На прошлой неделе в Москве было проведено несколько оперативно-профилактических мероприятий, в том числе крупнейшая облава на рынке «Садовод», во время которой полиция задержала около тысячи человек. Корреспондент «РР» решил воспользоваться ситуацией и устроился туда грузчиком. Уезжающих толпами нелегалов на рынке он не обнаружил, недостатка в рабочих тоже, зато успел привязаться к тележке.
Вторник. Первый рабочий день
Я откопал старый «адик» синего цвета, черные ботинки, в которые еле помещаюсь, и поехал на рынок «Садовод». Пришел к Фирузу в павильон. Все довольно цивильно, местные одеваются по-спортивному, в Nike или Adidas, так что я в тренде. В павильоне есть ноутбук с подключенным Wi Fi, принтер, телевизор, даже камеры слежения.
У Фируза жизнь налажена: iPhone 5, ездит на «лансере», своя однокомнатная квартира в Балашихе, жена и двое маленьких детей. Фируз работает на рынке. Его отец владеет точкой на «Садоводе», торгует детской одеждой оптом. Вчера, в понедельник, здесь была облава.
— Все началось с Матвеевского рынка, — рассказывает Фируз. — Даже меня, гражданина России, забрали, хотя я им показал свой паспорт. Хватали всех, без вопросов.
Когда автобус подъехал к отделению, омоновцы предложили всем, кто хочет избежать дальнейших разбирательств, отдать деньги и спокойно уйти.
— Три человека заплатили по пять тысяч рублей, и их сразу отпустили. Вот тебе работа наших правоохранительных органов, — жалуется Фируз.
Он не стал платить деньги и просидел в изоляторе 8 часов. Отпускали всех вместе. Из 40 человек, которых поймали, 14 должны были здесь же на месте заплатить штраф, чтобы отпустили всех. В итоге шестеро скинулись и отдали 15 000 рублей, у других денег не было. Фируз вложил 2000 в общий котел.
После бирюлевских событий 28 октября прошла крупная облава. ОМОН окружил «Садовод», перекрыл выходы и пошел на рынок. Люди бежали в разные стороны. Кто-то закрывался в своем контейнере и прятался там несколько часов. Забирали всех.
— На паспорт не смотрели, — рассказывает один из продавцов. — Черный — пошел в автобус!
— Тебя бы точно взяли, — говорит мне Фируз.
Я улыбаюсь.
— Серьезно, взяли бы, ты че, не веришь? Еще как бы взяли!
Я по национальности таджик, но всю жизнь прожил в России. Ходил в школу, учился в университете, работал по специальности. До пяти лет я говорил на родном языке, но после пошел в школу, и родители перестали говорить со мной по-таджикски. Вот я его практически и забыл.
Завожу разговор о событиях в Бирюлеве. У местных своя теория заговора. Здесь уверены, что все это подстроили владельцы рынков «Садовод» и «Южные ворота» Зарах Илиев и Год Нисанов, чтобы убрать конкурентов:
— Наши евреи дали денег, чтобы Бирюлево закрыли. Сейчас КамАЗы, которые заезжали на Бирюлево, все идут в «Южные ворота».
Тут же всех без разбора шмонают, неважно, есть регистрация или нет. Они боятся, что побьют, деньги отберут. Это мы, мусульмане, никого, кроме Аллаха, не боимся. А они боятся. Вот и прячутся.
Среди «садоводов» распространен слух о том, что Егор Щербаков выжил, и его якобы поймали в аэропорту, когда он намеревался улететь в Париж. Когда я говорю, что это утка азербайджанских СМИ, ребята не верят. Как и в то, что «Садовод» закроют, а на его месте построят торговый центр. Просто рынок переделают в большой комплекс, положат вместо асфальта плитку, все подчистят, сделают удобней и красивей.
— Тут неизвестно, что будет. Российское государство не поймешь. Сегодня одно говорят, завтра второе, — рассуждает торговец.
— Если «Садовод» закроют, то и «Люблино» закроют, — добавляет Фируз. — Мы хоть никому не мешаем, на МКАДе находимся. А «Люблино» в жилом районе.
В «Люблино» устроиться сложней, чем сюда. За прием на работу нужно отдать 12 тысяч рублей. Сумма для мигранта немалая.
Передо мной три варианта работы: уборщик, грузчик или продавец. Уборщиком проще всего: работаешь на своей линии, каждый день зарплата. Можешь подрабатывать грузчиком (тебе бесплатно выдается тележка). Грузчиком сложнее: во-первых, ты должен заплатить почти 1700 рублей за униформу и бирку, выкупить тележку — за сколько договоришься, а после платить за эту тележку аренду, 400 рублей в день. На вопрос, как можно арендовать то, что уже куплено, пожимают плечами. Так здесь устроен бизнес.
Но найти эти деньги не самое тяжелое. Ты должен сам найти «клиента». У уборщика есть зарплата, а у грузчика — сколько нагрузил, столько и заработал. Еще и в долги влезешь, если за аренду не будешь отдавать. С другой стороны, график у грузчиков удобней: сколько хочешь, столько и работаешь. А уборщики строго с 7 до 19.
Продавцы — высшая каста. Они просто сидят и торгуют. Это престижная работа. Многие владельцы сами зачастую реализуют товар. Например, Фируз. Ему помогает племянник Карим, ему 18 лет. Он уже два месяца работает на рынке. Идем с Каримом вдоль торговых рядов. Мимо проходит грузчик. Карим подзывает его к павильону.
— Это наш элитный грузчик, — говорит он.
Саховат — крепкий парень, 27 лет. Родом из Таджикистана, работает с самого открытия «Садовода». Зарабатывает по 5–6 тысяч рублей в день. То есть теоретически может делать и 150 тысяч в месяц. Домой отправляет по 30–40 тысяч, кормит чуть ли не всю родню.
Но таких, как он, немного. Он всех знает, и многие обращаются именно к нему. У него свой список клиентов, которые ему звонят и просят помочь. Саховат нарасхват, свободного времени у него нет. Живет в трехкомнатной квартире, платит по 5 тысяч рублей в месяц за треть одной комнаты. С ним квартиру делят еще 11 человек. И жизнь в Москве, и работа ему нравятся.
— На что жаловаться? — говорит Саховат.
Идем к бригадиру. Фируз договорился, чтоб меня взяли грузчиком. Когда бригадир узнал, что я москвич, опешил.
Для начала мне должны выдать бирку — разрешение на работу, а для бирки нужно сдать ксерокопию паспорта.
— Ха, вот они все там упадут, — смеется Фируз. — Москвич устроился работать грузчиком!
Оптовики приезжают на рынок со всех регионов России. За пару часов в павильон приходили за одеждой продавцы из Татарстана, Башкортостана, Ростовской области и далее по карте России. Подходит парень, говорит о возможном шмоне. Ходят слухи, что сегодня опять приедут забирать.
— Как об этом узнать? — спрашиваю.
— Увидишь бегающих вьетнамцев — узнаешь, — смеется парень.
— Больше всего шуму делают именно вьетнамцы, — подхватывает Фируз. — Они боятся, понимаешь.
— А чего они боятся? — удивляюсь я.
— Что заберут. Тут же всех без разбора шмонают, неважно, есть регистрация или нет. Они боятся, что побьют, деньги отберут. Это мы, мусульмане, никого, кроме Аллаха, не боимся. А они боятся. Вот и прячутся.
Мы с Фирузом идем к вьетнамцам, которые покупают у него товар.
— Мама-папа, как дела? — с улыбкой спрашивает он у них. Просит деньги за товар, они отдают часть. Одни вьетнамцы ему должны почти миллион рублей. Он сам должен заводу в Турции несколько миллионов. Товар ему дают на реализацию, вот и крутится.
— Почему ты называешь их «мама-папа»? — спрашиваю я Фируза.
— А как с ними? Они же «дядя-тетя» не понимают, они выучили «мама-папа», мы их так и называем. Все-таки с уважением нужно к людям относиться.
День второй. Путь грузчика
В среду я приехал на работу пораньше. Мы c бригадиром Махмудом пошли меня оформлять.
— Кем ты до этого работал? — спрашивает он.
— Да кем только не работал! До этого в «Макдоналдсе», — на ходу придумываю я.
— А че ушел?
— Решил попробовать что-то новое. Там платили мало.
— Я 60 тысяч зарабатываю, — признается мне бригадир.
Грузчиком устроиться на «Садовод» не так просто. Людей с улицы тут не берут.
— Если б я Фируза не знал, я б тебя не взял, — говорит Махмуд. — Я его давно знаю и его отца тоже. А так, откуда я знаю, может, ты украдешь товар. Я за каждого своего грузчика лично отвечаю. Тут половина товара бесхозная, хозяин позвонит — скажет, куда нести, и все. Любой может взять, на МКАД товар вынести и уехать.
Бригадир рассказывает, что текучка на рынке большая, 20 человек пришли — 20 ушли. Так каждый день. Вчера он оформил на работу троих человек. Но бригадиров тут много, говорит он. После облавы почти все сразу вернулись обратно. Просто потому, что многие находятся на территории страны легально. Тех, у кого регистрация закончилась или была фальшивой, тоже отпустили, но обязали втечение 9–10 дней уехать из России. Фальшивка стоит всего 300 рублей, а настоящая, которую выдает ФМС, — 1300. Махмуд сказал, что знает всего 20–30 нелегалов, которые готовятся к отъезду.
Возвращаюсь в контейнер. Форма мне велика. Кепку не выдали. Надули, наверно. За форму и бирку заплатил 1700 рублей.
— Ты новенький, поэтому первые два дня я с тебя аренду брать не буду, а потом 300 рублей, — говорит бригадир. — Саховат и все платят по 400. Ты 10–15 дней будешь поменьше платить.
Мы дождались еще одного бригадира, Умеда, который меня и оформил.
— Это наш, из Душанбе, у него паспорт российский, — говорит Махмуд Умеду.
— ИНН аст? — спрашивает меня Умед.
— ИНН нэст!
— ИНН и чи? — Махмуд спрашивает, что такое ИНН.
— Маннамедунам, — говорю, что сам не знаю.
Оформили без ИНН. Спросили адрес в Душанбе. Я вспомнил микрорайон, в котором живут родственники.
— Улица Фирдоуси? — подсказывает Умед.
— Да, — говорю я и называю номер дома и квартиры — первые цифры, которые пришли в голову.
Заходит еще один рабочий.
— Ба Душанбе? — спрашивает, из Душанбе ли я.
— Хо, — отвечаю: да, мол.
Опускаю глаза, лишь бы со мной снова не заговорили. Русский акцент меня выдаст. Читают мое имя, переговариваются, но вопросов не задают. Выдают форму, фотографируют на пропуск.
— Тамом? — спрашиваю я: мол, все на этом?
— Да, иди-иди, — отвечают мне.
Возвращаюсь в контейнер. Форма мне велика. Кепку не выдали. Надули, наверно. За форму и бирку заплатил 1700 рублей.
Отдельная проблема — найти тележку. Спросил Саховата и Фируза — говорят, нет. Пошел искать сам. Прошел пару линий, смотрю — прекрасная тележка стоит прямо посередине дороги. Спрашиваю, чья она, знакомлюсь с ее хозяином-грузчиком.
— Ту точики? — интересуется он, не таджик ли я.
Отвечаю утвердительно.
— Точики габзан! — грузчик предлагает говорить по-таджикски.
Вяло пытаюсь объяснить на таджикском, что я здесь давно и лучше говорю по-русски.
Мы идем на 17-ю линию в поисках мусорщика, который торгует тележками. Находим другого грузчика. Ребята пытаются загнать мне тележку без колеса за тысячу рублей. Мол, за триста мне новое колесо поставят. Я ни в какую. Потом предлагают купить другую тележку, нормальную, за полторы тысячи. Пытаюсь сбросить цену, давлю на жалость, говорю, что денег вообще нет. Сошлись на тысяче трехстах рублях.
В контейнер возвращаюсь победителем. Все спрашивают, сколько денег я отдал, и хвалят, что выбил нормальную цену. Тут каждые сто рублей на вес золота. Саховат учит меня, как побыстрее обвязать тележку веревкой.
— Где штаны? — спрашивает Саховат.
— Велики слишком.
— Иди подшей и одень, — советует Саховат.
За пренебрежительное отношение к униформе штраф 1500 рублей.
— Поймают — бирку отберут, да еще по почкам пару раз дадут, — подытоживает элитный грузчик.
В шесть утра многие еще даже не открылись. Хожу голодный, сонный, руки болят. Хочется лечь спать на тележку. Решил пойти по узким улочкам между линий, но меня останавливает охрана.
Вдруг прибегает Фируз с плохими новостями: меня спалила соседка напротив. Оказывается, продавщица услышала, как я говорю на русском без акцента.
— Она сразу тебя раскусила. Спрашивает, не журналист ли ты, — говорит Фируз. — Я пытался ей сказать, что ты живешь тут давно, но она не верит.
Решаю идти работать — возможно, соседка забудет обо мне, и все обойдется. Самое сложное — найти клиента. Прохожу 26 рядов, от 1-й линии до 26-й — 300 метров в одну сторону, 300 в другую. Подбегаю к потенциальным клиентам с вопросом: «Тележка надо?» Все впустую. Наконец остановился отдохнуть: возить тележку без груза — тоже нелегкое дело. Рядом девушка говорит по телефону:
— Ну что, я покупаю? Вон и грузчик есть, — смотрит она на меня. Я подхожу с дежурным «тележка надо?», но девушка передумала покупать.
В одном из рядов встречаю грузчика, который продал мне тележку.
— Чхель? — справляется грузчик о моих делах.
— Плохо, — отвечаю на ломаном таджикском.
— Первый день ничего не получается. — Грузчик советует мне подходить ко всем, быть настырным и никого не бояться. — 25-я и 26-я линии — это главные улицы, там товары для детей продаются. Там всегда нужны грузчики. Еще 11-я линия и первый ряд торгового комплекса.
Благодарю. Иду дальше. Задор пропал, медленно хожу по рядам в поисках хоть какой-то работы. Сзади меня поторапливают опытные грузчики, которые несут на плечах тюки под сто килограммов. То и дело встречаю на пути пустые тележки и снующих рабочих. Они, как и я, сидят без клиентов.
Единственный, кто меня остановил за все время моих странствий, — сотрудник ЧОПа «Витязь», который охраняет рынок. Он решил использовать меня для устрашения. Продавцы неправильно развесили товар, чуть ли не на заборе. «Сейчас увезут», — пригрозил охранник, показывая на мою тележку. Продавцы сразу все перевесили. Охранник царственным движением руки показал мне идти дальше.
— Сейчас не сезон, — подбадривает меня Саховат. — Будут еще клиенты.
Фируз улыбается и ведет меня обедать. Уже второй день подряд. На этот раз я наотрез отказываюсь от второго, жую лепешку. Руки ломит, ноги подкашиваются, я почти засыпаю.
— Эх, молодой человек, — умиляется Фируз. — Ты еще ни один груз не донес. А люди здесь каждый день с утра мешки таскают. Весь день. И молодые, и старики.
Молчу. Когда я рассказал маме, что буду работать грузчиком на рынке, она долго смеялась. Теперь я понимаю почему.
День третий. Прощание с тележкой
На следующий день не завтракаю и не беру с собой ни копейки денег, чтобы был стимул работать. В шесть утра многие еще даже не открылись. Хожу голодный, сонный, руки болят. Хочется лечь спать на тележку. Решил пойти по узким улочкам между линий, но меня останавливает охрана.
— Ты где ходишь? Пропуск!
У меня нет с собой бирки. Сую копию паспорта.
— Че ты мне суешь! Где пропуск? Бирка?
— Не знаю, — говорю я на ломаном русском. — Случайно дома забыл. В контейнере, наверно, оставил!
— В каком еще контейнере? — переспрашивает охранник.
— Где работаю.
— Какая линия?
— Двадцатая!
— Пойдем!
— Куда?
— К контейнеру. Здесь не ходи, — продолжает он на меня кричать. — Тебе вообще инструкции-то давали? Кто твой бригадир?
— Не знаю.
— Ты не знаешь, кто твой бригадир?! — Он подзывает какого-то рабочего. — Это вообще че такое?!! Не знает правил вообще. Ходит посередине.
Грузчик начинает со мной разговаривать на таджикском. Я отвечаю, что первый день работаю, не знал, что посередине кататься нельзя, не помню, как моего бригадира зовут. Грузчик просит охранника отпустить меня на первый раз. Говорит, что я новичок и больше так не буду делать.
— Ладно, — успокаивается охранник. — И штаны пусть оденет. В следующий раз заберу!
Теперь я охранников сторонюсь. Прихожу к выводу, что самый тяжелый в мире труд — это найти себе работу. Конкуренция здесь дикая. Либо покупатели сами приходят с тележками и отказываются от помощи, либо звонят проверенным грузчикам.
Пришел попрошайка лет семи. Джуги, как его здесь называют, — цыганенок. Этот малыш сегодня уже заработал больше меня.
Встречаю рабочего, который спас меня от охранника:
— Ты чего брюки не надел?
— Найти не могу, — соврал я.
— Смотри, тут с тобой шутить не будут. Администрация и охранники тут жесткие. Один раз парень был без кепки — ему по зубам дали. Мне-то все равно, я тебе помочь хочу.
Без бирки просит меня не ходить: иногда устраиваются проверки. Если бирки нет, отбирают форму и тележку и заставляют заново выкупать.
После полуторачасовых поисков клиентов возвращаюсь к контейнеру. Саховат уже в который раз везет груз. Сажусь, прошу сделать мне чай с сахаром. Соседка напротив уже в открытую смотрит на меня со злобой и рассказывает всем прохожим, что я журналист.
Подходит бойкая женщина лет тридцати, начинает выбирать одежду. Спрашиваю: «Тележка надо?» Она думает-думает и говорит, что ей здесь еще долго. Мы тут же все начинаем ее уговаривать:
— Ну, возьмите его, он по-русски хорошо говорит, погуляет с вами, — издевается Карим.
— Хороший мальчик? — переспрашивает женщина.
— Хороший!
— Но мне быстро нужно!
— Я очень быстрый, — уверяю я.
Она соглашается. Закидываю на свою тележку товар, и вперед.
Работать тут нужно быстро: быстро загружать и разгружать, быстро заматывать сумки скотчем, быстро бегать с заполненной тележкой и стараться никого не сбить.
— Как тебя зовут? — спрашивает моя работодательница.
— Зовите Коля. Так легче.
Имя своего клиента узнавать сразу невежливо. Мы останавливаемся у другого павильона, она покупает еще одежду. Мне нужно развязать тележку и заново ее завязать, а я никак не могу это сделать: веревка зацепилась за край. Женщина мне помогает.
У продавцов шапок я заранее развязываю тележку и тут же начинаю завязывать. Парень загружает вещи, мы с ним общаемся на таджикском, он слышит мой акцент и очень радуется, что таджик так хорошо говорит по-русски. Показывает мне, как завязывать большие тюки, залепляет скотчем и желает удачи. Проходящие мимо молодые грузчики смотрят на меня, здороваются, улыбаются.
Дальше детские куртки. Мимо меня проходит чужой бригадир, видит меня в других штанах, начинает докапываться, где бирка, где паспорт. А бирки, черт побери, нет! Кое-как от него отвязываюсь — называю имя своего бригадира, тот ему звонит, спрашивает про меня и отстает. Подходит парень, спрашивает, где можно найти детские колготки.
— Про колготки не знаю, но 25-я и 26-я линии — это детские товары, — со знанием дела отвечаю я.
Мой работодатель просит помочь закинуть куртки в мешок, я быстро кидаю их, мешок рвется. Женщина показывает, как лучше его заклеить, — я делаю, как она показала. Потом небрежно пытаюсь положить товар в тележку. Чувствую, как растет мое мастерство.
Женщина приехала из Пензы, она каждую неделю ездит в Москву на автобусе на рынок. Прошу у нее прощения, что работаю медленно.
— Я первый день, — оправдываюсь я.
— Ничего, научишься! А не научишься — жизнь научит, — улыбается женщина.
— Почему вы в Москву не переедите? Сюда же все хотят, — спрашиваю.
— А зачем? Мне и там хорошо, у меня там дом с баней, машина. Это здесь мы грязные, а дома я на каблуках хожу и в платье.
Подходим к автобусной остановке.
— Сколько я тебе должна? — спрашивает женщина.
— Не знаю, сколько вы хотите дать, — отвечаю я.
— Пятисот хватит?
— Думаю, будет достаточно.
Кладу вещи на асфальт, получаю деньги и прощаюсь. Жалею, что не взял номер телефона, и тут же ругаю себя. Зачем мне ее телефон? Я что, сюда на всю жизнь устроился? Держу в руках смятую купюру. Мои первые, заработанные тяжелым физическим трудом деньги. Теперь можно поесть.
Покупаю 5 порций самсы по 50 рублей каждая. Уплетаю с радостью, чувствую, как прибавляются силы. Решил какое-то время посидеть в контейнере. Сижу и помогаю расфасовывать товар. Тоже работа. Разговор, естественно, заходит об исламе. Меня пытаются убедить стать правоверным мусульманином. Я пропускаю все мимо ушей, мне сейчас не до этого. Чувствую, что уже лучше говорю на таджикском. Пара месяцев, и точно все вспомню. Пытаюсь выяснить у Саховата, какая у него месячная зарплата. Не говорит.
— Ну, тысяч шестьдесят? — спрашиваю.
— Шестьдесят тысяч мало! — говорит грузчик Саховат.
Пришел попрошайка лет семи. Джуги, как его здесь называют, — цыганенок. Этот малыш сегодня уже заработал больше меня. Ладно, передохнул, иду дальше охотиться. Иду в приподнятом настроении: я обязательно кого-нибудь найду. Подхожу к началу ряда, вижу на горизонте кучу оранжевых кепок — это мои конкуренты. Оранжевая кепка, черно-оранжевая куртка — их сразу отличишь. Слоняются без дела, болтают. В этом ряду ловить нечего. Подхожу к следующему, наблюдаю ту же картину. Думаю, что нужно было мусорщиком устроиться. Хотя бы зарплата стабильная.
С тележкой я уже сблизился, но все равно нет-нет да и проеду случайно по ногам. Сбиваю манекен. Выбегают вьетнамки и начинают что-то щебетать. Еду по рядам, а рынок-то крытый, солнца не видно. Подхожу к концу линии, вижу «свет в конце туннеля». Хочется все бросить и бежать. Словно ты в какой-то тюрьме без решеток. Возвращаюсь в контейнер ни с чем.
— Скоро четвертое ноября, День народного единства, — говорю я. — Интересно, будут ли в этот день какие-то рейды, — не ОМОНа, а националистов?
— Этих, как их, чикенхэдов, что ли? Они сюда не придут, — уверенно говорит Фируз. — Поверь мне!
Здесь стараются относиться друг к другу хорошо. Я не видел ни одной драки, соседи пару раз друг на друга покричали, и все. Специально спросил про случаи нарушения прав человека — никто ничего такого не припомнил. Охранники ведут себя нормально, иногда, бывает, накажут кого-нибудь из грузчиков. Карим вспоминает лишь один случай, когда рабочего серьезно избили за воровство. Он украл у женщины сумку. А так ничего драматичного.
Приехал домой безумно уставший. За три дня ни разу не зашел в Facebook. Посты друзей казались мне бессмысленными и безжизненными. Да и вообще смотришь на жизнь по-иному — нет времени на какие-то дурацкие мысли, нытье, хандру. Тут все просто:либо ты, либо тебя. Игра на выживание. Как ни странно, рынок — это место, где начинаешь ценить то, что у тебя есть.
Вчера было ноль клиентов, сегодня один, значит, завтра обязательно будут два. Так потихоньку и стану зарабатывать. Вечером звонит Фируз и просит пока не приезжать: по рынку пошли слухи, что сюда под прикрытием устроился журналист и пишет про то, как здесь все плохо.
— Ты же знаешь, у нас частная территория: здесь с тобой могут что угодно сделать, — предупреждает Фируз.
Немного не вяжется с картиной мирных взаимоотношений на рынке, которую мне вчера описывали ребята. Фируз не хочет проблем ни себе, ни мне. Я обещаю прекратить работу. Хотя только-только начал втягиваться.
Моя тележка была продана всего за 700 рублей. Это немного задело мое самолюбие, все-таки в течение трех дней она была моей кормилицей. Оказывается, не так просто сказать себе, что «тележка больше не надо».
Правила комментирования
comments powered by Disqus