Народ настороженно относится к смене власти, но позитивно оценивает антикоррупционные чистки на самом верху. Таковы итоги социсследования, о котором говорит Гульмира Илеуова, президент Общественного фонда «Центр социальных и политических исследований «Стратегия».
Страх смены власти – этнически окрашенный
— Как общество реагирует на потенциальную смену власти? Испытывает ли оно на этот счет тревоги и опасения?
— В декабре 2016 года мы проводили опрос в рамках «Евразийского монитора», одной из тем которого были социальные страхи и опасения. Так вот, страх перед сменой власти казахстанцы назвали в числе основных. Конечно, он не занимает первые места. Гораздо больше казахстанцев беспокоят ухудшение уровня жизни, возможный риск обнищания, коррупция. Но страх перед сменой власти и связанной с этим нестабильностью входит в первую десятку факторов, вызывающих беспокойство казахстанского общества.
Причем страх перед возможным изменением политического статус кво поднялся на верхние строчки соцопросов именно в последние годы. Похоже, он связан с тем, что в обществе есть устойчивое представление о том, что транзит власти связан с неуправляемостью и хаосом.
Отмечу, что результаты декабрьского опроса показали высокий уровень тревожности казахстанцев – каждый из «страхов» набрал свыше 50%. Связаны они как правило с экономическим кризисом, ухудшающимся социальным самочувствием, наконец, пониманием того, что в государстве попросту нет денег.
Любопытно, что когда казахстанцы были уверены в том, что в государстве есть деньги, они, имея те же самые доходы, тратили с удовольствием, не экономили. Вероятно, это связано с представлением о том, что при наличии денег в стране произойдет перераспределение благ и в их пользу. В том числе за счет социальных выплат, повышения пенсий и пособий, о которых президент регулярно сообщал в своих посланиях.
Так вот, как только ухудшилась ситуация в макроэкономике, упали цены на нефть, опасения населения по поводу снижения доходов и уровня жизни значительно усилились. Помимо этого, население беспокоит усиливающаяся террористическая угроза. То есть общий уровень тревожности казахстанцев вырос.
Второй момент – страх смены политического лидера относится к группе этнически окрашенных фобий. Это отслеживалось и в прежних наших замерах. Этнические казахи, составляя большинство населения и придерживаясь разных взглядов на то, каким должен быть Казахстан и его лидер, чувствуют себя гораздо более свободными, уверенными в себе, в своих перспективах и возможностях, нежели, скажем, русские, которые опасаются ухода Нурсултана Назарбаева и того, что к власти придет политик с националистическими взглядами, с иной риторикой и другими приоритетами в языковой, социокультурной и кадровой политике.
Страх перед изменениями в системе политической власти этой этнической группы проявлен очень сильно, он отражается и на электоральном поведении. Отмечу, что в последние годы электоральные кампании президента получили сильную поддержку именно со стороны русскоязычного населения Казахстана. Таким образом, они не просто боятся смены власти, но и посредством активного голосования делают все, чтобы этого не произошло. В беседах на фокус-группах этнические русские активно выражают этот страх – он является едва ли не главным для них.
Казахстанцы не проголосуют за кандидата с националистической повесткой
— А насколько оправданы эти страхи? Можно ли предположить, что к власти придут националистические силы? Тем более что, как поговаривают в последнее время в Астане, проевразийские политики оказались в опале.
— В электоральном отношении на данный момент это невозможно. Население Казахстана не проголосует за кандидата с националистической повесткой. При условии, что электоральная кампания пройдет в рамках сложившейся политической системы и устоявшихся процедур с участием тех же самых действующих лиц.
Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что согласно проведенным нами опросам, этнически окрашенные партии имеют поддержку не более чем 10% населения.
Таким образом, я не думаю, что сценарий прихода к власти кандидата с националистической повесткой реализуем в электоральном отношении.
Однако если будет умело разыграна националистическая карта, если сложатся подходящие условия, появится спекулятивная тема или произойдут события из разряда «черных лебедей» — труднопрогнозируемые и редкие – к примеру, политическое убийство – в этом случае на волне соответствующих общественных настроений не исключен приход к власти президента-националиста.
Хотя, повторюсь, этот сценарий настолько маловероятен, что я бы даже не рассматривала его всерьез.
— А вот украинские социологи заявляют, что общественное мнение может развернуться на 180 градусов буквально в течение считанных месяцев. Приводят пример, когда Россия из дружественной страны и братского народа в течение года превратилась во врага.
— Для Украины всегда был характерен высокий уровень националистических настроений. Украинские социологи делали даже две выборки – для западной и восточной Украины. Другое дело, что этот подход был в корне неверен: проводя разные выборки по западной и восточной Украине, социологи тем самым закладывали разрыв между регионами. На этом они зарабатывали себе очки, однако в итоге вся эта политика дифференциации привела к известным печальным результатам. Нынешняя ситуация на Украине – это в том числе продукт их деятельности.
Разговоры же о том, что против проевразийских политиков у нас ведется травля, я бы отнесла к спекулятивным. Большего евразийца, чем президент, у нас нет.
Что касается того, что некоторые политики окрестили себя «последними евразийцами», то как раз-таки некачественная подача евразийской интеграции с их стороны способствовала дискредитации этой идеи.
Например, поддержка среди населения есть, но она никогда не составляла 95-97%, как нам из раза в раз показывали некоторые исследования.
Полагаю, что если информационное обеспечение евразийской интеграции будет и дальше существовать в том виде, в котором она сейчас есть, то всегда найдутся люди, которые будут задаваться справедливым вопросом: а зачем она, собственно говоря, нужна Казахстану?
Зачистка на верхах повысила уровень доверия к президенту
— Недавно вы отметили, что 90% опрошенных казахстанцев боятся обнищания. Как вы считаете, это заставляет их искать виноватых в существующих экономических проблемах? Ведь Айсултан Назарбаев без обиняков заявил, что коррупционеры – это и есть враги народа. Солидарны ли в этом с ним казахстанцы?
— Такие вещи как поиск виноватых, предполагает все-таки определенный уровень рефлексии. А простые казахстанцы, которые тянут свою лямку за 45-50 тыс. тенге в месяц, не склонны к рефлексии. Поиска виноватых как такового нет, есть общее озлобление, общая неудовлетворенность существующим положением в сочетании со страхом потерять то, что имеешь.
Чтобы найти виноватых, нужно остановиться и задуматься, заставить себя отрефлексировать ситуацию, в которой ты находишься. Наши же люди в случае ухудшения экономического положения пытаются найти еще одну работу, увеличить свои доходы путем дополнительной занятости. Им не до поиска виноватых.
Однако то, что борьба с коррупцией вышла на столь высокий уровень, то, что сегодня практически не осталось лиц, обладающих иммунитетом от преследования, уже нашло позитивный отклик в общественном сознании.
Тот факт, что преследованию подверглись и народные любимцы, такие как Тунгышпай Жаманкулов и молодые министры-болашаковцы, переформатировало общественное мнение.
Бедность стимулирует нетерпимость к коррупции
— Это повысило уровень доверия населения к власти?
— Не на всех уровнях и не ко всем чиновникам, но к президентской политике очищения рядов, в целом к государству, думаю, что да.
Сегодня многие эксперты, руководствуясь старой парадигмой, все еще придерживаются точки зрения, что антикоррупционные кампании ничего не дают, что это борьба с ветряными мельницами. Однако результаты проведенного нами большого социологического исследования показали, что сдвиги в восприятии обществом коррупции происходят.
Одна из главных причин повышения нетерпимости к коррупции — снижение уровня доходов населения и количества денег в экономике в целом. Из-за этого видоизменяется отношение к коррупции. Если раньше люди не задумываясь платили взятки, то теперь они начали считать копейки.
В то же время власть должна понимать, что в результате этого переформатирования она будет иметь дело с другим населением.
Сегодня от населения требуют более высокого уровня правовой культуры – на бытовом уровне это выражается в императиве не давать взятки, регистрироваться по месту жительства, делать отчисления в систему обязательного социального медицинского страхования. Разумеется, у общества возникают встречные требования к власти: а вы сами готовы следовать букве закона?
Это медленный, но неизбежный процесс.
Власть должна быть готова отстаивать реформы
— Существует такая теория: в 2000-х годах на фоне высоких цен на нефть государство заключило с обществом негласный договор. Мол, мы наверху делаем все что хотим, но и вас, население, не трогаем — предоставляем вам полную бытовую и частично рыночную свободу. По сути, это и стало основой для теневой экономики: огромный рынок необлагаемого налогами арендного жилья яркий тому пример. А сегодня, когда денег у государства стало значительно меньше, оно обратило внимание на граждан как источник поступлений в бюджет и решило посягнуть на их бытовую и рыночную свободу, вводя, допустим, временную регистрацию граждан или всеобщее декларирование доходов, как это планируется сделать с 2020 года. Получается, что государство нарушает свою часть договора?
— Я со скепсисом отношусь к таким тиражируемым некоторыми политологами расхожим образам – как например, этот предполагаемый договор между властью и обществом. Никакого договора никто не заключал. Другое дело, что порядка не было в стране, учета не велось.
При наличии большого количества денег в стране казалось, что не обязательно контролировать все, что крутится в экономике. Я бы применила здесь другой образ – денег, просачивающихся сверху донизу сквозь всю пирамиду государственной экономики. Образно говоря, если наверху приобретался Mersedes S-класса, то внизу хватало на «Москвич» или трактор, и каждый на своем уровне пирамиды за счет механизма перераспределения ресурсов оставался доволен.
То, что происходит сегодня, не связано с желанием власти нарушить некий негласный договор — у власти просто-напросто нет денег, она пытается навести порядок в финансах и найти, где, в чьих карманах завалялись лишние копейки.
Тут выясняется, что государство забирает не лишние копейки, а последние. Вот тут-то и возникает вопрос, почему реформы происходят так быстро и неожиданно?
Эти неожиданные изменения правил игры и способны поставить многих казахстанцев на грань нищеты.
Таким образом, этот публицистический образ «договора между властью и обществом», конечно, имеет право на жизнь, однако это не злая воля власти, это не делается намеренно — там наверху тоже не самоубийцы.
Другое дело, что вводятся эти изменения крайне непоследовательно. Власть, по сути, делает шаг вперед и два шага назад, вводя изменения, а затем объявляя на них мораторий или откладывая их внедрение на неопределенный срок.
Похоже на то, что власть и общество проверяют друг друга на прочность. Существует такой миф, что государство не оценивает возможности общества и игнорирует его мнение. Это неправда.
События 2016 года показали: как только власть чувствует отпор, она идет на уступки.
Хотя, на мой взгляд, лучше бы она этого не делала. Откат назад, возвращение к прежним позициям еще хуже влияет на общество, вносят еще большую неопределенность. Это все равно что отрубать кошке хвост по частям.
Если уже принято решение, если есть на то экономическое обоснование, если этот шаг приведет к улучшению ситуации – а зачастую в аргументах чиновников есть рациональное зерно – то власть должна проявить принципиальность в отстаивании своей позиции.
Взять хотя бы обязательное социальное медицинское страхование. Я убеждена, что это здравая инициатива. Посудите сами: сегодня в Казахстане насчитывается более двух миллионов самозанятых, которые не делают никаких отчислений в бюджет, однако бесплатное медицинское обслуживание распространяется и на них. Проблема в том, что никто не берется объяснить все это простым доступным языком.
У всех на устах одна формулировка – социальный налог. Получается, что чиновники еще не провели реформу, а у нее уже сформировался негативный имидж.
— Но если экономическая ситуация и без того ухудшается, а власть, чтобы найти дополнительные источники доходов, выуживает из населения лишние, а то и последние копейки, не доведет ли она общество до предреволюционного состояния?
— Очевидно, все, что делается сегодня надо было делать раньше.
Где вы были вчера, когда у экономики был запас прочности, позволявший быть более свободными в маневрах?
Большинство этих реформ надо было проводить в хорошие тучные годы. Но обычно, когда рисуются наполеоновские планы, бывает не до этого.
Правила комментирования
comments powered by Disqus