Центр евроазиатских исследований ИМИ МГИМО, Центр евразийских исследований СПбГУ и Информационно-аналитический центр МГУ провели очередной ситуационный анализ на тему «Проект “Большой Центральной Азии” и преемственность американской региональной стратегии».
Крах американского проекта «Большой Центральной Азии»? Перехват инициативы в интересах региона?
В дискуссии приняли участие директор Таврического информационно-аналитического центра А. В. Бедрицкий (г. Симферополь), профессор Казахстанско-немецкого университета Р. Р. Бурнашев, старший научный сотрудник ИМЭМО РАН им. Е. М. Примакова С. А. Притчин, начальник отдела экспертизы магистерских программ управления магистерской подготовки МГИМО МИД России А. С. Дундич, главный эксперт Института общественной политики партии Amanat Н. И. Кузьмин (Казахстан), ученый секретарь Института государства и права Академии наук Узбекистана Ш. М. Рахматуллаев, старший научный сотрудник Института государства и права АН РУз Р. Р. Назаров, научный сотрудник ИСАА МГУ, руководитель проектов Фонда поддержки публичной дипломатии им. А. М. Горчакова Д. В. Сапрынская, эксперт Центра геополитических исследований «Берлек-Единство» А. В. Чекрыжов (г. Уфа), директор Центра исследовательских инициатив Ma'no Б. И. Эргашев (Узбекистан), профессор Финансового университета при Правительстве России Д. В. Винник, аналитик Vision & Global Trends Фабрицио Виельмини (Италия), доцент кафедры международных отношений Дальневосточного федерального университета М. О. Дмитриева (г. Владивосток).
Инициатор ситуационных анализов и модератор дискуссии — ведущий научный сотрудник ИМИ МГИМО МИД России и профессор СПбГУ А. А. Князев. Отчет о ситуационном анализе публикуется в сокращенном виде.
Оглавление
Взаимосвязанность Центральной и Южной Азии. Кому выгодно?
Кто вы, профессор Старр?
Все дороги ведут на юг
«Хронологическая граница», поиск векторов развития или просто ностальгия по СССР?
Субъектность Центральной Азии и функциональность БЦА
Геополитика и практическая политика
БЦА, НПО и СВО
Проект «Большой Центральной Азии» (БЦА) был инициирован директором Института Центральной Азии и Кавказа американского Университета Дж. Хопкинса Фредериком Старром. Старра зачастую относят к лицам, способным влиять на принятие решений в высших структурах власти США. Склонность американского политического руководства к геополитическому проектированию, включая «регионостроительство», достаточно известна, и проект был принят к реализации администрацией Джорджа Буша — младшего. Суть широко известного проекта вкратце — в соединении в единый регион Центральной Азии со странами Южной Азии с центральной ролью Афганистана со всеми вытекающими из этого последствиями...
Взаимосвязанность Центральной и Южной Азии. Кому выгодно?
Дискуссию открыл Александр Князев: «Сегодня Узбекистан проделывает большую работу по установлению взаимосвязи между Центральной и Южной Азией, и, казалось бы, это соответствует тем самым целям проекта Фредерика Старра. Но, на мой взгляд, новая ситуация в мире многое изменила и здесь. Сегодняшняя политика Узбекистана по установлению такой взаимосвязи преследует в первую очередь собственные интересы Узбекистана, а значит, получает иное наполнение. Еще я бы отметил растущий интерес России к этому вопросу.
Если раньше российская сторона довольно скептически относилась к проектам взаимосвязи региона с югом, то теперь об их поддержке говорят уже и руководители России.
Можно говорить, наверное, хотя бы пока как о тенденции: происходит перехват инициативы проекта, бывшего изначально американским и ставившего целью, едва ли не в первую очередь, вывод стран Центральной Азии из сферы российского влияния».
Продолжил Рустам Бурнашев: «Я бы все-таки проект Фредерика Старра не стал универсализировать и не стал бы с ним связывать другие проекты расширения Центральной Азии, в том числе со стороны Узбекистана. Более того, я бы проект Старра немножечко иначе прочитывал. Это не столько объединение Центральной Азии и Южной Азии, в первую очередь инфраструктурное объединение. Проект Старра — это о том, что страны Центральной Азии благодаря развитию каких-то инфраструктурных проектов должны были взять на себя в значительной степени ответственность за нормализацию ситуации в Афганистане. Этот классический вариант, когда США перекладывают проблемы каких-то периферийных для них регионов на другие — соседние или заинтересованные страны.
Сейчас мы имеем совершенно другую картинку. Я не думаю, что США имеют какой-то интерес по вовлечению наших стран в афганскую проблематику напрямую. Афганский вопрос для США ушел, с моей точки зрения, на периферию. И, соответственно, Узбекистан сам стал формировать несколько особое понимание Центральной Азии, включая в регион и Афганистан. Мирзиёев достаточно активно везде приглашал афганских представителей, и я думаю, что сейчас это будет восстанавливаться — когда идеологическое неприятие движения «Талибан»**** уйдет на второй план, их тоже начнут активно приглашать на публичные мероприятия.
Поэтому этот проект расширения Центральной Азии вызывает вопрос: как из этого — для некоторых стран необходимого — расширения мы будем получать выгоду? Допустим, как вы сказали, Россия начинает более позитивно относиться к идеям маршрута Центральная Азия — Южная Азия — Китай, а Китай изначально позитивно относился к этому проекту. И дальше вот это расширение, мне кажется, будет достаточно интересно развиваться».
Далее — ремарка от Александра Князева: «Кстати, в прочтении Старра неким центром, столицей региона Большой Центральной Азии (БЦА) предполагался Кабул, где в 2007 году была проведена большая презентационная конференция. Из стран Центральной Азии, правда, присутствовала только делегация Казахстана, который единственный в регионе официально поддержал проект БЦА. Делегацию Казахстана, кстати, возглавлял тогдашний министр иностранных дел Касым-Жомарт Токаев… Деталь, наталкивающая на размышления, нет? И можно ли сейчас говорить о некой реинкарнации БЦА?»
Александр Бедрицкий считает, что «проект первоначально не носил какой-то объединительной функции для стран региона. Свежая публикация на эту тему вышла в RAND Corporation (американская некоммерческая исследовательская организация) буквально пару дней назад. Они и сейчас рассматривают его только в качестве некоего транспортного коридора, и, соответственно, проект имеет совершенно функциональные задачи.
У США есть желание переложить контакты, которые они не в состоянии сами наладить с режимом талибов****, на центральноазиатские страны, прежде всего на Узбекистан. Если посмотреть объемы инвестиций, которые вкладывают США в страны региона, то они несопоставимы с таковыми со стороны России, Китая или той же самой Турции.
Экономические интересы США в Центральной Азии ограничены, и основной упор делается на идеологическую составляющую, на попытку оторвать страны региона от влияния прежде всего Китая и России.
Здесь как раз можно вычленить их определенную последовательность в целеполагании. Оно совершенно очевидно: контроль над континентальными транспортными потоками, а если это невозможно, то предотвращение роста влияния в регионе других крупных игроков, в первую очередь России и Китая. Все американские проекты носят долгосрочный характер, и прежде всего это — идеологическая переориентация на Запад. Их непосредственная реализация затруднена в силу либеральной повестки, которая противоречит традиционным ценностям в основном традиционалистских государств региона, и традиционалистских настроений среди населения.
Поэтому США смещают акцент на стимулирование роста национализма, или так называемой национальной идентичности, и фрагментацию регионального пространства. США стимулируют внутренние конфликты в регионе, которые будут препятствовать формированию альтернативных западному проектов. Исключение, пожалуй, составляют пантюркистские проекты. Организация тюркских государств (ОТГ) во главе с Турцией не вызывает отторжения со стороны американцев».
Кто вы, профессор Старр?
Алексей Дундич: «Я был у Старра в период утверждения этой концепции в 2007–2008 годах в Университете Джонса Хопкинса, ходил на его курс по Центральной Азии и Кавказу… Не знаю, видел ли кто из коллег его работу, которая была опубликована в июне 2022 года, уже после начала российской спецоперации, которая называется «Переосмысление Большой Центральной Азии». Хопкинс пытается по-новому эту концепцию преподнести. Раньше он говорил: «Я знаю ключ для решения проблемы Афганистана», — этот «ключ» был в выводе ресурсов Центральной Азии к южным портам через транзитный потенциал Афганистана. Но сегодня какой это может быть ключ, если американцев в Афганистане нет?
Старра это не смущает. Он пишет: «Все равно нужно с Афганистаном взаимодействовать, все равно нужно нам, американцам, пытаться наладить альтернативные России и Китаю маршруты через Афганистан к южным портам». Как это сделать? «Нужно с Афганистаном сотрудничать, как это ни странно». Не обязательно устанавливать с Афганистаном дипломатические отношения. Официально это не получится, но можно неофициально, как уже делают Россия и Китай. В налаживании контактов с талибами**** могут помочь партнеры США, в первую очередь Турция, страны Персидского залива и сами республики Центральной Азии… Но его ответы на все возникающие вопросы не очень ясно прописаны. Непонятно, как это все будет работать.
Как это воспримет сам Афганистан, как это воспримут центральноазиатские государства? Центральноазиатские страны и сами неплохо налаживают сотрудничество с Афганистаном безо всякой режиссуры со стороны США. И важно, что в то же время само американское государство пока не идет у Старра на поводу — действует старая стратегия 2020 года, охватывающая период с 2019 по 2025 год, и пока обновленного ничего предложено не было. Видимо, уже будет предложено после 2025 года».
В продолжение темы Марина Дмитриева обратила внимание на то, что в последние три месяца у Фредерика Старра было достаточно много публикаций, в которых он с критикой обрушивался на администрацию Джо Байдена, говоря, что проводится неправильная политика в отношении региона. И, по его словам, если она будет продолжаться, то Центральная Азия окончательно уйдет под влияние тандема России и Китая.
Он обращает внимание на то, что Китай и Россия последовательно проводят встречи на высшем уровне и на уровне министерств, ведомств, но еще ни один американский президент не встречался со всеми президентами стран Центральной Азии. «Встреча в Нью-Йорке (19 сентября 2023 года) — это не прямое влияние Старра, но, возможно, какие-то его мысли все-таки начали доходить до тех людей, которые принимают решения в Вашингтоне.
Старр пишет и по поводу консультационных встреч президентов стран региона. Когда только первая такая встреча случилась, Старр очень вдохновенно писал об этом: дескать, сейчас в Центральной Азии появится какой-то аналог АСЕАН и страны региона примут на себя, наконец, ответственность за то, что у них происходит, и это тоже отдалит их от влияния России и Китая…».
Продолжил Фабрицио Виельмини: Александр Князев поставил вопрос о «реинкарнации проекта». Не знаю, насколько это точное определение, потому что мы видели идеи, которые поступали с другой стороны океана на постсоветское пространство. Но фактическая реализация остается далека от реальности.
Скорее, подобные проекты — это диверсии континентального масштаба, которые в Вашингтоне придумывают, чтобы запутать определенные ситуации для отдельно взятых государств региона, чтобы создавать местные коалиции... Чтобы раздражать и мешать в определении политики России, Китая, Ирана в регионе. Пример подобной стратегии, которая проводится из Вашингтона, — судьба Украины. Еще в исторической перспективе подобное явление — это и идея пантюркизма, который активно тоже поддерживается, который мы уже обсуждали с вами*.
Мы видим, что Казахстан действует как слабое звено центральноазиатской цепи, и причина, на мой взгляд, в том, что казахстанская политическая элита — в силу их контактов с Западом, в силу их материальных интересов, финансовых интересов, которые есть у большинства представителей казахстанской элиты, — находится под влиянием Вашингтона, Лондона и Евросоюза и проводит политические линии, которые не соответствуют интересам как регионального пространства, так и своего собственного народа.
Когда-то от казахстанских дипломатов поступали стратегии для соединения Европы и Азии через Россию. Сегодня подобную роль скорее играет Узбекистан, и те контакты, которые Узбекистан ведет с Ираном, очень важны, перспективны; региональные соединения должны идти по этой линии».
Все дороги ведут на юг
Бахтиёр Эргашев считает, что американская идея БЦА — это «большая натяжка, которая изначально представляла собой довольно искусственный конструкт, в котором два довольно различающихся между собой по многим параметрам региона — Афганистан и Центральная Азия — они собирались все это видеть вместе». В то же время, по мнению Эргашева, «процессы идут сейчас уже вне зависимости от того, что хотят или не хотят в Вашингтоне, и возможностей по стягиванию Афганистана и Центральной Азии сейчас больше в руках самих центральноазиатских государств и у Афганистана».
Эргашев приводит пример проекта строительства Трансафганской железной дороги как одного из примеров стягивания пространства. Будучи не поклонником, а скорее противником этого проекта, он придает большее значение «трансиранскому маршруту с выходом на порт Чабахар как более эффективному, более оптимальному и более дееспособному».
Александр Князев не вполне согласен с такой постановкой вопроса о судьбе проекта Трансафганской железной дороги: «Трансиранский маршрут, да, он нужен, это само собой. Но и трансафганский, на самом деле, интересен. На Чабахар заточен МТК Север — Юг: хоть через Азербайджан — западная ветка, хоть через Каспий, хоть железнодорожная ветка по восточному берегу Каспия. Сосредотачивать все на одном Чабахаре было бы неправильно. Достоинство любых транспортных схем — в том уровне диверсификации, который у них имеется.
Трансафганский маршрут проектируется с выходом на пакистанские порты и мог бы создавать возможности выбора для использования тех или иных маршрутов. Тем более что последние изыскания по уточнению маршрута привели к коррекции: маршрут предполагается не через Саланг, как раньше, а из Баглана в направлении Бамиана. Это регион компактного расселения шиитов-хазарейцев, и кроме того, регион с высоким горнорудным потенциалом, который чрезвычайно интересует иранские компании. Я совершенно не исключаю, что через какое-то время мы услышим об иранском проекте дороги со стороны Герата на соединение с дорогой из Узбекистана.
К слову, если у нашей РЖД раньше интерес был к этому проекту только как у подрядчика — учитывая «советский» стандарт будущей колеи, получить заказы на какое-то оборудование, на какие-то работы, — то сегодня появляется уже интерес не только у РЖД, но и у логистических компаний к этому будущему маршруту. И в целом проект БЦА, вопреки тому интересу, который преследовали США, становится проектом и Узбекистана, и в какой-то степени российским, и белорусским, и отчасти, может быть, китайским проектом».
Последнее вызвало замечание Бахтиёра Эргашева: «Я не говорил о том, что трансафганский маршрут не нужен или он не будет создан. Я говорил о том, что нужна правильная расстановка приоритетов: сначала более дешевый и более оптимальный трансиранский маршрут, а потом уже более дорогой, сложный, связанный с огромным количеством проблем трансафганский железнодорожный коридор».
Это, в свою очередь, повлекло встречное замечание и от Александра Князева: «Трансиранский маршрут через Туркменистан существует, его просто нужно развивать, делать более пропускным. А если речь вести о маршруте Мазари-Шариф — Герат, то это та же самая проблема пересечения территории Афганистана. Поэтому здесь выбор приоритетов вообще не очень прост».
«Хронологическая граница», поиск векторов развития или просто ностальгия по СССР?
Равшан Назаров: «В свое время Старр в одном из интервью на вопрос «а вообще, зачем Соединенным Штатам нужна Центральная Азия?» ответил: «Это центр Евразии, Европы и Азии. Здесь всё сходится воедино. Это стабильность и развитие в этом широком регионе. Это предотвратит конфликты во всех направлениях». И дальше интересный пассаж: «Это единственное место в мире, практически окруженное ядерными державами. Это действительно интересный момент. Либо вы создаете стабильность извне, которая никогда не работала. Либо вы продвигаете стабильность и развитие изнутри. Это то, что сегодня государства Центральной Азии пытаются сделать.
Я считаю, что все внешние силы должны поддерживать это, но не вмешиваться. В истории последних лет во всех странах Центральной Азии, включая Афганистан, преобладала консолидация суверенитета. Сначала это было очень сложно и проблематично, но оказалось успешно. Все государства пережили свои трудные первые годы. Сегодня они развиваются разными темпами, но ни одно не стоит на месте.
Сегодня ясно, что будущее Центральной Азии — это национальное развитие на основе суверенитета в сочетании с региональным развитием на основе сотрудничества. Поэтому каждая внешняя сила, будь то Китай, Россия или Европа, США, Индия, все говорят, что хотят предотвратить терроризм, хотят уменьшить коррупцию, незаконный оборот наркотиков — именно то, что является основой сотрудничества в регионе. Сами жители Центральной Азии могут решить эту проблему лучше, чем любая внешняя сила».
Слова хорошие, я бы даже сказал, правильные слова. Я готов под каждым словом Фредерика Старра подписаться, кроме одного. Это как раз то, почему я спорил и с Фредериком Старром, и с Александром Князевым, и всеми остальными. Я всегда говорю, что граница, проходящая по Амударье, это не территориальная граница. Это хронологическая граница. Там совершенно другие таджики, узбеки и туркмены. Хотя это тоже таджики, узбеки, туркмены. Это тоже мы, но 150 лет назад, между нами произошел огромный хронологический и культурно-цивилизационный разрыв! В этом заключается ключевая проблема, несмотря даже на то, что, к сожалению, уровень девестернизации и демодернизации современной Центральной Азии сейчас зашкаливает. Но все равно 50 лет в составе Российской империи и 70 лет в составе Советского Союза — это нечто совершенно иное.
Я сторонник того, чтобы считать Центральной Азией только постсоветскую «пятерку», внутри нее мы сможем договориться, сможем найти какие-то вектора и так далее. А Афганистан — это нечто другое... Особенно Южный Афганистан — это вообще не Центральная Азия, это, скорее, Южная Азия. Северный Афганистан — это бывшая территория Центральной Азии в историческом и в культурном смысле. Но именно в историческом смысле в понятие Центральной Азии включают и Северный Иран, и Южный Кавказ, особенно Азербайджан, короче говоря, от Турции до Монголии и от Пакистана до Татарстана с Башкортостаном.
Такую глобальную территорию пытаются выдать за Большую Центральную Азию. А зачем такой огромный и разнообразный регион нужно интегрировать в нечто целостное? Здесь никакого разумного, рационального объяснения я просто не вижу. А, например, та же упомянутая ОТГ если и привносит некий элемент сотрудничества, интеграции, но это же тюркский проект. А куда девать ираноязычные государства и народы? Ведь исторически Центральная Азия всегда развивалась как минимум в билингвальном тюрко-иранском контексте. И Таджикистан, Афганистан и Иран — это выпадающие из тюркского проекта государства. И поэтому он по определению является недостаточным, должен дополняться иными проектами.
Многие не любят термин «постсоветский», хотя мне он кажется очень удобным и очень правильным. Он очень четко определяет хронологию и территорию. Постсоветский — это значит на территории, принадлежавшей ранее Советскому Союзу, и мы совершенно четко и определенно понимаем, о чем идет речь, и по времени — это после 1991 года. Так что этот удобный термин еще рано хоронить».
Субъектность Центральной Азии и функциональность БЦА
Александр Бедрицкий: «Мне кажется, что ошибочно обсуждать, имеет ли с наших позиций право на существование регион Большой Центральной Азии или не имеет. Потому что сам концепт, сама идея — она американская и носит совершенно функциональный характер. Не случайно работы Фредерика Старра относятся к середине нулевых годов, когда появилась идея переустройства Большого Ближнего Востока. Иными словами, государства региона не рассматриваются в американской системе координат как субъекты, а только как объекты воздействия. И поэтому мы не можем говорить о том, что это неправильно, о том, что исторически было бы правильно ограничиться только Средней Азией.
В первую очередь, мы обсуждаем американский проект. Но поскольку после вывода американских войск из Афганистана позиции США в регионе в значительной степени утрачены, действия Запада в регионе будут направлены в первую очередь на дестабилизацию и на повышение роли конфликтов между странами региона. Концепция Большой Центральной Азии — функциональная и подчинена интересам вполне понятного государства — США».
Николай Кузьмин: «Я хотел бы поддержать идею всех предыдущих выступавших коллег о том, что, конечно, надо прежде всего думать об интересах Центральной Азии как какого-то единого геополитического субъекта. Но Центральная Азия пока таким субъектом не стала. И проект Большой Центральной Азии в американской версии — не принципиально, академической, как у Старра, или практической, как у Госдепартамента, — этот проект не способствует объединению Центральной Азии. Афганистан тоже не является сам по себе каким-то организующим фактором для стран Центральной Азии. Для кого-то он жизненно важен, как для Таджикистана, Узбекистана и Туркменистана. Казахстану с экономической точки зрения сотрудничество с Афганистаном тоже никаких особых прибылей не сулит.
Не так давно была у нас в гостях афганская делегация, от «Талибана» ****. Наши СМИ подали этот приезд как свидетельство того, что сейчас торговля между нашими странами будет расти и расцветать. Что на практике? Афганцы попросили дать им необходимое бесплатно, ну или со скидкой. То же самое просили люди от правительства Ашрафа Гани, которые приезжали к нам, когда еще они были у власти: дайте нам оружие, но бесплатно.
Выгоды для Казахстана никакой не просматривается. То есть БЦА — это совершенно не казахстанский проект, на мой взгляд. Дорога к портам Ирана или Пакистана? Ну она была бы Казахстану интересна, если бы было что по ней возить. Наш основной экспортный товар — это по-прежнему нефть. Причем с каждым годом это все более и более основной наш товар. Мы по-прежнему, несмотря на развитие Транскаспийского транспортного коридора, прогоняем ее в основном по КТК — трубопроводу, который идет на Новороссийск. Более того, сейчас в Германию мы поставляем по старому доброму нефтепроводу «Дружба» через Польшу.
Южное направление, на мой взгляд, для Казахстана будет все ближайшие годы чисто декларативным, скорее политически мотивированным, чем экономически мотивированным».
Александр Князев в целом с этой картинкой согласился, но сказал, что «не стал совсем уж отрицать наличие экономических интересов Казахстана в Афганистане. Например, прямо сейчас, когда российские компании практически полностью вытеснили Казахстан с рынка зерна в Иране в результате вполне здоровой конкуренции: в силу дешевизны российского зерна в сравнении с казахстанским. А в Афганистане около 80 % потребностей закрывается как раз Казахстаном (по данным за 2020 год). Так что есть и заинтересованные в афганском рынке отрасли…».
По мнению Дмитрия Винника, «проект Большой Центральной Азии уже приказал долго жить. С того момента, как американцы ушли из Афганистана, постсоветское пространство этого региона фактически оказалось окружено стихийно сложившейся антиамериканской коалицией. Понятно, что коалицией ее только условно можно назвать, это не есть какой-то конкретный союз, но их просто объединяет антиамериканская направленность, которая еще более усугубилась и закрепилась после начала специальной военной операции.
Разумеется, прозападная и проамериканская клиентела в Центральной Азии обречена быть незначительной политической силой. Есть пределы западному влиянию, и они будут, я думаю, в ближайшее время все отчетливее очерчиваться.
Просто России сейчас не до этого, но явно между Россией, Китаем и Ираном идет процесс согласования тех рамок, тех красных линий, которые будут определены для прозападных политических сил. Глубина прозападного вектора в регионе будет определяться этими странами.
Ну и сами американцы уже признали, что та версия гегемонии, которая у них действовала с 1991 года, приказала долго жить. Их уход из Афганистана во многом уже был обусловлен тем, что нужно было начать конфликт на Украине, начать войну в Европе. И все основные усилия на следующей фазе, когда закончатся события на Украине, как бы долго они ни продолжались, а они будут продолжаться долго, усилия будут переориентированы на Юго-Восточную Азию. Именно поэтому и создавался AUCUS, поэтому я не думаю, что у США есть далекоидущие перспективы контроля в сердце континента.
Я думаю, интересы США сейчас в первую очередь сконцентрированы в Европе — это последний и традиционный плацдарм. Понятно, что Тайвань и какие-то точки опоры на Юго-Востоке есть, которые они хотят усилить. И по мере того, как укрепляются взаимоотношения России и Китая, ценность всех транспортных коридоров через Центральную Азию для США будет снижаться. Россия восстановила «шелковый путь» в свое время, построив Транссибирскую магистраль, ее пропускная способность оставляет желать лучшего, но она будет усиливаться. Есть Северный морской путь, есть транспортный коридор Север — Юг, Россия — Иран… Да, восстанавливаются сухопутные коридоры, какие-то альтернативные, морские усиливаются не под контролем морских атлантических держав. Это процесс совершенно объективный».
Геополитика и практическая политика
Станислав Притчин: «Позволю себе немножко пойти не в мейнстриме, потому что одно дело, когда мы обсуждаем геополитику, какие-то там теоретические конструкции, то можно вполне себе хлопать в ладоши и говорить, что у американцев ничего не получилось. А если мы будем переходить к каким-то более практическим вещам, к тому, что происходит на земле, то картина будет немножко другая.
Платежная система МИР работает у нас в отношениях с центральноазиатскими государствами? У нас есть обмен банковской информацией, у нас есть прямые банковские контакты, у нас есть возможность торговать свободно с центральноазиатскими государствами? Встраиваются или нет элиты центральноазиатских государств в западную повестку: зеленая энергетика, гендерный баланс? Эффективно работает посольство США по сравнению с российским?
То есть с точки зрения геополитики картинка для США и для их союзников выглядит не самым лучшим образом, а с точки зрения узких неформальных рычагов контроля и влияния, это всё-таки очень существенно.
В Киргизии впервые попытались и почти дошли до принятия закона об иностранных агентах, но в последний момент существующим, прозападным лобби все равно удалось его заблокировать. Это показатель того, что, несмотря на отсутствие военного присутствия, западным странам удается здесь работать. Где в основном формируются элиты, с кем они связаны? Если мы будем рассматривать состав элиты практически во всех государствах, в той или иной степени это лица, которые учились на Западе либо прошли какие-то программы переподготовки, которые в той или иной степени все равно в той повестке живут.
Если отталкиваться от этой картины, все не будет настолько плачевно для Запада. Они по-прежнему имеют свои ресурсы влияния, сохраняют и достаточно успешно для периферийного для них региона их реализуют. Имеют возможность в том числе и нам жизнь портить, и вставлять палки в колеса нашего развития. Поэтому здесь я призову все-таки быть более объективными в изучении стратегий, а самое главное — инструментов и механизмов наших противников, быть более, скажем так, самокритичными в отношении нас самих».
Александр Князев: «Фабрицио Виельмини сказал о том, что по мере завершения военной ситуации на Украине США могут использовать Афганистан. Это то, что наш министр иностранных дел назвал возможным «вторым фронтом» для России. А я напомню, мы проводили в конце 2021 года ситуационный анализ под названием «Возможные сценарии США для Центральной Азии после ухода из Афганистана»**, и мы тогда уже об этом говорили...»
Алексей Чекрыжов: «В некотором роде аккумулируя свое согласие с тем тезисом, что сам проект БЦА — в том виде, в котором он преподносился изначально в 1990-х годах, а потом инициировался в 2005-м, — он, конечно, уже давно не жизнеспособен. И в Вашингтоне понимают это. Но теперь этот проект трансформируется в другие позиции и интенции, которые все больше и больше видны с каждым приездом очередной европейской или американской делегации в страны Центральной Азии. Но то, что ресурс совместного влияния России и Китая в Центральной Азии был на определенном уровне, условно, в 2005 году, и каков он сегодня, в США прекрасно понимают. Не пытаться реанимировать большое центральноазиатское партнерство они просто не имеют права.
С другой стороны, как Станислав Притчин сказал, у Запада есть множество и множество инструментов и возможностей влияния, в том числе на Российскую Федерацию, через Центральную Азию. Это и какие-то финансовые инструменты, и торгово-экономические барьеры, которые всячески выставляются. Так что, как мне кажется, их присутствие в регионе будет модернизироваться и переходить ровно в те же самые векторы, о которых говорит Блинкен, о которых всё чаще и чаще заявляют любые представители США. И сам проект БЦА, он уже направлен не столько на интеграцию и притяжение Афганистана к Центральной Азии, сколько на дестабилизацию любых интеграционных проектов на постсоветском пространстве и на дестабилизацию абсолютно любых торгово-транспортных инициатив Китая. То есть это буквально самый приоритетный вектор».
По мнению Станислава Притчина, американцами «будет продолжена та же стратегия, которая есть: максимальное осложнение сотрудничества России с центральноазиатскими государствами. Насколько это возможно, максимально способствовать эскалации любых конфликтов: через НПО, как мы все знаем, киргизско-таджикского конфликта, угроз со стороны Афганистана. Все то, что может отвлечь наши ресурсы и отвлечь наше внимание от основного театра военных действий сейчас на специальной военной операции. То есть в этом плане все продолжится в том же ключе.
Попытка, опять же, использования кнута, в первую очередь в виде санкций, попытка надавить на наших партнеров, через кого идет параллельный импорт, чтобы создавать максимально жесткий дуализм в принятии решений и жесткое давление для центральноазиатских государств. Каких-то других ресурсов у них нет, просто вот так, системно, но по целому ряду направлений».
С ним согласился Александр Князев: «Мы можем ожидать — и не обязательно ко времени завершения событий на Украине или снижения их напряжения — действий по дестабилизации. Этот механизм может быть включен и параллельно происходящему на Украине».
«Действительно, — отметил Фабрицио Виельмини, — нам надо иметь в виду, сколько людей физически проходили через эти программы, какую массу для маневра они представляют. К сожалению, эпицентром для будущей диверсии может стать мой любимый город Алма-Ата, где чисто по статистике, скорее всего, самое большое количество возможных фигурантов и игроков для подобных действий… Вдобавок в Казахстане, в Алма-Ате, на мой взгляд, эффективно работает проукраинская пропаганда. Создан такой стык между болельщиками демократии и националистами, еще есть какое-то исламистское подполье, которое можно активизировать. Это все, что мы видели в январе 2022 года. А еще антикитайские настроения достаточно сильные.
Все это, например, отсутствует в Ташкенте, где западное влияние далеко не идет. К сожалению, там придется ожидать и какие-то другие диверсии. Самое подходящее поле. И правильно сказал Станислав Притчин, что надо в этом ракурсе посмотреть на потенциал, который есть для подобной диверсии».
А Александр Бедрицкий отметил, что «у американцев — диверсифицированная политика по отношению к государствам региона. Нельзя сказать, что они проводят какую-то одну универсальную политику по отношению ко всем государствам. Если говорить про Казахстан, то там достаточно сильные националистические настроения. В Казахстане американцы изначально не планировали опираться на оппозицию, а больше ориентировались на взаимодействие с представителями власти или молодёжными движениями, связанными с властью. И они продолжают с этим работать.
В Киргизии подходы американцев изменились буквально за последний год, когда буквально вся соросовская (Фонд «Сорос» — нежелательная организация в России) тусовка переориентировалась и произошел не только ребрендинг, но и изменение политики: во главу угла теперь ставится «преодоление колониального наследия». Среди многих прочих можно отметить и CABAR.ASIA, штаб-квартира которого находится в Бишкеке, Central Asian Bureau for Analytical Reporting. То есть в Киргизии реализуются уже совершенно другие формы воздействия, формы влияния, учитывая то колоссальное количество НПО, которые существуют до сих пор, несмотря на предпринимаемые там шаги правительства.
В Узбекистане НПО практически отсутствуют, и воздействовать на государство через них не получается. Тем более не получается проводить либеральную повестку, но тем не менее и там они умудряются вычленить некие приоритетные направления, болевые точки.
Например, это взаимодействие по программам антикоррупционной деятельности. Второе направление — это водные ресурсы и связанные с ними трансграничные проблемы. Третье направление активно раскручивалось год назад, когда обсуждались проекты новой конституции, — это тема Каракалпакстана, тема автономии…».
БЦА, НПО и СВО
Дмитрий Винник разделил точку зрения, что «сценарий, на самом деле, негативный, что американцы реализуют рано или поздно сценарий детонации. Украина уже брошена в расход, они готовы просто-напросто от нее отказаться, нанеся максимальный вред России и Евразии в целом. Так же, очевидно, они будут готовы поступить с Центральной Азией. Относительно всех дипломатических успехов, гуманитарных успехов относительно этой взращенной Соросом (Фонд «Сорос» — нежелательная организация в России) публики, я считаю, не стоит преувеличивать подобного рода успехи. Нивелируются эти успехи, нивелируются очень быстро, иногда в считанные недели. Но, учитывая весь
Правила комментирования
comments powered by Disqus