Центр евразийских исследований СПбГУ, Центр евроазиатских исследований ИМИ МГИМО и Информационно-аналитический центр МГУ провели очередной ситуационный анализ на тему «Центральная Азия и страны Ближнего Востока и Южной Азии: проблемы и перспективы взаимодействия».
В дискуссии приняли участие профессор Новосибирского государственного университета В. Н. Пластун, старший научный сотрудник Центра ближневосточных и африканских исследований ИМИ МГИМО МИД России Г. Г. Мачитидзе, эксперт из Казахстана С. М. Акимбеков, директор Центра изучения проблем европейской интеграции из Беларуси Ю. В. Шевцов, директор Центра исследовательских инициатив Ma'no из Узбекистана Б. И. Эргашев, эксперт из Киргизии М. О. Сариев. Инициатор ситуационных анализов и модератор дискуссии - ведущий научный сотрудник Центра евроазиатских исследований ИМИ МГИМО МИД России и профессор СПбГУ А. А. Князев.
Оглавление
Центральная Азия прокладывает новые транспортные коридоры
Путь на юг
Китай – Киргизия – Узбекистан
Пакистан настроен всерьез
Турция усиливает присутствие в Центральной Азии
Беларусь - путь на восток
Конкуренция в Центральной Азии
Иран развивает отношения с Центральной Азией
Россия в Центральной Азии - оценка транспортных проектов
Что Иран может дать Центральной Азии?
Нас беспокоит «Талибан»*
Будет ли вторжение из Афганистана в Центральную Азию?
Нужно ли помогать талибам*?
Как складываются взаимоотношения талибов* с Пакистаном и Китаем?
Про Ближний восток, Пакистан и ислам
Центральная Азия столкнется с неклассическим исламом
Киргизия и радикальный ислам
Идеологическое влияние Турции и Пакистана в Центральной Азии
Киргизия как полигон для радикальных идей
Вперед, в будущее!
Будущее Центральной Азии и конфликт на Украине
Три вопроса, определяющие будущее Центральной Азии
Цель ситуационного анализа - обмен экспертными мнениями в оценке взаимоотношений стран Центральной Азии с целым «поясом» стран, которые не могут быть непричастны к процессам в регионе: это Турция и Индия, Иран, Пакистан и Афганистан, Саудовская Аравия и другие арабские страны Ближнего Востока. Даны были оценки месту и роли стран Ближнего Востока и Южной Азии во внешнеэкономическом сотрудничестве и в инфраструктурных трансграничных проектах для Центральной Азии. Хотя, по общему мнению участников, вопросы, связанные с Афганистаном, заслуживают отдельного рассмотрения, без афганской тематики в ходе ситуационного анализа также не обошлось. Не обошлось и без оценок, связанных с Турцией, несмотря на то, что «турецкий вопрос» уже был темой отдельного ситуационного анализа. Эксперты также обратили особое внимание на вопросы деструктивных влияний и вопросы конкуренции внерегиональных акторов в регионе, как и в целом происходящие в регионе изменения геополитического характера.
Путь на юг
По мнению Султана Акимбекова, «после прошлогодней истории с уходом американцев из Афганистана актуализировался, собственно, главный вопрос: когда и возможно ли вообще построить транспортный коридор в южном направлении. Узбекистан, Туркменистан, да и все страны региона в целом, выступают за эти проекты. Даже Индия, которая в прошлом году достаточно критически относилась к движению «Талибан»*, тем не менее уже отправляет грузы по этому маршруту».
Главный вопрос - за счет чего строить, при том что с учетом большого количества заинтересованных игроков вероятность реализации очень высока. Для Узбекистана, Туркменистана это очень серьезные новые рынки, это и возможность выхода на наиболее близкие морские порты. Понятно, что возить грузы до других, более отдаленных портов в большой Евразии для этих стран не очень целесообразно. С экономической точки зрения Казахстан также может быть заинтересован, потому что Казахстан вообще хотел бы в идеале находиться на перекрестке главных торговых путей в Евразии.
Китай – Киргизия – Узбекистан
Марс Сариев в большей мере акцентировал внимание на проекте железной дороги Китай - Киргизия - Узбекистан и далее в Европу. «Там уже решен вопрос о колее, колея будет из Кашгара идти через перевал Торугарт и через долину Арпа до Казармана. А там уже Узбекистан начинается, и там будет меняться колея на советский формат, чтобы перейти в Узбекистан… Я до последнего времени думал всё-таки, что строительство этой железной дороги усиливает влияние Китая… И я думал, может, противодействие будет какое-то? Контрпроект со стороны Турции, распространение проекта «Турана»? Но я этого не вижу, потому что Западу эта дорога выгодна, пусть даже они понимают, что влияние Китая расширяется, и интерес Запада в том, чтобы не противодействовать трансконтинентальной железной дороге. Если Китай построит эту железную дорогу, то, соответственно, усиление Китая должно неизбежно в будущем привести к столкновению с Россией». В этом и интерес Запада.
Пакистан настроен всерьез
Бахтиёр Эргашев полагает, что как в вопросе о трансафганских транспортных проектах, так и в целом с точки зрения вхождения в регион внешних игроков из числа рассматриваемых стран, «надо рассматривать Пакистан, который серьезно намерен входить в Центральную Азию, и у него есть для этого потенциал, и у него есть для этого возможности... Сейчас сменилось правительство в Пакистане, и оно уже более равнодушно относится к строительству трансафганской железной дороги Мазари-Шариф - Кабул - Пешавар. Но если завтра Имран Хан вернется, то начнется новое возрождение этой идеи, и я думаю, что эта дорога будет построена, и она нужна, она стратегически важна…
Вопрос в том, какие у нас приоритеты, что у нас важнее. Я всегда исхожу из того, что для нас важнее железная дорога Китай - Киргизия - Узбекистан. Потом уже южное направление, но при этом трансафганский вариант должен быть следующим после того, как мы выйдем на Чабахар, в Иран. Потому что Иран - это не Афганистан, Иран -серьезное государство, которое вкладывает деньги в реконструкцию железных дорог, в электрификацию». «… Но там есть проблемы логистического характера, потому что емкость пропускная очень слабая, - замечает, говоря об иранском транспортном направлении Султан Акимбеков. - Например, направление, которое идет через Туркменистан, к сожалению, недостаточно для бóльших объемов, там надо очень серьезно инвестировать в проходимость, в организацию перевозок, в условия контроля пропускных пунктов».
А Бахтиёр Эргашев, продолжил: «Учитывая потенциал Пакистана в случае, если в правительство ИРП вернутся сторонники реализации проекта Трансафганского железнодорожного коридора, будет очень серьезный прорыв. Уже сейчас перевозки автомобильным транспортом из Пакистана через Афганистан в Узбекистан дают серьезные цифры и показывают, насколько большой потенциал будущего экономического партнерства существует между Пакистаном и Узбекистаном, Пакистаном и странами Центральной Азии».
Турция усиливает присутствие в Центральной Азии
Бахтиёр Эргашев обратил также внимание на динамику происходящих изменений: «По итогам 2021 года Турция стала третьей страной по объемам иностранных инвестиций в Узбекистане, после России и Китая. А по итогам первого полугодия 2022 года Турция обогнала Китай, и теперь она уже второй инвестор Узбекистана после России. И это при том, что до 2017 года она не входила даже в первую десятку инвесторов. Турция по итогам 2022 года будет четвертым внешнеторговым партнером Узбекистана после России, Китая и Казахстана… Я думаю, что тренд на усиление и увеличение присутствия Турции в экономике будет продолжен, и это формирует несколько других вопросов. Например, насколько в этом процессе будут активны Иран и Пакистан?..».
В продолжение Александр Князев задался вопросом: «А Саудовская Аравия в этом списке есть? Нет?». Бахтиёр Эргашев не очень высоко оценивает возможности Саудовской Аравии: «Из нее инвестор так себе, даже ОАЭ инвестируют больше, чем Саудовская Аравия. И я, честно говоря, не очень понимаю, почему вы делаете упор именно на Саудовскую Аравию. У ОАЭ даже больше инвестиций в экономику Узбекистана, чем у Саудовской Аравии. И в перспективе я не думаю, что она будет очень активно инвестировать и займет серьезное место среди инвесторов».
Беларусь - путь на восток
Юрий Шевцов предложил не забывать и о других направлениях внерегионального сотрудничества: «Белорусский фактор для того региона, который мы рассматриваем, он малозаметен, но он есть и будет усиливаться. Беларусь выдавливают из Европы, и, самое главное, у нас подвисла вся многолетняя стратегия отношений с Азией, когда большая ставка делалась на транзитное положение Беларуси. Сегодня транзит по линии нового «великого шелкового пути» и других коммуникаций - он идет, он не перекрыт, но уже понятно, что он «висит на волоске».
У нас происходит выработка новой стратегии присутствия на Востоке в рамках общего курса под названием «разворот на Восток». Эта новая стратегия присутствия в Центральной Азии, на мой взгляд, будет заключаться в следующем моменте. Беларусь не полезет ни в какие политические и особенно идеологические сферы, прямо не касающиеся вашего региона. Эти вопросы будут решаться в Москве, и у нас будут подстраиваться под эту политику. А вот что будет собственно белорусского, так это стремление к инвестиционному сотрудничеству… Выстроить нормальное торговое взаимодействие с вашим регионом нам очень сложно в силу транспортных соображений. Поэтому ставка будет на инвестиционное сотрудничество, и здесь есть примеры того, насколько вас может интересовать Беларусь.
В условиях нашей политической системы и структуры экономики, где преобладают крупные экспортоориентированные перерабатывающие предприятия, это присутствие обязательно требует найти какие-то стратегически важные проекты для тех стран, куда мы приходим. И я думаю, постепенно они нащупаются, найдутся. А в плане политики - все как у России, с поправкой на маленькое европейское государство. Сейчас Белоруссия оформляет полноценное членство в ШОС и так далее». «Я вообще решил заговорить о повороте на Восток в таком контексте, - отметил Юрий Шевцов, - чтобы понять: а не возникнет ли в контексте роста влияния России и Беларуси, не возникнет ли пространства более жесткой конкуренции с тем «поясом» стран, который у нас вынесен в заголовок мероприятия нашего?».
Конкуренция в Центральной Азии
Продолжая разговор о конкуренции, Бахтиёр Эргашев отметил: «Можно бесконечно много говорить о том, что две подсанкционные страны - Иран и Россия - сейчас начинают сотрудничать, но при этом Иран - это будет жесткий конкурент во многих нишах и будет конкурировать как с Китаем, так и с Россией. Пакистан с его довольно серьезным экономическим потенциалом, который еще в сторону Центральной Азии не заходил, но, если зайдет, это будет конкурент для всех стран: Китая, Турции, России, Ирана… Хотя и не нужно забывать о том, что Пакистан и Китай называют друг друга «стратегические друзья и всепогодные союзники», что не помешает китайскому и пакистанскому бизнесу жестко схлестнуться в конкуренции на полях Центральной Азии...»
«Я думаю, что «разворот на Восток» будет скоро осмысляться в большей степени, чем это происходит сейчас, и не может этот разворот заключаться только в том, чтобы продавать ресурсы в Китай и покупать китайские товары. - отметил Александр Князев. - Этот разворот уже во многом реализуется и «на Юг»: есть Турция с выходом на страны Ближнего Востока и в сторону Африки, есть МТК «Север - Юг» в направлении Ирана. Я думаю, что сейчас будет только расти российский интерес к проекту Трансафганской железной дороги, интересен и сам Центрально-Азиатский регион. Я думаю, это то направление, которое будет сейчас развиваться, поскольку масштабный выход на внешние рынки России в любом случае необходим, а Центральная Азия - это пространство выстраивания этих связей, пространство, которое в новой ситуации получает массу новых возможностей и для себя.
Иран развивает отношения с Центральной Азией
Иранскую тему наиболее полно раскрыл, пожалуй, Георгий Мачитидзе: «Взаимный интерес между странами Центральной Азии и Ираном к развитию отношений существует. В этой связи Иран реализует, например, план создания общей сети железных дорог со странами Центральной Азии, потому что, конечно, они все нуждаются в выходе к мировому океану через Бендер-Аббас и Чабахар. Тем более что уже действует железная дорога из Туркменистана в Иран: Теджен - Серахс - Мешхед. Иранские порты обеспечивают прохождение индийских товаров в Центральную Азию, это очень интересно. Налаживаются контейнерные перевозки из Казахстана в Турцию через Туркменистан и Иран, есть автомобильно-транспортный коридор Иран - Афганистан - Таджикистан - Киргизия...
Россия в Центральной Азии - оценка транспортных проектов
С моей точки зрения, видно, что в условиях санкционного давления на Россию возможно сокращение ее в экономиках центральноазиатских государств, регион старается расширить круг своих зарубежных торговых партнеров в различных областях, что, наверно, естественно, старается диверсифицировать торговые пути. Это опять же, естественно, может привести к сокращению российского присутствия в Центральной Азии. Например, для России создание единой сети железных дорог Ирана с центральноазиатскими государствами может иметь и неоднозначные последствия. Например, реализация проекта железной дороги с европейской колеей может способствовать отрыву среднеазиатских республик от России и в транспортно-технологическом, и в торгово-экономическом отношении. Правда, конечно, об Афганистане в этом контексте мы можем только условно говорить до тех пор, пока там не будет обеспечена безопасность реализации каких-то вообще проектов».
Ремарку относительно вопроса о железнодорожных стандартах внес Александр Князев: «Можно считать это определенной победой Узбекистана, но это победа и для России - то, что по проекту Трансафганской дороги утвержден наш советский, общий с Узбекистаном, формат железнодорожной колеи. В Узбекистане весьма развитая железнодорожная сеть, у других стран региона она поменьше, но везде действует тот же советский формат колеи. Поэтому страны региона будут отстаивать именно этот формат, там, где это возможно, как это получается пока в упомянутом проекте».
Александр Князев не разделяет и пессимизма относительно российского присутствия в регионе. «С августа уже действует восточная ветка МТК «Север - Юг» - из России через Казахстан, Туркмению в Иран и к тем же самым портам, и далее вплоть до Мумбаи, бывшего Бомбея. Думаю, что в этом направлении с российской стороны продолжится активность, что особенно важно для территории России, расположенной восточнее Урала.
Уже на протяжении нескольких месяцев Газпром ведет переговоры с туркменской стороной, и есть предположение, что Россия рассматривает возможность своего участия в строительстве газопровода ТАПИ с тем, чтобы по нему направить газовый экспорт на рынки Южной Азии через страны Центральной Азии. Другое дело, что, если заработает газопровод ТАПИ, объективно возникнет конкуренция с Ираном и нужно искать возможности вовлечения в этот проект иранской стороны.
Я не раз писал уже и по поводу Трансафганской железной дороги: чтобы снизить конкурентность этого проекта опять же с Ираном, нужно Трансафганскую дорогу включить в сферу иранских интересов. Например, провести ее не через Саланг, где это, кстати, и технологически очень сложно, а в сторону Бамиана и Дайкунди, куда с удовольствием придут со своей колеей и иранцы, и все интересы будут объединены и удовлетворены».
Что Иран может дать Центральной Азии?
К вопросу потенциальной конкуренции вернулся и Бахтиёр Эргашев: «У меня очень серьезные дискуссии и в Узбекистане, и с зарубежными коллегами по поводу Ирана и Турции... Как мне представляется, движение Ирана в Центральную Азию - оно только начинается, и Ирану есть что нам предложить в той же военно-технической сфере. Например, у Турции линейка БПЛА ограничивается «Байрактарами», в которых 80–90% - импортные комплектующие, а у Ирана линейка БПЛА значительно больше и производство во многом локализовано. Иран является одним из лидеров в области нанотехнологий.
Иран еще серьезно не заходил в Центральную Азию, но я отмечаю растущую активность иранских компаний, и, наряду с российским направлением, как мне представляется, мы будем видеть серьезный ренессанс узбекско-иранских торговых отношений, казахско-иранских... Алармистские настроения по поводу того, что Турция якобы вытеснит из региона Россию, Иран, Китай, - это большая ошибка. Нужно рассматривать в таком контексте все региональные державы - Пакистан, Иран, Турцию».
Георгий Мачатидзе вернулся к разговору о политических отношениях Ирана с центральноазиатскими государствами, отметив интенсивность контактов и рост договорно-правовой базы этих отношений. По его мнению, «когда Иран говорит о своей важности как транзитной страны, то транзит важен не только сам по себе, за счет транзита Иран получает доступ к внутренним рынкам центральноазиатских государств. Отсюда у Ирана и интерес к созданию зоны свободной торговли с ЕАЭС, с которым, кстати, заключено соглашение о преференциальной торговле, что открывает Ирану доступ к рынку почти в 200 млн человек.
Конечно, продолжил Георгий Мачитидзе, Иран придает огромное значение и сотрудничеству в гуманитарной сфере: здесь особое внимание они уделяют «персидской зоне», где Таджикистан играет ключевую роль. «Поскольку Иран не может в экономическом плане напрямую конкурировать с Россией и Китаем, то в Тегеране выработали такую интересную стратегию, в которой культурное влияние играло бы самостоятельную и отдельную от политико-экономического фактора роль.
Центральноазиатские республики, поддерживая отношения с Ираном, не забывают о негативной роли исламского фактора в политической жизни. Хотя большинство исламистских движений, угрожающих государствам Центральной Азии, и являются суннитскими экстремистскими группировками, которые выступают против шиитской идеологии Ирана. В любом случае можно считать, что религиозная демография в Центральной Азии не столь благоприятна для иранского проникновения, как в Ираке, например, или в Бахрейне.
В сфере безопасности сотрудничество Ирана со странами Центральной Азии у всех центральноазиатских стран обуславливается беспокойством, связанным с Афганистаном. Но отличаются позиции: например, если четыре центральноазиатских государства считают, что талибы* имеют внутреннюю легитимизацию в Афганистане, не имеют внешней, но с ними нужно сотрудничать, взаимодействовать, то Таджикистан занял резкую антиталибскую* позицию. На этой основе Таджикистан пытается привлечь к борьбе с талибами* и Россию, и Иран. В то же время Таджикистан, критикуя талибов*, взаимодействует с афганским «Фронтом национального сопротивления», а поскольку Россия, как считают в Таджикистане, будучи традиционным гарантом безопасности Таджикистана, занята на Украине, то Душанбе в определенной степени рассчитывает и на Тегеран с точки зрения своей безопасности. При этом в Душанбе полагают, что Иран является партнером и России тоже, поэтому это сотрудничество не вызовет тревоги или опасения Москвы. А Тегеран старается вести себя очень осторожно: не только в Центральной Азии, но и в Афганистане. В Тегеране понимают, что без взаимодействия с главными игроками, как Россия и Китай, в борьбе с терроризмом стабилизировать ситуацию в регионе вообще будет невозможно.
Нас беспокоит «Талибан»*…
Афганская тема для стран Центральной Азии была и остается особенной, не обошлось без нее и сейчас. И на короткую реплику Александра Князева - «надо помогать талибам* по восстановлению стабильности» - Георгий Мачитидзе еще более кратко ответил: «Согласен». А Владимир Пластун подытожил: «Талибы* не захватили Афганистан, они просто вернулись», продолжив: «Давайте не забывать, что государство Афганистан организовали те люди, которых мы называем талибами*, именно поэтому они не уступят, они все равно были и будут во главе государства. … «Движение «Талибан»* - это военно-политическая организация афганцев-пуштунов - представителей титульной нации Афганистана».
На первом этапе своей деятельности движение боролось за возврат пуштунов к власти во всех структурах управления страной. На втором этапе основной целью стало освобождение страны от иностранных оккупантов. Именно в эти годы к «Талибану»* присоединились другие вооруженные группировки, непуштунские, движение их принимало, но делиться с ними властью после победы не собиралось и не собирается». «С пуштунами нужно договариваться, иначе никаких железнодорожных и вообще сухопутных путей не будет, потому что, проходя через территорию, которая занимается пуштунами, то есть южнее Гиндукуша, придется договариваться с каждым племенем отдельно, иначе этой дороги не будет, потому что каждому племени придется выделять денежки. Это зависит и от того, как будет вести себя центральное правительство Афганистана, если, например, они не смогут со своими племенами договориться, чтобы они не трогали эту дорогу, то придется довольно трудновато. Китай, Центральная Азия, Россия все мы заинтересованы в первую очередь в безопасности…».
Будет ли вторжение из Афганистана в Центральную Азию?
Иной точки зрения придерживается Марс Сариев: «Весной очень вероятно вторжение со стороны Афганистана диверсионных групп. Афганистан опять превращается в страну, откуда можно ожидать всё что угодно… Ментальность «яростных мулл», которые пришли к власти, «Талибана»* - она совершенно другая. В какой-то степени российская политика отталкивается от европейской ментальности, как бы отождествляя талибов* с собой…
По некоторым данным, еженедельно талибы* получают от 60 до 80 млн долларов от Соединенных Штатов Америки и верхушка «Талибана»* является сейчас одними из самых богатых людей Азии. Поэтому от движения «Талибан»* можно ожидать всё что угодно. Я не верю, что будет какое-то массированное вторжение именно талибов*, но там же масса маргинальных движений, то же «движение Хаккани»*, которое близко к «Аль-Каиде»*, там ИГИЛ* себя неплохо чувствует, и из Вазиристана перемещаются группы «Исламского движения Восточного Туркестана»* на север…
Если талибы* очень сильно будут завязаны на западные деньги, то, соответственно, можно ожидать всё что угодно весной следующего года. Я думаю, это ошибка в подходе: в том, что мы хотим представить талибов* как людей, с которыми можно договариваться, а там другая ментальность…
Нужно ли помогать талибам*?
Принципиально иная позиция у Александра Князева: «Талибы* - это надолго. Электоральная база «Талибана»* намного шире, чем та, которую имело предыдущее правительство Ашрафа Гани. Это сельское население, которое составляет подавляющее большинство населения Афганистана, и власть движения талибов* уже является и будет являться более устойчивой, чем предыдущая. Нужно помочь «Талибану»* в борьбе с ИГИЛ* и другими подобными группировками, например, предоставлением им информации антитеррористического характера. Например, через структуру РАТС ШОС. Есть, кстати, предложение спецпредставителя президента Ирана по Афганистану Хасана Каземи Куми, который предлагает помочь талибам* развединформацией, обучением антитеррористического персонала и соответствующим оборудованием. Я с ним полностью согласен».
Как складываются взаимоотношения талибов* с Пакистаном и Китаем?
В продолжение Георгий Мачитидзе отметил, что талибы* включили в себя большое количество различных [этнических] групп, и сейчас себя позиционируют как общеафганское движение. «Что касается Хаккани, я всегда был не согласен с тем, что Хаккани отделяют от других талибов*. Это западная трактовка». Эксперт также отметил, что талибы* в настоящее время «с некоторым опасением относятся к политике Пакистана… Нужно сказать, что они ведут довольно независимую политику от Пакистана, который им помогал на протяжении последних двадцати лет...».
Бахтиёр Эргашев вообще предполагает, что талибы* во многом зависят от Китая и события 15 августа 2021 года, приход талибов* к власти - это во многом было сделано на деньги Китая, который серьезно работал с талибами* и смог их руками выгнать американцев… В вопросах безопасности в Центральной Азии нужно исходить из того, что ни Россия, ни Китай не заинтересованы в дестабилизации: одна - своего южного «подбрюшья», другая - своих тылов с запада.
Про Ближний восток, Пакистан и ислам
Во внешнем влиянии на Среднюю Азию, говорит Султан Акимбеков, есть другой немаловажный аспект: мы совсем недавно находимся во взаимодействии с исламским миром, а до этого 70 лет мы были изолированы от него, и все процессы, которые проходили в исламском мире, они прошли мимо нас. Конечно, у каждого есть своя собственная традиция: у Узбекистана и Таджикистана она одна, у бывших кочевых народов она другая.
Центральная Азия столкнется с неклассическим исламом
Все мы, считает Акимбеков, оказались в ситуации эдакого tabula rasa** в религиозном плане. Это привело к тому, что очень сильно распространилась идеология, которая нетипична для этого региона. Если мы в отношении Узбекистана можем говорить о восстановлении, скажем, более традиционных форматов, то для Казахстана и Киргизии больше характерны, для Казахстана особенно, другие формы, здесь очень много салафитских движений, других внешних по отношению к региону религиозных течений.
Мы можем столкнуться с огромной проблемой в будущем, ведь у того же движения талибов* распространена деобандийская версия ислама, а в нашем регионе деобанди никогда не было, и это новое для нас явление. А уже есть такая информация, что в Северном Афганистане создают медресе по образцу тех, которые существовали в пакистанской Северо-западной пограничной провинции, и в эти медресе уже набирают выходцев из Средней Азии. И это те самые структуры деобандийского толка, которые практикуют совсем не классический подход к исламскому образованию.
Киргизия и радикальный ислам
Марс Сариев не видит «очень сильного влияния с Ближнего Востока», отмечая при этом активность в последнее время ОАЭ в экономической сфере. «Эмираты, Саудовская Аравия и т. д. заинтересованы в проникновении в Киргизию. Запад тоже в этом заинтересован, потому что в этом содержится и большая потенциальная угроза, она скрытая пока, как бы вещь в себе, это радикальная религиозная составляющая… Религиозная ситуация в Киргизии носит во многом и без того радикальный характер, в то время как в том же Узбекистане преобладает ханафитский мазхаб, там власть контролирует нормальные течения. А вот именно салафитского толка или «Таблиги Джамаат»*, именно такие радикальные течения действуют в Киргизии, и в Казахстане тоже были прецеденты. Пока в политике это не чувствуется, но я думаю, что это вопрос будущего.
Большинство мечетей в Киргизии - турецкие, Саудовская Аравия вкладывается, Катар, Кувейт... Религиозные служители зависят от финансирования с Ближнего Востока. Что касается Ирана, то Иран на самом деле очень хорошо представлен в Киргизии: есть, например, представительство информационного агентства «Фарс Ньюс», которое является «детищем» Корпуса стражей Исламской Революции. Но я не вижу здесь активности в религиозном плане. Я думаю, что Иран просто старается не выпускать Киргизию из зоны внимания...
Идеологическое влияние Турции и Пакистана в Центральной Азии
Султан Акимбеков продолжил: «У Турции, безусловно, очень сильно влияние в странах региона, и оно имеет и идеологической характер, близкий к концепции «Братьев мусульман»*. И оно сильнее, чем, например, влияние Саудовской Аравии, Катара, ОАЭ. Хотя они также предпринимают очень серьезно усилия, которые сопровождаются усилением роли салафитского и ваххабитского толка. Вопрос даже не в геополитике, потому что навряд ли страны Персидского Залива могут серьезно влиять на ситуацию, но вопрос идеологический определенно и несомненно присутствует. Кстати, в наших странах новые мечети уже начали строиться, во многом исходя из турецкого или ближневосточного формата...
На повестке дня у нас еще есть Пакистан, его стремление открыть коридор на север - оно понятно, и для него это абсолютный приоритет в данной ситуации. Но у Пакистана также есть своя идеологическая составляющая, с которой мы пока не знакомы. Это как раз то, что представлено организациями и течениями типа «Джамиат Улема-и-Ислам», «Барелви» и другими. Получается, что у нас есть и пакистанский геополитический фактор».
«Но я бы отметил важный момент, - продолжил Султан Акимбеков: пока в странах региона есть сильная центральная власть, это не превращается в глобальную идеологическую проблему, потому что нет такого свободного пространства, которое эти течения могли бы занять. Но, как только система центральной власти начнет где-то ослабевать, то тогда возникает такая возможность…».
Киргизия как полигон для радикальных идей
Далее последовала ремарка от Александра Князева: Что такое «Таблиги Джамаат»* - это религиозное течение, которое корни свои берет как раз из некоторых стран того «пояса», который мы сегодня рассматриваем, - это Пакистан, это Индия, это Бангладеш… Вообще, Киргизия в каком-то смысле является лидером среди стран региона в восприятии внешних влияний, таким своего рода полигоном.
Вот, например, возникла ситуация в период президентства Сооронбая Жээнбекова: начали усиливаться саудовские религиозные организации, особенно на юге Киргизии, и в бизнесе, в частности в строительном бизнесе. А при новом уже нынешнем руководстве стали вновь потихонечку восстанавливаться позиции Турции, у которой свой интерес и в строительном бизнесе, и в религиозной сфере. И вот теперь идет латентная конкуренция за влияние на религиозную сферу между турецкими фондами и организациями и саудовскими. Ну, и в строительстве, само собой…
В Таджикистане тоже существует конкурентная среда. Если на севере Таджикистана в Согдийской области в наибольшей степени доминирует партия «Хизб ут-Тахрир»*, корни которой, помимо Лондона, находятся всё в том же Пакистане, то на юге там преобладают салафитские движения, связанные с арабскими фондами.
Марс Сариев: Понятие «полигон» я бы даже усилил и назвал «антроподромом».*** Киргизия является неким антроподромом, где обкатываются различные ментальные конструкции. Про «Таблиги Джамаат»* не нужно забывать, кто запустил этот проект в Кашмире, тогда это была Британская Индия, известный Лоуренс Аравийский… Реакция Александра Князева: «В Британской Индии и Афганистане Лоуренс Аравийский был известен под именем Пир Карам-шах…».
Вперед, в будущее!
Подводя итоги, Султан Акимбеков отметил: «Взаимодействие с исламским миром, безусловно, - это наш основной вопрос, потому что геополитически главную роль продолжают в регионе играть державы - это узел, где сошлись их интересы, имея в виду Китай, Россию и США, и региональные державы. Интерес к региону - он не только сконцентрирован на Афганистане, он сконцентрирован также на самой Центральной Азии. Этот внутриконтинентальный формат вызывает большой интерес для всех участников, и это придает огромный интерес к процессам, которые развиваются у нас. И, мне кажется, рассматривать его нужно, разделяя на много уровней, подуровней, потому что в этом взаимодействии очень много вопросов, которые содержат в себе и макроэкономику, и геоэкономику, и геополитику, и идеологию, и так далее».
Будущее Центральной Азии и конфликт на Украине
По мнению Марса Сариева, во взаимодействии с внешними игроками в любом случае «предпосылки или ростки будущих конфликтных ситуаций просматриваются. В целом я бы сказал, что Киргизия, да и все центральноазиатские республики, всё-таки присматриваются, как же всё-таки разрешится специальная военная операция на Украине? К весне должен состояться перелом: в какую сторону? К сожалению, от этого, конечно, зависит и общая позиция стран Центральной Азии. Поэтому, как ни странно, именно на украино-российском фронте решается судьба не только Украины и России, но и Центральной Азии».
С этим утверждением категорически не согласен Бахтиер Эргашев: «Многое зависит от результатов специальной военной операции или от войны, которая сейчас идет на Украине? Позвольте мне категорически не согласится: что изменится? Что, узбекские дыни будут продаваться в Нью-Йорке, а текстиль в Лондоне? А лес мы будем получать из Канады? Что изменится? Киргизские продовольственные товары пойдут в другое место?
На самом деле, Россия и Китай как главные внешнеторговые партнеры у всех стран Центральной Азии сохранятся: где-то Китай на первом месте, где-то - Россия, где-то они меняются местами, но эти два важнейших партнера есть у всех стран Центральной Азии.
Я исхожу из примата экономических отношений, и я уверен, что мало что изменится. Тренд активного экономического сотрудничества между Россией и странами Центральной Азии - он не вчера начался, и я не думаю, что он закончится.
Вне зависимости от результатов специальной военной операции никто одним щелчком не сможет поменять внешнеторговых партнеров на многие миллиарды долларов. Идея Трансафганского железнодорожного коридора с 2018 года продвигается руководством Узбекистана: это было до специальной военной операции, и она будет вне зависимости от специальной военной операции реализовываться, и вне зависимости от этого результата та же Беларусь будет в этом заинтересована. А влияние Турции, Ирана или Пакистана - оно тоже началось еще задолго до специальной военной операции».
Марс Сариев тем не менее сделал ремарку: «Настроения в Казахстане, Киргизии отличаются от настроений в Узбекистане. А в целом всё проектируется, и у кого окажутся более методологически сильнее проекты, тот и выиграет. Почему я акцентировал внимание на конфликте на российско-украинском фронте? Это очень сильно влияет. Я понимаю, что Узбекистан в этом направлении более устойчив, но картина в Казахстане, Киргизии будет очень сильно меняться в зависимости от того, что там происходит, я в этом убежден».
Три вопроса, определяющие будущее Центральной Азии
Окончательно итоги дискуссии подвел Бахтиёр Эргашев: «Есть 3–4 главных направления, которые актуальны для всей Центральной Азии: это транспорт или коммуникационные проекты, это энергетика, которая жестко связана еще и с водными вопросами, третий вопрос - это экология. Эти три вопроса и будут определять то, куда будут идти экономики Центральной Азии и где наиболь
Правила комментирования
comments powered by Disqus