В начале ноября 2023 года президент Киргизии Садыр Жапаров заявил, что у страны больше нет проблем с погашением внешнего долга. При этом он отметил, что госдолг выплачивается из бюджета, а не за счет «новых кредитов или грантов». О том, как государственные займы влияют на экономики Центральной Азии и какую политику ведут в этой сфере лидеры региона, рассказал финансист Расул Рысмамбетов. Подробнее — в материале Ia-centr.ru. 

— Что необходимо учитывать, оценивая политику займов и ситуацию с международным долгом государства?

— Анализируя международную экономику, необходимо разделять внешний долг на межфирменную задолженность — обязательства частных компаний и государственный долг. Межфирменная задолженность складывается как из инвестиций, так и из финансовых потоков между материнскими компаниями крупных международных фирм и дочерними предприятиями на местах. С одной стороны, она демонстрирует готовность инвесторов вкладываться в экономику страны, с другой стороны — её динамика показывает, насколько местный бизнес уверенно развивается и готов ли он платить по старым счетам.

Государственный долг также служит иллюстрацией доверия кредиторов к стране и её способности управлять своими финансами. На этом основываются процедуры выпуска и продажи облигаций госдолга на международных биржах. Чем более уверены инвесторы в стране, тем охотнее покупают её долг.

— Какова структура внешнего долга в крупнейших экономиках Центральной Азии? Как это влияет на их восприятие кредиторами?

— В Казахстане основная часть внешнего долга приходится на межфирменную задолженность. Так, общий внешний долг Астаны на 1 июля 2023 года составлял почти $162 млрд (в пересчете на население — каждый казахстанец должен по $8100. — Прим. Ia-centr.ru). Из этой суммы около $132 млрд приходилось на межфирменную задолженность перед зарубежными кредиторами, $15,5 млрд — на внешний долг банков и только $14,8 млрд — на внешний государственный долг. Фактически долг государства составлял около 10 % от всего внешнего долга, или 25 % от ВВП страны. Это далеко от 77 % — уровня долга, который Всемирный банк в исследовании 2010 года назвал опасным.

У Узбекистана госдолг в начале 2023 года был равен $29,2 млрд (по состоянию на первое полугодие 2023 года госдолг вырос до $31,5 млрд. На каждого узбекистанца приходится по $866. — Прим. Ia-centr.ru). Это исторический рекорд для Ташкента. Тем не менее доля государственных займов относительно ВВП снижается и остаётся некритичной для международных финансовых организаций. На январь 2023 года узбекистанский госдолг был равен 36,4 % от ВВП. Для сравнения: в начале 2022 года это число достигало 38 %.

Отделить государственные займы от межфирменной задолженности в случае Ташкента сложнее по сравнению с Астаной в силу того, что в частном секторе Узбекистана шире распространены компании и банки с государственной долей. Отслеживать ситуацию мешает и приватизация, которая то ускоряется, то замедляется.

Некритичный по отношению к ВВП государственный долг и способность регулярно гасить внешние займы помогают Казахстану и Узбекистану поддерживать высокие места в инвестиционных рейтингах и тем самым привлекать инвестиции для частных компаний.

Это важно для них, учитывая потребность Ташкента в стимулировании индустриализации и ориентацию Астаны на экспорт сырья.

— В чём отличие ситуации в Киргизии — менее крупной и более обременённой долгами экономике?

— Сейчас государственный долг Киргизии приближается к отметке в $6 млрд, что меньше, нежели в других странах региона ($857 на человека. — Прим. Ia-centr.ru). Тем не менее его отношение к ВВП остается значительным: в 2023 году оно колеблется в районе 50–55 % от ВВП, в 2022 году оно было ещё выше и составляло 63,3 %. Это значительный по меркам Центральной Азии, но всё ещё допустимый с точки зрения международных финансовых институтов уровень задолженности.

Напомню, что рост государственного долга происходит в том числе за счёт начисления процентов по ранее полученным займам.

— Почему власти страны продолжают наращивать государственный долг?

— Подход Бишкека к займам связан как с необходимостью в короткие сроки решить серьёзные инфраструктурные проблемы, например в сфере энергетики, так и с потребностью выполнять социальные обязательства. В прошлом году министр финансов подчёркивал, что бюджет на 2023 год остаётся социально ориентированным. Это ограничило объём собственных средств, которые Киргизия может направить на стимулирование экономического роста.

— Какую политику займов ведёт Таджикистан?

— Долги Душанбе относительно ВВП действительно ниже, чем у Бишкека, и составляют 31,3 %, или $3,6 млрд в абсолютных цифрах (по $360 на каждого таджикистанца. — Прим. Ia-centr.ru). При этом у Таджикистана небольшой государственный аппарат и небольшие социальные обязательства, то есть страна может позволить себе занять больше, если у неё возникнет потребность обновить инфраструктуру или предоставить гражданам больше общественных благ.

Ключевые кредиторы Душанбе — это КНР, Всемирный банк и Азиатский банк развития, что типично для развивающихся стран. Плюс такой модели заимствования — в возможности получить льготные займы, но у неё есть свои риски. Кроме того, Всемирный банк — требовательный кредитор: в 2020 году его эксперты заявляли, что в Таджикистане «высок риск долгового дефолта», при том что увеличение объёма заимствований и реструктуризация платежей были типичными практиками на фоне пандемии COVID-19.

— Что могут сделать страны Центральной Азии, если окажутся не в состоянии платить по долгам? Какие риски у каждого из путей решения проблемы?

— Даже если экономика, чей рост основан на займах, не готова платить по ним в данный момент, у неё остаётся возможность реструктуризировать долги. К этому прибегала Аргентина, несколько раз выходившая на дефолт. В аналогичной ситуации в 2000–2010-х оказалась и Греция. В Центрально-Азиатском регионе во время пандемии на это пошёл Душанбе, договорившись с Пекином о приостановке долговых выплат Китаю. Это наименее рискованный способ решения проблемы, но он может быть сопряжён с повышением процентов и удорожанием обслуживания долга.

Ещё одна опция — полное списание долгов кредитором. Так поступила Москва, которая в 2018 году простила Бишкеку долг в размере почти $500 млн. Особенность такого инструмента в том, что в обмен на списание приходится предоставлять экономические или политические преференции, оговариваемые кулуарно.

Схожий механизм — покупка облигаций госдолга, фактическое его финансирование. К этому способу прибегает Китай, покупая долговые обязательства африканских стран. В обмен он получает их политическую поддержку, например в ООН.

Наконец, государство может отказаться от долгов, заявив, что неспособно их выплачивать в принципе. Тем не менее это крайне нежелательный ход, поскольку такой заёмщик потеряет репутацию в глазах кредиторов и не сможет рассчитывать на займы как драйвер экономического роста.

— В годы правления Ислама Каримова Ташкент пытался выстроить альтернативную модель развития, основанную не на займах и кредитах, а на собственных внутренних ресурсах. Возможно ли обращение к этой схеме сейчас?

— Возвращение или в случае с Астаной, Бишкеком и Душанбе обращение к экономической модели с опорой на собственные силы не слишком вероятно для экономик Центральной Азии.

Во-первых, в экономиках региона значимую долю занимает экспорт ресурсов, что требует, с одной стороны, инвестиций в технологии по их добыче, с другой стороны — доступа на мировые рынки, готовые потребить эти ресурсы и предложить займы взамен. Во-вторых, в Центральной Азии растёт население, а это подразумевает увеличение социальных обязательств правительств.

Наконец, современная мировая экономика — это экономика долгов, в которой займы — это не только стимул для роста, но и показатель доверия партнёров. Центральноазиатские государства сейчас стремятся сохранить и приумножить это доверие, в то время как курс на «закрытие» ему только навредит.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram