В последнее время достаточно важным ньюсмейкером в центральноазиатском регионе выступает Узбекистан. Это и визит президента Узбекистана в Астану, и парламентские выборы, и предстоящие президентские выборы, которые тоже создают достаточно важный фон, обсуждаемый в настоящее время.
Один из вопросов, который ставится на обсуждение в связи с Узбекистаном - региональная политика страны или политика в отношении к интеграционным процессам. Утверждается, что Узбекистан дистанцируется от таких процессов и, естественно, достаточно часто ставится вопрос о том, что надо сделать для того, чтобы Узбекистан вошел в них. Понятно, почему этот вопрос ставится. Если мы будем рассматривать наш квази-регион, Центральную Азию, и прилегающие регионы, то очевидно, что при всей критике экономической и политической ситуации в Узбекистане понятно, что без этой страны значительная часть интеграционных процессов на постсоветском пространстве получает достаточно условный характер. Например, если говорить об обеспечении военной безопасности на юге постсоветского пространства, то без Узбекистана это становится, безусловно, возможным, но проблемным. Если мы говорим об экономической безопасности, опять-таки учитывая рынок Узбекистана, его емкость, мы понимаем, что без Узбекистана эти интеграционные процессы тоже становятся ограниченными. Поэтому данный вопрос, безусловно, важен и интересен.
Если мы посмотрим на историю этого процесса, то заметим, что Узбекистан, как и Казахстан, на начальных этапах был одним из наиболее активных сторонников сотрудничества, одним из наиболее активных сторонников интеграции. По большому счету, вопрос о сотрудничестве на юге постсоветского пространства начинает ставиться еще в конце 80-х годов, когда поднимался вопрос о том, что необходимо обеспечить или сохранить некий уровень взаимодействия, который существовал в рамках постсоветского пространства. Но тот формат взаимодействия, который предлагался в конце 80-х годов, так называемое взаимодействие в рамках мусульманских республик постсоветского пространства, оказался нежизнеспособным. Это произошло, прежде всего, из-за ситуации, которая складывалась на Кавказе. Это и конфликт в Азербайджане вокруг Нагорного Карабаха, и внутренняя ситуация в Азербайджане, когда к власти пришла оппозиция во главе с Эльчибеем, что, естественно, было неприемлемо для стран Центральной Азии. Поэтому от формата мусульманской интеграции отказались, и в дальнейшем перешли на формат взаимодействия пяти стран, которые находились восточнее Каспийского моря. Этот формат требовал какого-то обозначения, и в начале 93-го года в январе произошла встреча лидеров пяти республик в Ташкенте. В ходе этой встречи был выработан общий термин - было заявлено, что наши государства теперь называются государствами Центральной Азии, и был предложен формат такого расширенного сотрудничества в Центральной Азии.
Дальше процесс фактически до 98-го года шел по возрастающей. Как я уже говорил, лидерами этого интеграционного процесса выступали Казахстан и Узбекистан. Причем, с моей точки зрения, конфигурация на тот момент возникла очень интересная, потому что в Таджикистане шла гражданская война, и участие Таджикистана в центральноазиатском сотрудничестве являлось крайне условным. На тот момент Туркменистан уже обозначил свою политику нейтралитета (94-й год). По сути, в интеграционных процессах реально участвовали всего три государства: Казахстан, Киргизия и Узбекистан. Единственными реальными локомотивами этого процесса становились Казахстан и Узбекистан.
Критическое событие происходит в 98-м году, когда, несмотря на имевшиеся договоренности между пятью центральноазиатскими государствами, Киргизия в одностороннем порядке, практически без консультации со своими партнерами по Центральной Азии, вступает в ВТО, и те наработки в рамках этого квази-интеграционного формата, которые были сделаны к 98-му году, оказались сведены на нет.
Если на эту ситуацию мы посмотрим с точки зрения Узбекистана, картина выглядела следующим образом. Узбекистан целенаправленно пытался сохранить промышленные предприятия, которые находились на его территории в расчете на то, что эти предприятия будут работать на общий центральноазиатский рынок. Но когда Киргизия вступает в ВТО, центарльноазиатский рынок, который все государства пытались закрыть для внешних торговых партнеров, оказался неожиданно открыт для китайского товара (дешевый низкокачественный товар, но для потребителей второй половины 90-х годов - максимально приемлемый). И поэтому все экономические проекты, которые создавались в Узбекистане, тоже просто были сведены на нет.
В 2000-е годы предлагается более эффективная модель, я бы ее назвал моделью расширенного экономического сотрудничества. Но здесь в связи с взаимодействием с Узбекистаном мы сталкиваемся с достаточно серьезной проблемой, которая была откровенно озвучена Исламом Каримовым во время визита в Казахстан в 2008 году, когда президент Казахстан выдвинул идею восстановления Центрально-Азиатского союза. На что Каримов дал ответ, что, к сожалению, эта идея нереализуема. Он сказал, что экономическая интеграция возможна тогда, когда интегрируются сходные экономические модели. Модели, которые развиваются в Казахстане и в Узбекистане, принципиально различны. В Узбекистане развивается модель, которую мы называем «государственный капитализм» с очень сильной социальной политикой и с вектором на изоляционизм. Естественно, такая модель является конкурентоспособной на внутреннем рынке и, возможно даже, эффективной. Я не возьмусь оценивать эффективность, не будучи экономистом, но, во всяком случае, она действует на внутреннем рынке. Однако при выходе на международный рынок она оказывается неспособной конкурировать с открытыми экономическими моделями.
Очевидно, например, что в Казахстане аккумулировано большое количество финансовых ресурсов. В Узбекистане финансовых ресурсов существенно меньше. Очевидно также, что если Узбекистан в такой ситуации открывает свой рынок для Казахстана, то казахстанский финансовый бизнес оказывается в намного более благоприятных условиях, чем узбекистанский. Соответственно, это столкновение экономик для Узбекистана оказывается невыгодным. Поэтому, как мне представляется, сама постановка вопроса - что надо сделать, чтобы интегрировать Узбекистан - является неправильной.
Узбекистан в рамках имеющейся у него и политической, и экономической моделей на вариант интеграции не пойдет в силу и своих политических и экономических приоритетов. Только с точки зрения самосохранения. И поэтому, как мне представляется, гораздо эффективнее говорить о расширении сотрудничества с Узбекистаном на двустороннем уровне. По большому счету, именно этот вектор предлагается самим Узбекистаном. Это показали и последние обмены визитами между Каримовым и Назарбаевым в рамках серии встреч, которая происходит с 2010 года. Это показали и те многосторонние встреч, в которых участвовал Каримов, которые показывали, что Узбекистан открыт, или, во всяком случае, заявляет об открытости к международному сотрудничеству, но на двустороннем уровне, потому что именно на двустороннем уровне легче корректировать и коррелировать различные политические и экономические модели.
Отдельным вопросом во взаимодействии стран в квази-интеграционном взаимодействии является военно-политическое взаимодействие. Военная безопасность предполагает сотрудничество, и, казалось бы, здесь не должно быть никаких проблем. В принципе, Узбекистан должен участвовать в таких объединениях. Более того, Узбекистан до 99-го года в той или иной степени участвовал в Договоре о коллективной безопасности. В 2005 году Узбекистан вступил в Организацию договора о коллективной безопасности, в которой также принимал участие, однако затем покинул ее.
Возникает вопрос - почему Узбекистан не сотрудничает с этой организацией? Вопрос состоит в сущности самой ОДКБ. Является ли она на самом деле интеграционной организацией? И второй момент – насколько ее действия соответствуют интересам стран, которые в нее входят? На оба этих вопроса нельзя дать ответ, который бы устраивал Узбекистан полностью.
С одной стороны Организация договора о коллективной безопасности не является полноценной интеграционной структурой. Дело в том, что те механизмы взаимодействия, которые предлагает эта организация, являются механизмами взаимодействия в рамках условного сотрудничества. К примеру, возьмем вопрос о военной технике. Организация заявляет, что в рамках ОДКБ страны могут покупать у России военную технику и военное снаряжение по так называемым внутрироссийским ценам - дешевле, чем на мировом рынке. Однако, если мы посмотрим на реальную схему продажи военной техники и снаряжения, то заметим, что, например, Казахстан до 2013 года не покупал новую военную технику у России. Ни по сниженным ценам, ни по каким-либо другим. Соответственно, это сотрудничество оказывается только номинальным. Те же самые варианты покупки и продажи техники мы можем посмотреть по другим странам.
Второй момент - подготовка военных кадров. Действительно, подготовка военных кадров для стран Центральной Азии ведется в России. Но Узбекистан совершенно спокойно тоже продолжает обучение своих военных офицеров в России, несмотря на то, что он не является членом ОДКБ. Это не проблема.
Остается второй вопрос. Дело в том, что те проблемы, те угрозы военного характера, с которыми сталкиваются Узбекистан и страны Центральной Азии носят, как правило, внутренний характер. Это показали и события в Киргизии 2010-го года, и события 2000-го и 99-го года в приграничной зоне между Узбекистаном и Киргизией. Это проблемы в основном внутреннего характера. Это военные проблемы, связанные с незаконными вооруженными формированиями или так называемыми повстанческими структурами. Естественно, здесь возникает вопрос - насколько для борьбы с такими военными угрозами необходимо международное сотрудничество в формате ОДКБ? Насколько показывает опыт Узбекистана, такое сотрудничество просто-напросто не нужно, а зачастую оно бывает излишним и снижает уровень оперативности противодействия. При возникновении на территории того или иного государства бандформирований, повстанческой группы необходимо предпринять очень быстрые действия. И эти быстрые действия предпринимаются, как правило, на национальном уровне. На международном и наднациональном уровне необходимо слишком большое количество согласований для того, чтобы этот механизм заработал. В такой ситуации этот механизм теряет свою эффективность. Безусловно, ОДКБ действует в плане борьбы с наркотиками, в плане проведения учений. Но эти меры и эти действия не настолько важны для Узбекистана, чтобы он ограничивал свою свободу действий в плане обеспечения национальной безопасности в военном секторе. Поэтому, как мне представляется, неучастие Узбекистана в военных интеграционных образованиях вполне логично и обосновано.
Правила комментирования
comments powered by Disqus