Где революция априори понимается как кардинальное изменение (или попытка изменения) самой парадигмы страны или социума. Пример талибов здесь тоже применим.
Оценивая итоги прошедшего года можно таким образом посмотреть: а многого ли достигли к октябрю 1918 года большевики? Было ли правительство «инклюзивным», как сейчас модно говорить?
ВЦИК, бывший центральным исполнительным органом, избирался съездом Советов, то есть, на парламент походил лишь слегка – и так до 1938 года, больше 20 лет после прихода к власти. Первая конституция была принята в 1924 году, тоже далеко не сразу.
Власти талибов в Кабуле всего лишь год, так что стоит посмотреть на них в контексте исторических аналогий.
– А если сравнивать современное положение Афганистана с ситуацией при правительстве Ашрафа Гани?
– Сравнение со временами Гани и Карзая (президент Афганистана в 2004-2014 гг. – ред.), то есть временем под американским управлением, не показывает чего-то более позитивного.
Все парламентские и президентские выборы того периода неоднозначны, поскольку утверждение их результатов осуществлялось Госдепартаментом США, а не каким-то органом, отражающим представления афганского электората.
Вернемся к вопросу о внутриполитической борьбе в Афганистане. Без нее нормальный политический процесс не существует. Другое дело, в какой форме осуществляется политическое противостояние. Желательно, чтобы это происходило в мирных цивилизованных формах.
В этом смысле происходящее в Афганистане нужно разделять на два процесса. Это, во-первых, взаимоотношения внутри самого движения «Талибан». Движение неоднородно, что очевидно по тому, как исполняются решения руководства, насколько они противоречивы.
Однако требовать от партизанского движения, каковым являлись талибы до прихода к власти, чтобы оно в течение года полностью консолидировалось и установило некую вертикаль власти, пришло к централизации и единству принятия решений, – достаточно бессмысленно.
Другое дело, что политический процесс обходится без каких-то противоречий, которые бы выражались в серьезных боевых столкновениях. Все происходит достаточно мирно, талибы проводят довольно системные реформы в стране.
Иногда вторым элементом внутриполитической борьбы называют антиталибские и террористические группировки на территории Афганистана. Вот они как раз используют исключительно силовые, диверсионные методы борьбы с движением талибов.
Эти силы немногочисленны, и те, и другие во многом виртуальны, никто из них не контролирует критически важные территории в пределах Афганистана.
Характерный случай: недавно бойцы Фронта национального сопротивления Афганистана (ФНСА) вошли в пару кишлаков в районе Хост ва-Ференг в провинции Баглан, где не было военных формирований «Талибана» – представители ФНСА сорвали флаг талибов, повесили свой, все это под камеру для сайтов и соцсетей, и ушли.
Это такой яркий пример, который применим ко многим происходящим ситуациям, когда речь идет об активности антиталибских или террористических формирований в Афганистане.
Ни антиталибские фронты, ни откровенные террористические группировки я не считаю субъектами афганской политики.
У них нет никакой представительской базы, ни у кого из них нет значимой поддержки со стороны населения.
Вот «Талибан» в период войны с режимом Гани и с американцами в последние годы был реальным субъектом политики в государстве.
Во-первых, здесь важен даже просто масштаб движения. Во-вторых, в значительной части регионов страны талибы имели поддержку.
– Вопрос признания режима талибов у власти некоторые политики и эксперты уже называют второстепенным. Ряд стран – Китай, Россия, Пакистан, Туркменистан – сохранили свои посольства в Кабуле и аккредитовали у себя талибских дипломатов. Многие государства региона проводили переговоры с дипломатами из «Талибана» как представителями официального Кабула. Насколько сегодня объективно необходимо признание «Талибана» для развития самого Афганистана и какие есть альтернативы этому механизму «признания»?
– Признание осуществляется исключительно на двустороннем уровне – при установлении дипломатических отношений.
Многие страны сохранили свои посольства в Кабуле, а ряд государств, которые Вы упомянули, еще и аккредитовали дипломатов-талибов. Конечно, пока не в статусе послов, а в статусе временных поверенных, но тем не менее это уже определенный не только де-факто, но и де-юре, диалог, а значит – есть определенный уровень признания.
Ряд государств проводит переговоры с дипломатами «Талибана», то есть с теми, кто де-факто представляет страну.
Смешно, что сегодня кое-где остаются посольства прежнего правительства Афганистана, которые не признают движение «Талибан» и продолжают отражать интересы прежнего режима у власти, которого на деле не существует.
Самый забавный кейс – временный поверенный в делах Афганистана при ООН Насир Ахмад Фаик, который не представляет интересы ни прежнего правительства Гани, от которого он публично отмежевался, ни «Талибана», против которого он выступает.
Фаик в ООН просто голосует по антироссийским резолюциям, поддерживает западную позицию. Вот здесь вопрос о легитимности можно ставить.
Я думаю, что мантру о признании «Талибана» как панацее от всех проблем, нужно прекращать.
Так же, как и бессмысленно апеллировать к признанию/непризнанию талибского режима в ООН. Нужно уже понять, что ООН находится на периферии международных процессов. Если посмотреть в ретроспективе, то эта организация не была важным фактором при урегулировании ни одного конфликта в мире за последние 30 лет.
Афганистан, с точки зрения беспомощности ООН, наверное, самый яркий пример.
Поэтому с Афганистаном евразийским странам нужно работать на двустороннем и региональном уровне и осуществлять конструктивное взаимодействие. Недавно китайская сторона выразила эту позицию, разделяет ее и Россия, и большинство стран региона.
Понятно же, что если социально-экономическая ситуация не будет улучшаться, то это будет подталкивать население Афганистана идти в ряды деструктивных движений, диверсионного террористического характера, что усугубит ситуацию с безопасностью.
Поэтому нужно конструктивно работать с той властью, которая есть, и прежде всего в области экономики. Вот, на последней конференции в Ташкенте повестка переговоров с талибами была в этом смысле весьма позитивна и посвящена конструктивному взаимодействию: вопросам экономики, трансграничных проектов как факторов, обеспечивающих безопасность.
Хотел бы отметить важный аспект этой ташкентской конференции. В предыдущие два десятилетия в Лондоне, Токио, Женеве, еще где-то проводились мероприятия стран-доноров Афганистана. Доноров! Есть известная притча на этот счет: «Дай голодному рыбу – и ты накормишь его на один день. Дай ему удочку, научи ловить рыбу – и ты накормишь его на всю жизнь».
Сейчас речь идет не о донорстве, в зависимости от которого находилась вся социально-экономическая сфера Афганистана, речь идет о развитии государства.
Допускаю, что в сентябре на саммите ШОС в Самарканде, вопрос Афганистана будет одним из главных, и в формате
ШОС будет выработано общее мнение по повестке.
Против конструктивного взаимодействия может быть только Таджикистан, его позиция по вопросу среди всех региональных игроков достаточно маргинальна на сегодняшний день.
– Уже в августе пройдет Экономический форум ШОС и, вполне возможно, что какие-то экономические инициативы, связанные с Афганистаном и с включением Афганистана в региональную связанность, тоже будут?
– Экономический форум ШОС может что-то решить в вопросах интенсификации товарооборота с Афганистаном и финансовых трансферов.
С того момента, как финансовая ситуация в мире изменилась на фоне антироссийских санкций и контрсанкций уже от России, возникла проблема.
Многие афганские компании – импортеры, которые имеют деньги, не могут осуществлять платежи в страны Центральной Азии. То есть не могут оплачивать поставки тех товаров, которые жизненно необходимы – продовольствие для Афганистана, энергоносители и др.
Кроме того, Амирхан Муттаки, исполняющий обязанности министра иностранных дел Исламского Эмирата Афганистан, в Ташкенте сейчас уже заявил о стремлении талибов превратить Афганистан в большой трансграничный региональный хаб. Это тоже заявка к обсуждению тематики уже со странами формата ШОС.
– Для региона Центральной Азии важно включение Афганистана в региональные транзитные цепочки, в том числе, в направлении Южной Азии. Какие трансграничный проекты сегодня в приоритете для талибов и для государств региона в целом?
– При упоминании трансграничных проектов для Афганистана первое, что вспоминается, это трансафганская железная дорога, проект газопровода ТАПИ, и CASA-1000, в котором должны быть задействованы Кыргызстан и Таджикистан.
В рамках того разворота на Восток, который сейчас объявлен Россией, все эти проекты могут поменять свое содержание и смыслы.
Скажем, в электроэнергетике с российской стороны уже были продекларированы намерения о создании энергомоста Юг Сибири – Казахстан – Кыргызстан.
Таджикистан недавно довел свою часть ЛЭП CASA-1000 до афганской границы. Я думаю, что нужно высчитать момент, когда строительство в Афганистане станет возможным, и проект может быть реализован уже как большой трансграничный энергомост, соединяющий Россию с территорией Пакистана, а может быть, и Индии.
Здесь можно задействовать киргизские возможности, которые являются сезонными, а сезонные недостатки закроются, например, переброской российской энергии предположим, в летний период.
Проект затевался под американской эгидой, почему бы России не взять инициативу в свои руки, включив в нее свои интересы…
Между Кыргызстаном, Узбекистаном и Казахстаном уже налажено взаимодействие по восстановлению единой энергосистемы региона, которая функционировала в советское время.
CASA-1000 могла бы быть включена в новое единое энергокольцо, которое будет работать на интересы стран региона, на интересы России, позволяя регулировать перетоки электроэнергии в зависимости от сезонности и т.п.
Что касается трансафганской железной дороги Мазари-Шариф – Кабул – Пешавар, то, как я думаю, у России, до последних событий, связанных с противостоянием с Западом, было довольно равнодушное отношение к этому проекту, поскольку наша экономика была сильно ориентирована на западное направление и на Китай, а не на Южную Азию.
Сейчас в рамках разворота на Восток, интересы меняются. Поскольку на уровне Ташкента, Кабула и Исламабада уже решен вопрос о том, что по территории Афганистана будет проходить колея российского стандарта – это большой рынок возможностей для российских железных дорог, для российских производителей и др.
Теперь трансфганский проект был бы очень выгодным для России – это выход на порты Индийского океана через железные дороги.
Узбекистан уже заявил о том, что они начинают прямые полевые исследования маршрута, это значит, что маршрут не до конца утвержден. И здесь есть интересный и важный момент.
Существует версия этого маршрута, по которой железная дорога должна пойти не через перевал Саланг – а это безумно сложно и очень дорого, а пойти по более длинному маршруту через Бамиан и уже южнее Гиндукуша выйти на Кабул.
Эта дорога была бы длиннее, но, во-первых, способствовала бы и развитию центральных провинций Афганистана, была бы технологически легче и дешевле в силу более простого ландшафта, снизила бы и конкурентную борьбу вокруг этих коммуникаций.
Ведь дорога через Саланг на Кабул будет игнорировать интересы Ирана, а вот если бы маршрут пошел через Бамиан, где живут хазарейцы – шииты, то Иран бы очень быстро реанимировал существующий проект железной дороги из Герата до Бамиана. В итоге Афганистан получил бы сразу несколько магистралей, Иран – выход на Центральную Азию и Пакистан.
Эта дорога была бы интересна и Китаю. В Бамиане и соседней провинции Майдан-Вардак, кстати, существует еще и очень большое месторождение железных руд Хаджигак, где работают индийские компании. Индия была бы в этом проекте тоже заинтересована.
– Пакистан, Индия, Китай, Центральная Азия, Иран и Россия – все заинтересованы, все страны ШОС.
– Все верно. Второй момент, связанный с трансафганскими проектами, это, конечно, безопасность.
Если Узбекистан сейчас начнет полевые исследования, то будет понятнее ситуация и с безопасностью в Афганистане, насколько она будет обеспечена.
Афганистан обречен на то, что по территории страны будут проходить колеи двух разных стандартов, но можно выиграть как раз на строительстве перегрузочных терминалов, где будут созданы дополнительные рабочие места.
Такой терминал можно создать в Бамиане как своеобразный железнодорожный хаб для центральной части Афганистана.
Я, кстати, долго критично относился к этому строительству в целом, но год нахождения «Талибана» у власти в Афганистане создает определенные перспективы для трансфаганских проектов. Особенно на фоне глобального противостояния, а оно очень надолго.
– Одно из основных обещаний талибов – «мирный Афганистан». Насколько сегодня это обещание удалось выполнить, кто противодействует талибам на территории страны, какие угрозы остаются актуальными? Есть интересный прецедент, когда не так давно официальный Кабул и официальный Ташкент вместе проводили расследование по попаданию снарядов с территории Афганистана на территорию Республики Узбекистан.
– Угрозы безопасности в Афганистане я бы разделил на две составляющие.
Первая группа угроз касается террористических группировок, Исламского государства и других помельче.
Россия и Центральная Азия, Иран, Китай, в частности, заинтересованы в том, чтобы эти угрозы минимизировать и нейтрализовать, так что в минимизации таких рисков для Афганистана можно и нужно участвовать.
Прецедент с расследованием Кабула и Ташкента – на самом деле очень важный и достоин того, чтобы быть продолженным в широкой, уже на уровне региона, практике.
Страны Центральной Азии, Россия, Китай, Иран и Пакистан располагают немаленькими возможностями по отслеживанию активности экстремистов и террористов, включая спутниковую разведку.
Все страны ШОС могли бы активнее делить разведывательными данными о конкретных группировках, действующих на афганской территории.
Не нужно никому вводить войска в Афганистан, нужно просто помочь самим талибам в определении источников угроз и их устранении.
Что же касается второго типа угроз – от диверсионных антиталибских группировок, то здесь многое будет зависеть от того, как к ним будет относиться ряд внешних акторов.
Учитывая множество апелляций того же Фронта национального сопротивления, других подобных организаций к западным странам, – они свой выбор в большом геополитическом противостоянии уже сделали. Не думаю, что нашим странам есть смысл относиться к подобным движениям лояльно.
Кроме того, есть риск, что на каком-то этапе западные страны могут почувствовать интерес к эскалации нестабильности в Афганистане и начнут финансировать эти группировки.
В частности, тот же ФНСА в своих заявлениях выражает надежду на победу республиканцев на выборах в конгресс в США, поскольку республиканцы декларируют необходимость оказания помощи антиталибским силам в Афганистане.
Так что думаю, что сейчас нужно помочь «Талибану» в стабилизации ситуации с террористическими группировками, а с политическими силами взаимодействие пускай происходит у талибов как у единственной сегодня реально существующей политической силы в Афганистане внутри страны – это внутриафганское дело...
Правила комментирования
comments powered by Disqus