Все по новой
Итак, Аскар Акаев, пришедший к власти на волне протеста против коммунистического тоталитаризма, в начале своего правления проводил либерально-демократические преобразования. Однако первый президент оказался по существу заложником регионально-клановой системы, имевшей в республике глубокие исторические корни. Авторитаризм и коррупция, являющиеся системообразующим элементом регионально-кланового и патронажно-клиентельного уклада, относительно быстро подавили демократические тенденции и привели к формированию режима, фактически лишенного «обратных связей». В этой замкнутой системе Акаев сосредотачивал в своих руках все больше властных полномочий, позволявших ему вести, по сути, единоличную политику. Как отмечает исследователь Александр Кынев, «в Кыргызстане была реализована столь близкая российскому опыту модель сильного президентства, который, обладая всеми ключевыми полномочиями по формированию, текущему руководству органами исполнительной власти, формально не отвечает за ее деятельность».
Более того, подобная модель «сильного президентства» в Кыргызстане, по существу, выродилась в правление узкосемейной клики, когда реальную, но неформальную власть осуществляли жена президента Майрам, его дочь Бермет и сын Айдар. Основные властные посты и самые доходные сферы бизнеса были распределены либо между членами «семьи», либо между их фаворитами. С постепенным ростом влияния «семьи» стал разрушаться хрупкий и годами выстраиваемый регионально-клановый баланс. Основой правящей элиты к весне 2005 года были даже не коалиция северных кланов, а лишь таласский (Талас – родина М.Акаевой) и чуй-кеминский кланы (Кеминский район Чуйской области – родина А.Акаева). Но мало того, каждый член семьи стал тащить во власть своих любимчиков, а это значит, что под них нужно было освобождать места. И это в условиях, когда коррупция набирала обороты, а население нищало стремительными темпами. В результате под Аскаром Акаевым образовалась зияющая пустота, куда он и провалился в дни «тюльпановой революции».
Однако крах Акаева вовсе не означал краха оформившейся при нем системы. И пришедшие к власти оппозиционные «демократы» были связаны с этой системой неразрывными узами, вне зависимости от субъективной искренности и верности демократическим идеалам того ли иного политика. Общим интересом у неожиданно пришедшей к власти разнородной оппозиции было, главным образом, избавление от режима Акаева, но во всем остальном их интересы существенно отличались. Традиционное противостояние «северян» и «южан» со сменой власти приобрело новые формы.
Под угрозой установления полного господства «южан» во главе с Бакиевым многие «северяне» из числа бывших сторонников Акаева стали переходить на сторону самого значительного на тот момент политика-«северянина» - Феликса Кулова. Необходимость консолидации интересов «северян» понимали и сами оппозиционные лидеры из числа уроженцев Севера, то есть тот же Кулов и Отунбаева. Это, в частности, выразилось в резкой смене их отношения к тому избранному 27 февраля и 13 марта парламенту, который они первоначально называли нелегитимным (в этом парламенте позиции северян были существенно сильнее, чем в старом). С другой стороны, Бакиев был заинтересован в скорейшей легитимации себя как лидера страны путем президентских выборов, что было весьма затруднительно без действующего парламента, куда к тому же попало немало влиятельных людей. В результате Бакиев и Кулов признали новый парламент, а новый парламент 28 марта подтвердил избрание Бакиева премьер-министром. Таким образом, был достигнут своего рода двойной компромисс: между новой властью и частью акаевской элиты в лице «нелегитимного» прежде парламента (с «точечным» пересмотром результатов голосования по отдельным округам); между Бакиевым со стоявшими за ним «южанами» и Куловым с его «северянами».
Результатом этого компромисса стало относительно безболезненное избрание Бакиева президентом на досрочных выборах 10 июля 2005 года (Бакиев обошел пятерых соперников, получив 88,71 процента голосов). Согласно оценкам экспертов, несмотря на все имевшиеся нарушения (ведь избирательные «технологии» не могли измениться в один момент), это были, пожалуй, самые свободные выборы со времен обретения независимости. Крах режима Акаева сопровождался невиданным расцветом демократических свобод – с одной стороны, новая власть была слаба, а с другой, это создавало максимально благоприятную среду для роста общественной активности и расширения гражданского диалога. Впрочем, по сути, исход кампании решило соглашение от 12 мая между Бакиевым и Куловым: в случае победы на выборах Бакиев обещал добиваться от парламента одобрения кандидатуры Кулова на пост премьер-министра. Что и было сделано, при этом тандем двух «тяжеловесов» - самого главного «южанина» и самого главного «северянина» - должен был служить залогом долговременной политической устойчивости. Наличие еще ряда крупных самостоятельных фигур на ключевых постах в стране - Текебаев (глава парламента), Отунбаева (министр иностранных дел) – вроде бы позволяло выстраивать высшую власть по принципу сдержек и противовесов. Это означало бы не только взаимный контроль, но теоретически могло бы уберечь страну от скатывания к новой клановости и семейственности.
Увы, все это оказалось именно чистой теорией. Вскоре тандем Бакиев–Кулов распался, причем камнем преткновения стало конституционное устройство страны. Бакиев, став президентом, выступил в пользу «сильной» президентской власти, а его оппоненты из быстро формировавшейся оппозиции, в основном «северяне», требовали создания парламентской республики, прекрасно понимая, чем им грозит сильное президентство в лице Бакиева. Работавшее с весны 2005 года Конституционное Совещание не смогло выработать компромиссную редакцию основного закона.
Затем в ноябре 2006 года оппозиция с помощью многотысячного митинга в Бишкеке заставила президента подписать проект конституции, который лишил Бакиева ряда полномочий. Киргизия была объявлена парламентской республикой. Но спустя месяц Бакиев, воспользовавшись отставкой правительства Кулова, в ситуации, когда невозможно было сформировать кабинет министров, под угрозой роспуска заставил депутатов принять «президентскую» конституцию. Но «перетягивание каната» продолжилось: в сентябре 2007 года Конституционный Суд, удовлетворив иск двух депутатов, признал, что эти две конституции были приняты с нарушением норм действующего на тот момент Основного закона, и отменил обе редакции. Затем 19 сентября президент вынес на референдум свой «компромиссный» вариант Основного закона, правда, с уклоном все же в президентскую республику, который, судя по данным ЦИК Киргизии, народ поддержал. Успех Бакиева был закреплен на досрочных парламентских выборах в декабре 2007 года (парламент из 90 депутатов избирался только по партийным спискам). К тому времени многопартийность в Кыргызстане опять расцвела пышным цветом - было зарегистрировано аж целых 104 партии. Об участии в выборах первоначально заявили 50 партий, но в бюллетени после жесткой процедуры «отсеивания» попали лишь 12. Причем объединенная оппозиция в лице созданной в 2006 году Народной коалиции демократических сил (НКДС), объединившей 18 партий, включая «Ар-Намыс» Кулова, «Ата-Журт» Камчибека Ташиева (в ноябре 2007 года Отунбаева перешла в СДПК) и «Ата-Мекен» Текебаева, шла на выборы единым списком под «лейблом» всего лишь одной «Ата-Мекен». Главным лозунгом стало требование перехода к парламентской республике. А потом произошло удивительное – победителем стала партия «Ак-Жол» (71 мандат), созданная Бакиевым всего за два месяца до выборов. Главный скандал был связан с «Ата-Мекен». Ее список хоть и занял по количеству голосов второе место, но не смог преодолеть полупроцентный региональный барьер, и объединенная оппозиция оказалась вне парламента. Вместо нее туда вошли социал-демократы (СДПК) с 11 мандатами. Партия коммунистов Кыргызстана получила 8 мандатов.
Ну, а дальше Бакиев стал все быстрее двигаться по пути, проторенном еще Акаевым, – через усиление авторитарности власти к насквозь коррумпированному «семейному правлению». Причем во многом превзошел своего предшественника. В частности, в начале 2010 года Бакиев, публично раскритиковав основы «классической» демократии, объявил, что стране больше всего подходит «совещательная демократия» в лице «традиционных» структур – системы «народных курултаев» во главе с верховным «Народным Курултаем». Этим заявлением был начат процесс изменения конституции, в результате которого вместо всенародных выборов главы государства предлагалась процедура передачи высшей власти из рук в руки под эгидой этого самого Народного Курултая. То есть речь шла о концептуальном изменении всей политической системы. В парламенте появились законопроекты, направленные против деятельности НПО, а в марте был принят закон, допускающий упреждающие прослушивания телефонов и перехват электронной почты без санкции суда. Это означало тотальный контроль властей и попрание прав граждан на тайну переписки. Стоит отметить, что кураторами спецслужб тогда были брат и сын президента. Однако апрельская революция 2010 года, заставившая Бакиева бежать из страны, прервала этот законотворческий процесс.
«Родовые болезни» киргизской демократии
Таким образом, все повторилось – как будто какие-то «родовые болезни» гоняют киргизскую демократию по замкнутому кругу. Всепроникающая регионально-клановая система рождает коррумпированный авторитаризм и как следствие – общее снижение роли политических партий, лишение их функции института гражданского общества, выхолащивание партийной идеологии. В результате избиратели мало что знают о партиях, не особо стремятся отличать одну от другой, не интересуются ими. Партии превращаются в инструмент регионально-клановых клик, в элемент патронажно-клиентельной системы, в центре которой стоят отдельные личности - конкуренция или союз между ними становится важнее идеологий и партийных интересов. Отсюда и «коммерциализация» партий, когда для их лидеров коммерческая деятельность становится важнее политической работы, в результате чего многие вчерашние ярые демократы превращаются в циничных дельцов.
Это препятствует формированию полноценной оппозиции – власть стремится политически уничтожить своих оппонентов, либо репрессиями, либо привлекая их лидеров на должности, либо создавая ложную оппозицию. На это работают слабая связь оппозиции со значительной частью избирателей, что обусловлено патриархально-подданническим типом политической культуры и вытекающей отсюда традиционной ориентацией населения на «начальство», а также политическая регионализация общества. Приглашение же партийных лидеров во власть ставит их перед выбором: или попытаться реализовать часть своих политических программ в рамках исполнительной власти, или отказаться от такого сотрудничества и тем самым оставить предлагаемый пост своим соперникам. При этом вчерашняя оппозиция, став властью, порой до мелочей воспроизводит модель поведения своих предшественников-«врагов».
Неразвитость политической культуры, «незначимость» партий при авторитаризме, их «прикладное», конъюнктурное использование теми же кланами рождают не только идейную, но и организационную расплывчатость, низкую партийную дисциплину, проблему утраты идентичности, вызванную идейными шатаниями. Отсюда низкий уровень массовой поддержки, неудачный выбор стратегии и тактики. Например, склонность демократической оппозиции к созданию опасных коалиций, которые, в конечном счете, способны либо толкнуть ее в ложную оппозицию, либо растворить в антидемократическом лагере (националистическом, исламистском, коммунистическом). Впрочем, если говорить об отдельных политиках, то речь идет уже об их открытом переходе в этот лагерь.
Интересно, что подобные метаморфозы с «демократами» наиболее отчетливо стали наблюдаться именно после второй киргизской революции. Казалось бы, крах режима Бакиева привел к широчайшей демократизации политической жизни, в июне 2010 года на референдуме была, наконец, принята новая конституция, установившая парламентскую республику, в стране совершенно свободно действовали многочисленные партии, которые вроде бы являлись носителями самых различных идеологий – от национал-консервативной и либеральной до социал-демократической и коммунистической. Однако целый ряд политиков, принадлежащих к этим партиям и ранее позиционировавших себя в качестве последовательных сторонников демократии, счел необходимым подравняться под набравший силу (особенно в период ошской трагедии) идеологический «тренд» - ультранационализм. Оно и понятно: в условиях кризиса обращение к самым примитивным инстинктам нищающего населения сулит самые большие политические дивиденды.
Так, например, Камчибек Ташиев, лидер партии «Ата-Журт», которая стала занимать откровенно ксенофобские позиции, неоднократно открыто заявлял, что в Кыргызстане могут проживать лишь те представители нацменьшинств, кто готов повиноваться киргизам и будет служить им верой и правдой. И это сработало – в октябре 2010 года на досрочных выборах «Ата-Журт» заняла первое место (28 мандатов из 120, СДПК – 26, «Ар-Намыс» - 25, «Республика» - 23, «Ата-Мекен» - 18). Уже упоминавшийся представитель партии «ЭрК» Топчубек Тургуналиев, заняв пост советника президента переходного периода Розы Отунбаевой, прославился своими инициативами по тотальному внедрению киргизского языка и вытеснению русского. Идеи Тургуналиева сразу же подхватил Эмильбек Каптагаев, ставший главой администрации Отунбаевой (позднее президент Алмазбек Атамбаев назначил его своим советником по межнациональным отношениям, а потом представителем в Иссык-кульской области). Известный специалист по Кыргызстану Александр Князев характеризует этого деятеля как «главного идеолога формирующегося национал-фашизма». Да что там «идеологи национал-фашизма», когда даже такой авторитетный и респектабельный политик, как председатель «Ата-Мекен» Омурбек Текебаев отметился рядом «нетривиальных» высказываний, среди которых и такое: «Везде есть негласное правило, что заниматься политикой – это удел титульной нации».
В свете резкого возрастания угрозы исламского экстремизма эксперты также отмечают наметившуюся тенденцию взаимодействия, а то и сращивания исламистских структур с регионально-клановыми группировками и политическими партиями. В результате формируются весьма причудливые коалиции с участием исламских радикалов, ультра-«патриотов» пронацистского типа, клановых «клиентелл» и просто уголовных элементов. Так, например, лидер «ЭрК» Турсунбай Бакир улуу открыто требовал исключить из конституции положение о светском характере государства – как известно, это как раз одно из основных требований радикальных исламистов. Упомянутые выше Эмильбек Каптагаев, Топчубек Тургуналиев, Камчибек Ташиев стали выступать еще и с исламистских позиций. Публицист Айрат Ахметшин привел список политических партий, которые, по некоторым данным, сотрудничают с исламистами: «Партия «Ата-Мекен» Омурбека Текебаева, «Ак-Шумкар» Темира Сариева, Партия зеленых и организация Азимбека Бекназарова, образованная на базе Объединенного народного движения (ОНД)».
И все же, несмотря на все эти опаснейшие тенденции, Кыргызстан остается единственной в постсоветской Центральной Азии демократической страной и единственной парламентской республикой (если быть абсолютно точным – все-таки парламентско-президентской). Вопреки состоянию почти клинической смерти государства, удалось обеспечить первую за всю историю независимости мирную передачу власти от временного президента Розы Отунбаевой новоизбранному президенту Алмазбеку Атамбаеву. Кыргызстану сулили распад на север и юг, но этот апокалипсический прогноз не оправдался.
Впрочем, недостатка негативных прогнозов по-прежнему не ощущается. Так, по мнению Александра Князева, «парламентская система в Киргизии себя полностью дискредитировала, парламент выполняет две основные функции: во-первых, депутатство - это инструмент лоббирования своих корыстных интересов «народными избранниками»; во-вторых - дискуссионная площадка, где, вовремя и правильно пропиарившись, можно расширить возможности лоббирования (см. первую функцию)». Беспорядки осени 2012 года в Бишкеке и весны-лета 2013 года в Джалал-Абаде и на Иссык-Куле, связанные с рудником «Кумтор» и осуждением по делу об организации этих беспорядков трех депутатов фракции «Ата-Журт» во главе с пресловутым Ташиевым, Князев считает «попыткой реванша отодвинутых от власти кланов, уже не только южных, но и большой части северных». Предполагается, что Кыргызстан ждет очередной раунд жестокой схватки регионально-клановых группировок, поскольку, согласно ряду оценок, установление парламентской республики не смогло предотвратить концентрации власти в традиционно «узком» кругу и вытекающих отсюда кадрово-коррупционных последствий.
Князев, например, отмечает: «Кадровая политика Атамбаева в плане регионально-клановых предпочтений еще более сужена, нежели попытки Акаева что-то как-то сбалансировать или стремление Бакиева опираться хотя бы на южан… Принцип один - личная преданность. Критерий, кстати, в котором так легко ошибиться». Отсюда следует такое предположение: теоретически ситуацию могло бы выправить установление опять же «сильной» власти, но чисто теоретически – поскольку Кыргызстан якобы уже вступил в стадию «афганизации». Недавний (март 2014 года) и третий по счету развал правящей коалиции из-за разрыва партией «Ата-Мекен» союза с СДПК и «Ар-Намыс» некоторые эксперты тоже склонны рассматривать как признак обострения борьбы между регионально-клановыми группировками. Как и образование в феврале этого года нового оппозиционного объединения во главе с депутатом Равшаном Джеенбековым, куда вошли Камчыбек Ташиев, Азимбек Бекназаров, Мелис Мырзакматов и его партия «Улуттар Биримдиги», Омурбек Суваналиев и «Народно-демократическая партия Кыргызстана» (НДПК) во главе с Артуром Медетбековым. Как сообщил Джеенбеков, у объединения будут три основные цели: «Первая - восстановление нынешней Конституции. Фактически, она неплохая, но президент ее полностью нарушил. Сейчас нет парламентской республики, так как всю власть захватил президент. Он у нас и премьер, и суд, и все остальное. Вторая цель - укрепление парламентаризма, третья - борьба с авторитаризацией власти».
Есть ли «рецепт»?
В Кыргызстане, да и за его пределами, ведутся острые дискуссии о судьбах киргизской демократии и предлагаются различные рецепты выхода из блуждания по замкнутому маршруту: коррумпированная формальная демократия – коррумпированный авторитаризм – революционный хаос – опять коррумпированная формальная демократия – коррумпированный авторитаризм – революция и так снова по кругу. Профессор Киргизско–Турецкого Университета «Манас» Жылдыз Урманбетова предлагает отойти от «эмоциональной», а не рациональной ориентации на демократию, в результате которой «некоторые универсальные принципы демократии мы внедрили», но «все эти «демократические штучки» имеют внешний характер и не становятся внутренней составляющей самого общества».
Считая, что принципы либеральной демократии плохо воспринимаются, а то и вовсе не понимаются в пространстве традиционной культуры, Урманбетова видит причину этого именно в культурной специфике, которую «необходимо интерпретировать не как абсурдное объяснение невозможности установления демократии в Кыргызстане, а скорее как стратегическое направление», учет которого даст возможность понять, «что происходит не так в установлении демократических норм, и самое главное – почему». В этой связи, по мнению профессора, нынешняя «кыргызская демократия в большей степени сопоставима с нелиберальной демократией, нежели с либеральной, шансы которой в локальных условиях Кыргызстана бесперспективны».
Термин «нелиберальная демократия» (illiberal democracy) ввел в обиход американский аналитик Фарид Закария. Собственно, его синонимом могло бы стать определение «формальная демократия». Ведь соблюдение формально демократических принципов, то есть как раз «нелиберальная демократия» по Закария, совсем не мешало появлению во многих странах кровавых диктаторских режимов, развязыванию этнических чисток и гражданских войн. И, наоборот, многие успешно развивающиеся территории, как, например, Сингапур и Гонконг, строго говоря, не являются демократическими, но отвечают требованиям, предъявляемым к либеральному правовому государству. Отсюда Закария делает вывод - адекватное решение нынешних проблем, особенно в развивающихся «транзитных» странах, может быть предложено не демократией, а системой, где «имеют место разделение властей, сдержки и противовесы, верховенство закона, защита прав личности и определенная степень представительства (но отнюдь не всеобщее избирательное право)».
А вот экономист и политолог Искендер Шаршеев предлагает концепцию некоего «креативного прагматизма» - идеологии «иного Кыргызстана» - Кыргызстана «честного труда, умственного напряжения, чувства собственного достоинства и мечты об экономической свободе», противника «советского, исламского, националистического и иных идеологических Кыргызстанов». Кыргызстан – «с идеологией без идеологии, со стратегией без стратегии. Кыргызстан, идущий по пути наименьшего сопротивления, наибольшей логики, научно-технического прогресса».
Существуют и другие «рецепты». Но в данном случае хотелось бы закончить не «рецептом», а чем-то вроде констатации, которая, при всех преувеличениях и излишней пафосности, внушает, скорее, оптимизм, чем пессимизм. Принадлежит она киргизскому политологу Урмату Иманалиеву: «Прежде всего, в стране произошла радикальная денационализация экономики, либерализация политической системы, деколонизация общественного сознания и избавление от рабской психологии. В результате состоялся радикальный слом веками утвержденных эгалитарных порядков общинного и социалистического прошлого, идеалами которого являлись внеэкономическая эксплуатация, консервативная стабильность, стагнирующие устои, неприятие новации и самое главное – покорность и иждивенчество… В итоге, общественно-политическая жизнь Кыргызстана стала многовариантной и многофакторной. В этом контексте кажущаяся временная слабость кыргызстанского «демократического организма» имеет изрядную положительную потенцию. И сила «слабости» демократического Кыргызстана заключается именно в том, что здесь, несмотря на системную слабость государства, сформировано относительно сильное гражданское общество, заряженное пассионарной энергетикой, которое раз за разом доказывает, что единственным и надежным гарантом соблюдения, а также осуществления демократических преобразований в стране является только он - кыргызстанский пассионарный демос».
Кыргызстан: Метаморфозы с «демократами» (Часть первая)
Правила комментирования
comments powered by Disqus