Все происходящие в мире события справедливо рассматриваются на фоне украинского кризиса. От этого, увы, никуда не деться, даже если та или иная ситуация непосредственно с ним не связана. В актуальном контексте Афганистан не исключение. Эта страна – объект конкуренции между конфликтующими сторонами – Западом, главным образом Соединенными Штатами, и Россией. Интересы и цели внешних акторов выглядят порой неоднозначно и даже противоречиво.
В Вашингтоне вполне искренне хотят добиться стабильности в Афганистане. Во-первых, таким образом США подтверждают свой международный авторитет, способность оказывать позитивное воздействие в самых острых конфликтных ситуациях – американцы в Афганистане выступают миротворцами. Во-вторых, стабильность в этой стране уменьшает угрозу для его соседей, прежде всего в Центрально-Азиатском регионе. Если ее уровень снизится или сведется к минимуму, то это неизбежно девальвирует значимость созданной Россией Организации Договора о коллективной безопасности, так же как и значение российского военно-политического присутствия в Центральной Азии.
В-третьих, несмотря на "вменяемость" пришедшего к власти в 2021 году движения "Талибан" (террористическая организация, запрещенная в РФ), угроза исходящего с афганской территории экстремизма и терроризма по-прежнему существует. Там действуют несколько террористических организаций, включая "Исламское государство" (ИГ, запрещена в РФ), и их поведение непредсказуемо.
В-четвертых, своего рода миротворческая работа Соединенных Штатов призвана ограничить активность их соперников, прежде всего России и Китая.
С другой стороны, в афганской политике Вашингтона есть и иное, противоположное направление, а именно – "отрабатывать" талибский Афганистан как угрозу для его северных соседей, а также для Китая.
Здесь показательны проводимые еще с 2004 года американским Центральным командованием совместные со странами Центральной Азии военные учения. В нынешнем году в них, помимо стран региона (Туркменистан участия не принимает), участвуют Монголия и Пакистан. Целью учений, как и прежде, предупреждение внешней агрессии и борьба с терроризмом.
В предыдущие годы в Москве к этим учениям относились достаточно спокойно, даже снисходительно. Но в нынешней обстановке они видятся вызовом России, особенно если учитывать, что в них принимают участие государства ОДКБ. Нужно отметить и то обстоятельство, что в рамках этих учений отдельно проводятся совместные "маневры" американских и таджикских подразделений, для чего в Таджикистан была доставлена американская военная техника, включая вертолеты и бронетранспортеры. Тем самым Вашингтон продемонстрировал понимание позиции Душанбе, который в последнее время постоянно напоминает об угрозе Таджикистану со стороны талибов. В Москве такую угрозу полагают преувеличенной. "Тренировки" таджиков и американцев вызывают в Кремле немалое раздражение. Близкие к нему "аналитики" рассуждают о том, что ответом на слишком тесное, по их мнению, такого рода сотрудничество могут стать ответные меры, в частности касающиеся таджикской миграции в России, а также связанные с переоценкой сепаратистского движения в Нагорном Бадахшане.
Наконец, действия в Афганистане исламских экстремистов представляют "неудобства" для Китая, где остаются нерешенными проблемы исламо-уйгурского радикализма, который имеет, пусть и незначительную, подпитку из Афганистана, что создает Пекину дополнительные сложности в мусульманском мире, с которым он пытается выстраивать дружественные отношения. То же обстоятельство препятствует Китаю укрепить свои позиции и в самом Афганистане. Вашингтон такая ситуация устраивает.
Россия также позиционирует себя как миротворца, причем как в отношениях между "Талибаном" и остальным миром, так и в самом Афганистане, где многие еще помнят контакты Москвы с Ахмад-Шахом Масудом, который на исходе 1980-х годов искал компромисса с советским руководством.
Москва, несмотря на то что в российских СМИ движение "Талибан" положено определять как "запрещенное в России", беспрестанно общается с его представителями и даже налаживает с ним некое подобие экономических связей. В афганской столице этому только рады. Недавно Кабул предложил России закупить у нее 1 млн барр. нефти. Поскольку у Афганистана недостаточно финансовых средств для подобной сделки, его представители предложили, чтобы она носила характер бартера. (По этому поводу в интернете шутили, что в обмен на нефть Афганистан будет поставлять России опиум и восточные ковры.)
Активность России на афганском направлении демонстрирует центральноазиатским соседям ее способность содействовать стабильности в Афганистане, а также ее влияние на стоящих у власти талибов. Это лишний раз подчеркивает ее роль как гаранта безопасности в регионе.
В то же время исходящая из Афганистана потенциальная угроза (сегодня она значительно меньше, чем в недавние времена) остается едва ли не главной причиной важности российского военного-политического присутствия в Центральной Азии, а также роли ОДКБ. Чем выше исходящая от афганской исламистской экстремы опасность, тем большая заинтересованность в военном сотрудничестве с Россией должна проявляться в центральноазиатских столицах.
Понимание талибской угрозы не везде одинаково. Если в Казахстане, Кыргызстане и особенно в Узбекистане талибов рассматривают уже не как исключительно врагов и стремятся к достижению с ними взаимопонимания (характерно, что на состоявшейся недавно в Ташкенте конференции по Афганистану речь шла не о политике, а об экономике, в частности о перспективах инвестиций в эту страну), то руководство Таджикистана в силу ряда причин постоянно напоминает, что режим в Кабуле ему враждебен и для противодействия ему Душанбе нуждается в военной помощи Москвы. Позиция таджикского президента создает для российской политики некоторые сложности, поскольку, как уже отмечалось, в Кремле воспринимают талибов достаточно спокойно. Впрочем, в то же время таджикская позиция в каком-то смысле выгодна России, поскольку постоянно напоминает об угрозе экстремизма, в чем она (Россия) заинтересована.
В 2008 году тогдашний госсекретарь США Кондолиза Райс поведала бывшему послу Великобритании в Афганистане Шерарду Компер-Коулсу такую историю. Некий американский чиновник сказал ей: "Госпожа секретарь, мы побеждаем, но это как-то не чувствуется". На что Конди ответила: "Если вы побеждаете, но этого не чувствуете, значит, вы проигрываете". Аналогии часто звучат неубедительно, но все же попробуем наложить ее высказывание на нынешнюю ситуацию. Вроде все идет хорошо. Но полного ощущения успеха ни у Вашингтона, ни у Москвы не замечено.
На Западе (и не только) до конца не разобрались, что такое Афганистан. Может быть, ближе всех к его постижению подошли некоторые советские и американские генералы, честно признавшие обреченность всякого военного вторжения в эту страну.
Афганскую специфику, обособленность не всегда адекватно воспринимают даже в мусульманском мире, где многим Афганистан видится "особым случаем", неким гипертрадиционалистским исключением из тяготеющего к модернизации мусульманства.
20 лет назад выдающийся востоковед Виктор Коргун писал: "Современная ситуация в стране не поддается однозначной оценке. Ясно одно: режим талибов прочно утвердился на большей части территории Афганистана…"
С тех пор ничего принципиально не изменилось. Афганистан остается талибским, хотя сами талибы стали более умеренными, готовыми к диалогу. Их движение неоднородно, и в нем существенное влияние сохраняет радикальное крыло – хакканисты и пр. По мнению главы Российского совета по международным делам Андрея Кортунова, "очень важно, чтобы базовые ожидания международного сообщества от новой власти в Кабуле не выходили за рамки разумного, то есть не предполагали одномоментного и фундаментального изменения природы". К счастью, эти ожидания пока вменяемы – никто не настаивает на построении социализма или на мгновенном приобщении его к демократическим ценностям.
Вопрос: чего хотят нынешние кабульские талибы? Как представляется, во-первых, они во что бы то ни стало жаждут свою власть сохранить, а во-вторых, ради этого сотрудничать готовы со всеми, кто будет относиться к ним с пониманием. Они за стабильность. И им доверяют все больше.
Талибами невозможно манипулировать. С ними можно только договариваться. Попытки что-либо навязать талибам приведут к усилению в их среде экстремистских настроений, и тогда все пойдет по кругу.
Сегодня имеет место своего рода конкуренция за талибов, в которой участвуют Китай, Пакистан, Иран, Индия и, разумеется, Россия и США. Ни Кремль, ни Белый дом проигрывать не намерены.
Недавно имевшее место, пусть осторожное, взаимодействие России и США в "афганском вопросе" невозможно. Спецпредставитель президента РФ Замир Кобулов сказал, что диалог России и США по Афганистану не ведется: "...у нас нет общих тем для разговора". Показателен подготовленный Республиканской партией США доклад, в котором, в частности, говорится, что "в Афганистане остаются сотни подготовленных американскими инструкторами бойцов спецподразделений и других бывших сотрудников служб безопасности, которые могут быть завербованы или принуждены к работе на какие-либо страны из числа противников США, которые поддерживают присутствие в Афганистане, включая Россию, Китай или Иран".
Ныне политики и обслуживающие их эксперты – а пропагандистов и поминать нечего – без умолку твердят о сотворении "нового мира". Профессиональным же историкам известно, что "новый мир" появляется регулярно с античных времен, а с учетом Древнего Востока – еще раньше. Мир всегда менялся качественно, однако и оставался прежним: кризис отношений между Западом и Востоком существовал всегда. Любопытно, насколько в ближайшие годы маргинализируются или нет все конфликты, в том числе афганский, кроме украинского. Уйдет ли Афганистан на периферию глобальной политики или останется ее важным фактором? Мое мнение – останется. Тем более что этот конфликт, хоть и региональный, продолжит влиять на отношения между Западом и Востоком, да к тому же провоцировать активизацию терроризма. Предсказать, как пойдут дела в Афганистане и вокруг него, более чем сложно.
Афганистан ни на кого не похож.
Правила комментирования
comments powered by Disqus