«Антизападный мировой порядок» – реальность завтрашнего дня или пропагандистское клише

Россия, Китай, Иран и КНДР планируют создать антизападный мировой порядок – такой прогноз недавно выдал некий Международный центр исследований Украины «Прямая инициатива». Укрепление контактов между Пекином и Москвой продолжает беспокоить как киевских «аналитиков», так и их западных патронов.

По итогам прошедших в Москве переговоров с Владимиром Путиным и Сергеем Шойгу министр обороны Китая Ли Шанфу заявил о планах по дальнейшему развитию военно-технического сотрудничества и военной торговли между Россией и Китаем, пообещав вывести их «на новый уровень». Стороны намерены усиливать стратегическое сотрудничество на фоне перманентной напряжённости вокруг Тайваня и не только. Едва ли случайно московские переговоры глав военных ведомств двух стран совпали с внезапной проверкой 18 – 22 апреля боеготовности Тихоокеанского флота с ракетными стрельбами в районе Курил и у берегов Хоккайдо, в ходе которых, по словам С. Шойгу, отрабатывались «действия по отражению высадки противника на южные Курильские острова и Сахалин». Противник известен – это сопредельная Япония, ведущая активное военное строительство и не скрывающая империалистических притязаний на часть российской территории.

По мнению нервически настроенных западных СМИ, учения Тихоокеанского флота следует рассматривать в контексте широкой координации военно-политических усилий двух стран, однако есть нюансы, в том числе – исторические. Можно отметить, например, неоднозначный характер «курильского вопроса» в советско- и российско-китайских отношениях. Так, ещё в 1964 году Мао Цзэдун продекларировал японскую принадлежность не просто четырёх южных остовов, но всего Курильского  архипелага. На 10-м съезде КПК  (1973 г.) премьер Чжоу Эньлай обвинял  Москву в отказе  от «прежних обещаний советских ревизионистов возвратить» Южные  Курилы Японии. В 1978 году, когда был подписан фактически бессрочный японо-китайский договор «О дружбе», и в последующий период Пекин заверял Токио в неизменности своей позиции по Южным Курилам.   

Со второй половины 1980-х годов и после распада СССР китайская сторона предпочитает официально не высказываться в отношении статуса этих островов, что может интерпретироваться по-разному. Откликаясь на заявление посла США в Токио Р. Эммануэля  9  февраля  2022 г. о единой позиции Вашингтона и Токио МИД КНР дипломатично отметили, что «…Вопрос Южных Курил – это вопрос двусторонних отношений России и Японии, который должен быть надлежащим образом урегулирования между двумя сторонами». В начале апреля японское агентства Kyodo написало, что впервые за почти 60 лет Пекин несколько поменял свою позицию, заняв нейтралитет. Если верить источникам издания, в ходе встречи с Путиным в Москве Си Цзиньпин якобы сказал, что Пекин «не будет занимать позицию ни одной из сторон» по вопросу территориальной принадлежности южной части Курильских островов. Никаких подтверждений этой информации не поступало, на брифингах по внешнеполитическим вопросам тема также не звучала, да и само по себе сообщение японских источников на «сенсацию» никак не тянет. Таким образом, оснований говорить об изменении позиции Пекина по «курильскому вопросу» пока, мягко говоря, явно недостаточно.

В то же время «младший партнёр» Китая в лице КНДР изначально поддерживал и поныне поддерживает позицию Москвы по Южным Курилам. По некоторым данным, в ноябре 1956 года Ким Ир Сен направил в Москву встревоженное послание в связи с возможными региональными последствиями подписанной месяцем ранее печально известной советско-японской декларации. Будучи одним из ярких проявлений хрущёвского «волюнтаризма» и слабой внешнеполитической компетентности, этот документ обозначал перспективу передачи (но не возвращения) японцам двух из четырёх островов южнокурильской гряды после подписания между Москвой и Токио (отсутствующего и по сей день) мирного договора. Иными словами (и именно так это было воспринято многими в регионе), декларация впервые обозначила возможный передел послевоенных дальневосточных и тихоокеанских границ в пользу Японии, что открывало широкие перспективы и для других желающих, которых всегда было, есть и будет предостаточно. К примеру, гипотетическая передача под управление Токио Хабомаи и Шикотана означала бы  «зеленый свет» притязаниям той же не утратившей воинственного духа «нации Ямато» на ряд китайских и корейских островов (соответственно, Дяоюйдао и Токто), расположенных на стратегических артериях между восточноазиатскими морями и Тихим океаном. Именно после подписания пресловутой советско-японской декларации такие притязания, заметим, зазвучали с новой силой, да и противоречия в южно-Китайском море, пограничные конфликты между Китаем и Вьетнамом, приведшие в 1979 г. к скоротечной войне, никуда не делись…

Неспроста в ходе консультаций с советскими и  китайскими делегациями глава КНДР предлагал подумать о формировании дальневосточного аналога Основополагающего «Хельсинкского Акта» 1975 года, призванного совместно зафиксировать незыблемость послевоенных границ на Дальнем Востоке. Ни в Москве, ни в Пекине серьёзным образом на данную инициативу не отреагировали, а имеющиеся региональные механизмы по вопросам безопасности, такие, как Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии, представляют собой в лучшем случае консультационный механизм.

Еще в конце 1960-х годов Пхеньян способствовал урегулированию военного  советско-китайского военного конфликта. В частности, посол КНДР в СССР (1972-76, 1980) Квон Хи Гён пояснил в своё время автору этих строк  диспозицию в «треугольнике» Пхеньян – Пекин – Москва: «КНДР сильно зависела экономически от КНР и СССР: уже поэтому наше руководство не могло официально поддерживать Москву или Пекин  в конфликте. Хотя Пекин активнее Москвы требовал такой поддержки. Но в непубличном формате руководство КНДР осуждало известные решения XX и XXII съездов КПСС в отношении Сталина, что сближало позиции нашей страны и  Китая в политике по отношению к СССР». По словам отставного дипломата, в складывавшейся непростой ситуации, опасаясь новой меж-корейской войны или прямого военного конфликта с США, в Пхеньяне стремились понизить уровень противоборства между СССР и КНР. У КНДР имелись договоры о военной взаимопомощи с обоими вошедшими в жёсткий клинч лидерами «социалистического лагеря», вероятный военный конфликт между которыми мог предельно усложнить как их выполнение, так и, по понятным причинам, положение небольшой страны в целом.

 Ввиду упомянутых, как отмечал Квон Хи Ген, во второй  половине 1960-х годов Пхеньян предлагал своё посредничество в налаживании советско-китайского диалога на высшем уровне, включая проведение на территории КНДР неформальных советско-китайских переговоров. В частности, речь об этом шла на переговорах высшего уровня в Пекине и в ходе визита в Пхеньян председателя Верховного совета СССР Н. Подгорного в 1969 году. Северная Корея косвенно способствовала исторической  встрече Чжоу Эньлая и премьера СССР А. Косыгина в аэропорту Пекина 11 октября 1969 г., предотвратившей межгосударственный военный  конфликт и обозначившей начало урегулирования пограничных вопросов. В свою очередь, Москва и Пекин не были заинтересованы в утрате своего влияния на КНДР, которой удавалось искусно балансировать свои политико-экономические связи с СССР и КНР.

Несмотря на конфронтационные отношения Пекина с Тайбэем и Пхеньяна с Сеулом, все они едины в противодействии японским притязаниям на китайские и корейские острова, декларируя готовность совместно защищать территориальную целостность Китая и Кореи, в  чем Япония не единожды убеждалась. В заключение отметим, что формальная приверженность российской стороны наращиваемым с 2006 года под эгидой ООН анти-северо-корейским санкциям также едва ли способствует формированию «антизападного мирового порядка», которому ещё только предстоит оформиться по итогам текущего противостояния в различных регионах с прямым либо опосредованным вовлечением Москвы и Пекина.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram