Разные подходы России и Китая к Центральной Азии могут изменить как геополитический ландшафт региона, так и сами отношения между этими странами. К такому выводу пришла международная независимая организация Crisis Group в своем исследовании, итоги которого были опубликованы в формате доклада Central Asia’s Silk Road Rivalries. Предлагаем вниманию читателей этот доклад в переводе с небольшими сокращениями.
Отметим, что в докладе анализируется значение Экономического пояса Шелкового пути и Евразийского экономического союза (ЕАЭС) с точки зрения их влияния на экономическое развитие, политическую стабильность, безопасность и сложную геополитику в Центральной Азии. Это второй из трех докладов, анализирующих положение центральноазиатского региона и траектории развития каждой независимой республики Центральной Азии.
Исследования, на результаты которых ссылаются авторы доклада, проводились в Москве, Бишкеке, Астане, Уральске, Атырау, Пекине, Шанхае, Гонконге и Лондоне.
Соперники на Большом Шелковом пути
Экономический пояс Шелкового пути (SREB), запущенный президентом Китая Си Цзиньпином в 2013 году, предлагает многомиллиардные инвестиции в транспорт и промышленность и ведение свободной торговли по всему региону. Управляемый Россией Евразийский экономический союз (EEU), созданный в 2015 году, создает таможенный союз между бывшими советскими государствами, ориентирующими свою экономику на Москву. У них разные цели, но Россия и Китай обязались сотрудничать в политическом и экономическом плане. Их инициативы предусматривают инвестиции и расширение сотрудничества в регионе, испытывающем экономические и политические проблемы. Но при плохой работе эти инициативы могут привести к нестабильности и конфликтам.
SREB стремится открыть торговые пути Китаю через обширные внутренние районы, создавая попутно зону безопасности вокруг своего проблемного западного региона Синьцзян. Это скорее концепция зонтика, чем четкий набор проектов. Первый этап предусматривает многомиллиардные инвестиции в строительство железнодорожных и автомобильных дорог в Центральную Азию и через нее в Иран, Россию, Кавказ, Турцию и Европу.
Китай стремится уменьшить физические, технические и политические барьеры в торговле для достижения своей долгосрочной цели — соглашение о свободной торговле в регионе. Более бедные страны, такие, как Таджикистан и Кыргызстан, надеются на инвестиции в сельское хозяйство и промышленность, чтобы улучшить свои экономики.
План также имеет стратегическое и идеологическое измерение, потому как расширяет китайское политическое влияние и продвигает его модель развития государства. В случае успеха этот проект может стать первым шагом к новому международному порядку, где Китай будет играть ведущую роль.
Но китайские планы сталкиваются с серьезными проблемами. Политическая чувствительность высока. В то время как среднеазиатские элиты приветствуют приток финансирования, китайские инвесторы часто сталкиваются в этих странах с подозрением и ксенофобией. Слухи о сдаче земли в аренду китайским инвесторам вызвали протесты в Казахстане в мае 2016 года. В августе 2016 года нападение террористов-смертников на посольство Китая в Бишкеке вызвало опасения в отношении безопасности. Многие инвестиционные предложения не приносят пользу всему населению и сопровождаются обвинениями в коррупции на высоком уровне. Существуют также экологические проблемы, поскольку Китай экспортирует загрязняющие отрасли в регион. Сочетание национализма, гнева из-за коррупции и негативного воздействия на окружающую среду может стимулировать антикитайские и антиправительственные настроения в Центральной Азии.
SREB также бросает вызов России, которая усиливает региональную роль, создавая свои собственные институты. Как известно, Россия, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан и Армения создали Евразийский экономический союз. ЕАЭС по задумке должен содействовать свободному перемещению товаров, рабочей силы, услуг и капитала в пределах своих границ при установлении тарифов на внешний импорт. Но он не спешит к большей экономической интеграции. Торговля между его членами снизилась с 2015 года как по объему, так и по стоимости из-за девальвации рубля, хотя в 2017 году она немного выросла. Политические ограничения тоже существуют. Узбекистан и Туркменистан четко заявляют, что не присоединятся, а также откажутся от членства в Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), контролируемой Россией.
Но именно Россия, тем не менее, остается ключевым партнером для стран Центральной Азии. Ее глубокое и многослойное политическое, социальное и культурное влияние в Центральной Азии в настоящее время превосходит влияние Китая.
Россия и Китай взяли на себя обязательства по сотрудничеству между ЕАЭС и Экономическим поясом Шелкового пути. Москва продвигает идею «Большой Евразии», туманного проекта, который свяжет Китай, Россию и Центральную Азию в новом экономическом и политическом блоке, и считает, что сотрудничество с Китаем является неотъемлемой частью этого. Но фундаментальные противоречия вырисовываются между таможенным союзом ЕАЭС и стремлением Китая к свободной торговле по всему региону и в Европе.
Более того, страны Центральной Азии имеют свои собственные планы, поэтому преодоление препятствий на пути к свободной региональной торговле окажется сложным. Например, Казахстан стремится поддерживать тесные связи с Западом, чтобы сбалансировать участие России и Китая, в то время как Узбекистан, несмотря на признаки стремления к улучшению отношений со своими соседями, по-прежнему ограничивает свободную торговлю через свои границы.
Один из наиболее важных аспектов заключается в том, что в этих проектах мало внимания уделяется таким вопросам, как верховенство закона, благосостояние населения, здравоохранение, образование или охрана окружающей среды. Они также вряд ли будут способствовать необходимой политической и институциональной реформам, без которых режимы Центральной Азии будут оставаться хрупкими, борясь с социальными и внешними вызовами.
Экономический пояс Шелкового пути
Экономический пояс Шелкового пути является крупнейшим наземным компонентом большой Китайской инициативы «Один пояс – один путь» — чрезвычайно амбициозной программы инвестирования в новую транспортную и торговую инфраструктуру между Китаем и остальным миром в 1 триллион долларов.
Эта инициатива включает в себя более 60 стран в двух широких дугах: Морской шелковый путь вдоль морских путей Китая и Экономический пояс Шелкового пути, который направлен на улучшение связей на евразийских наземных маршрутах в Европу. И Центральная Азия имеет жизненно важное значение для ее успешного развития.
Инициатива «Один пояс и один путь» была названа «инициативой», поскольку она имеет несколько конкретных целей или стратегий и не имеет институциональной структуры. Китайские министерства, государственные предприятия, региональные и местные органы власти, похоже, разрабатывают свои собственные предложения, связанные с общей концепцией. В результате инициатива «Один пояс — один путь» и Экономический пояс Шелкового пути как один из ее компонентов в основном служат зонтиком для уже существующих проектов и инвестиций, а также для новых инициатив.
В экономическом плане инициатива «Один пояс – один путь» направлена на то, чтобы ускорить экономику Китая, развивая новые рынки и создавая спрос на избыточные мощности страны в алюминиевой, металлургической, строительной и других отраслях. Китай хочет стать ключевым торговым и инвестиционным партнером для государств на всем Евразийском континенте и открыть новые маршруты для торговли с Европой. Китайские политики надеются, что это сгладит растущее экономическое неравенство между бедными, не имеющими выхода к морю, западными и внутренними регионами и более процветающим восточным побережьем, что поможет сохранить социальную стабильность.
Геополитически Экономический пояс Шелкового пути как часть инициативы «Один пояс – один путь» является ключом к «соседской дипломатии» Си, направленной на улучшение отношений со странами на периферии Китая через создание транспортных связей и энергетической инфраструктуры. В этом отношении он является основой для экономического государственного управления и использует сильные стороны Китая — огромные запасы капитала и дешевых кредитов, инженерные ноу-хау, возможности производства и строительства — для увеличения политического влияния и создания новой повестки для глобализации на китайском языке.
Инициатива «Один пояс – один путь» имеет неявный идеологический компонент. Он представляет собой де-факто вызов для модели экономического развития, пропагандируемой западными государствами, которая подчеркивает необходимость структурных политических реформ и предлагает помощь в таких секторах, как образование и здравоохранение, но избегает инфраструктуры. Китайское правительство между тем надеется, что государственная программа кредитования крупных инвестиций в инфраструктурные проекты будет стимулировать региональный экономический рост. Если инициатива Китая будет успешна, то некоторые аналитики предполагают, что она может стать основой для нового международного порядка, где Китай будет играть ведущую роль. В этом смысле Центральная Азия является испытательной площадкой для новых идей внешней политики КНР.
Самое главное – финансирование. Как заявила в марте Национальная комиссия по реформам и развитию КНР, начиная с 2003 года Китай инвестировал более 50 млрд долларов в проекты Экономического пояса Шелкового пути, а с 2014 по 2016 годы подписал контракты на новые строительные проекты на сумму 304,9 млрд. Более детальные расчеты произвести довольно сложно.
В ноябре 2014 года глава Китая Си Цзиньпин объявил о создании Фонда Шелкового пути размером 40 млрд долларов с целью «предоставления инвестиций и финансовой поддержки для инфраструктуры, ресурсов, промышленного сотрудничества, финансового сотрудничества и других проектов в странах Экономического пояса Шелкового пути». На майском форуме «Один пояс – один путь» он объявил о предоставлении Фонду 540 млрд юаней (79,4 млрд долларов), включая 100 млрд юаней (14,7 млрд долларов). В конце 2016 года Фонд Шелкового пути заключил сделки на сумму как минимум 3,25 млрд долларов, хотя первичные инвестиции были сделаны в Россию, Пакистан и Европу, а не в страны Центральной Азии.
Ожидается, что Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, капитал которого достигает 100 млрд долларов, также станет источником финансирования проектов Экономического пояса Шелкового пути, хотя в первый год кредиты, в большинстве своем предоставляемые совместно со сторонними инвесторами, могут составить не более 2 млрд долларов.
Экспортно-импортный банк Китая и Китайский банк развития продолжат играть ключевую роль в финансировании проектов Экономического пояса, прежде всего, в странах Центральной Азии, где будет использована уже опробованная практика льготного кредитования правительств с условием обязательного привлечения китайских подрядчиков.
План Экономического пояса Шелкового пути
Официальные документы подчеркивают такие основные цели Экономического пояса Шелкового пути: транспортная связь, беспрепятственная торговля, финансовая интеграция, культурные, образовательные и туристические обмены. Идея имеет давнюю историю.
Когда президент Си запустил Экономический пояс Шелкового пути в сентябре 2013 года в Астане, он шел по стопам премьера Ли Пэна, который призывал к строительству нового Шелкового пути еще в 1994 году. Китайские стратеги просто возродили эту концепцию в ответ на «перебалансировку» сил Америки в Азии, предложив ее в качестве «евразийского стержня» политики или «марша на запад» для Китая, распространив внутреннюю программу развития западных территорий на всю центральноазиатскую сферу, где будет меньше конкуренции с США.
Для SREB существуют две основные стратегические цели. Во-первых, предоставить Китаю альтернативные маршруты импорта/экспорта и энергоснабжения и уменьшить зависимость от стратегических судоходных путей в Юго-Восточной Азии. Во-вторых, создать зону стабильности по обе стороны западной границы Китая.
Власти Поднебесной надеются, что Экономический пояс Шелкового пути поможет обеспечить стабильность и безопасность в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, который граничит с восемью странами, имеет пятнадцать сухих портов и богат природными ресурсами, что делает его стратегическим важным в плане выхода на другие рынки и проникновения в культуры соседних стран. Почему?
Около 46% из 22 миллионов населения Синьцзяна это уйгуры — мусульмане, имеющие исторические и культурные связи с Центральной Азией и Турцией. Однако длительная напряженность в Синьцзяне между уйгурами и ханьцами имеет глубокие корни. Они опираются на противоречивое историческое прошлое и усугубляются относительной удаленностью, нищетой, низким уровнем образования, языковыми и культурными различиями, этнической и религиозной дискриминацией. Инвестиции и программы переселения из других провинций, финансируемые государством, способствовали быстрому росту ВВП в Синьцзяне, но также расширили экономическое расслоение по этническому признаку, вызвали тревогу среди уйгур в отношении культурной ассимиляции. Теперь они требуют большей автономии.
Многие случаи насилия и беспорядков в Синьцзяне, по-видимому, являются результатом преступности, коррупции, предрассудков и других местных проблем. Более серьезные, такие как беспорядки 2009 года в столице региона Урумчи, в которых погибли не менее 197 человек, опираются на более широкие общественно-политические претензии. Некоторые значительные нападения, связанные с уйгурами в Синьцзяне, Пекине (2013) и Куньмине (2014 год), продемонстрировали использование террористической тактики и, по-видимому, были организованы политически мотивированными группами и лицами, вдохновленными радикальной исламской идеологией или сепаратизмом.
Поэтому китайские эксперты по борьбе с терроризмом беспокоятся о возможном увеличении террористических атак и притоке исламских фундаменталистов из Среднего Востока и Центральной Азии. А между тем в этом регионе есть своя террористическая группировка Turkestan Islamic Party (или Исламское движение Восточного Туркестана — уйгурское незаконное вооруженное формирование, целью которого является создание независимого исламского государства в Восточном Туркестане и обращение всего китайского народа в ислам. Исламское движение Восточного Туркестана взяло на себя ответственность более чем за 200 актов терроризма, в результате которых погибли не менее 162 человек и более 440 получили ранения. Боевики этой организации воюют в том числе в Сирии на стороне Фронта ан Нусра – это отделение международной исламистской террористической организации «Аль-Каида» на территории Сирии и Ливана – ред.)
Реакция властей Китая на активность Turkestan Islamic Party включала в себя активизацию инвестиций в экономику Синьцзян-Уйгурского автономного региона, внедрение различных социальных программ, ограничение религиозной практики и одежды, а также реализацию широкой «жесткой» антитеррористической программы, включающую повсеместное наблюдение за населением и размещение дополнительных сил полиции и военных. Китай использует дроны, колючую проволоку и камеры наблюдения для защиты границ Синьцзяна.
Результаты этих действий были неоднозначными, некоторые аналитики опасаются, что нынешняя стабильность в этом регионе только маскирует нарастающее напряжение.
Основной задачей проекта Экономический путь Шелкового пути в Синьцзяне было увеличение роста ВВП за счет государственных инвестиций. На сегодняшний день эти меры не привели ни к увеличению объемов торговли между Синьцзяном и Центральной Азией, ни к увеличению доли Синьцзяна в торговле. Но со временем транспортная инфраструктура, логистические узлы и специальные зоны, составляющие этот «пояс», могут увеличить торговлю и инвестиции и создать возможности, особенно для крупных компаний и государственных предприятий, поскольку показали свою успешность.
Однако влияние инициативы на некоторые из корней недовольства — например, неравенство и политическую напряженность — вероятно, будет ограничено, если его «жесткие» инфраструктурные проекты не будут сочетаться с более «мягкими» усилиями, такими как рассмотрение с большей чувствительностью жалоб и этнорелигиозных различий, будет проводиться более тонкая политика безопасности и больше появится программ для участия местного сообщества в торговле, например, путем обучения навыкам ведения бизнеса и начального финансирования малых предприятий.
В поддержку целей Пекина в Синьцзяне SREB поддерживает роль Китая в Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), в которую входят четыре из пяти центральноазиатских республик наряду с Россией, Китаем, и с июня 2017 года Индией и Пакистаном, в которой основное внимание уделяется безопасности и борьбе с терроризмом. Но ее полезность имеет свои пределы. Пекин надеется добиться соглашения о свободной торговле, против чего возражает Россия, полагая, что Экономический пояс Шелкового пути предполагает расширение экономического влияния Китая.
В Центральной Азии основное внимание уделяется улучшению транспортной и энергетической инфраструктуры по двум широким транспортным коридорам, которые будут способствовать экономическому сотрудничеству. Экономический коридор «Новый Евразийский сухопутный мост», связывающий Китай с Европой через Казахстан и Россию, основывается на существующих железнодорожной и автодорожной инфраструктурах, но не исключает строительства новых. Новые инициативы включают, например, строительство высокоскоростного железнодорожного сообщения в России, которое сократит время в пути между Москвой и Казанью с двенадцати до трех с половиной часов. А в перспективе этот путь будет расширен, чтобы сформировать скоростной маршрут из Москвы в Пекин. Однако Россия медленно развивает новые транспортные возможности.
Поэтому Китай уделяет больше внимания разработке второго маршрута экономического коридора Китай — Центральная Азия — Западная Азия, который свяжет Синьцзян с Кыргызстаном, Таджикистаном, Казахстаном, Узбекистаном и Туркменистаном в обход России. В рамках этого маршрута наиболее развито северное направление, где строятся железные дороги от нового торгового терминала в Хоргосе на китайско-казахской границе до казахстанского порта Актау на Каспии. От Актау доставку грузов предлагается организовать по Каспию в Азербайджан, и оттуда в Грузию и Турцию по новой железной дороге Баку-Тбилиси-Карс. Уже открылась новая железная дорога между Казахстаном, Туркменистаном и Ираном. И первый поезд из Китая в Иран прибыл в феврале 2016 года. А в сентябре 2016 года первый поезд из Китая в Афганистан прибыл в Хайратон, проехав за двенадцать дней путь из Наньтуна.
Не все новые маршруты будут коммерчески жизнеспособны. Они значительно экономят время в сравнении с морскими маршрутами для дорогостоящих товаров с низким объемом, но становятся дороже.
Казахстан стремится связать транзитные маршруты с новыми специальными экономическими зонами для максимального воздействия на местное население. Например, особая экономическая зона «Хоргос-Восточные ворота» и сухой порт, запущенная с большой помпой 2 июля 2014 года президентом Нурсултаном Назарбаевым, предполагает в том числе «стимулировать экономический рост по всей Евразии». Но развитию прогресса мешает ограниченный потребительский спрос в Казахстане.
Некоторые наблюдатели считают, что проект «сухого порта» все-таки может быть реализован: в мае 2017 года состоятельные китайские компании China COSCO Shipping Corporation и Jiangsu Lianyungang Port Co совместно приобрели 49% акций удаленного от моря транспортного терминала на казахстанской стороне границы с Китаем у национальной железнодорожной компании. Во время июньского визита председателя Си Цзиньпина в Астану были подписаны контракты на сумму 8 млрд долларов. Правительства пообещали работать над созданием единой стратегии Экономического пояса и новой экономической политики Казахстана «Нурлы жол» («Светлый путь»).
В то время как количество железнодорожных услуг и частота их использования растет, тарифы на перевозку одного контейнера падают, а таможенные процедуры на казахстанской границе проводятся все быстрее, говорит один из руководителей КТЖ. Разница в ширине железнодорожной колеи вынуждает менять тележки, однако использование блок-поездов позволяет избежать задержек при перевозке грузов в стандартных контейнерах, что намного сокращает время.
В июне 2016 года открылось движение по новой железной дороге стоимостью $1,6 млрд между Ферганской долиной и Ташкентом, в том числе 19,2-километровый туннель Камчик — самый длинный в регионе, построенный China Railway Tunnel Group. Этот маршрут является частью запланированного железнодорожного маршрута через южный Кыргызстан в западный Китай, который пока остается на стадии переговоров. Старая железная дорога проходила через территорию Таджикистана, что создавало постоянные проблемы для пассажиров на границах из-за сложных отношений между Узбекистаном и Таджикистаном.
Эти внутренние транспортные маршруты могут в конечном итоге стать основой новой межрегиональной сети.
Однако создание трансграничных путей, необходимых для успешного развития Экономического пояса Шелкового пути, дается далеко не просто. Строительство пути из Кашгара через Ош в Узбекистан столкнулось с трудностями в Кыргызстане, который пролоббировал в Китае строительство пути с севера на юг. Пересечение кыргызско-узбекской и таджикско-узбекской границ остается проблематичным для частной торговли и путешествий, хотя уже можно говорить об улучшениях на границе Кыргызстана и Узбекистана.
Китай восстановил дорожные связи между западным Китаем и югом Кыргызстана, которые в настоящее время используются грузовиками, направляющимися в Таджикистан и Афганистан. Маршруты с участием Афганистана являются наиболее сложными: проект железной дороги Таджикистан-Афганистан-Туркменистан (ТАТ) сталкивается с многочисленными политическими сложностями и проблемами безопасности.
Наряду с новыми железными дорогами Китай сосредоточен на строительстве трубопроводов, чтобы уменьшить свою зависимость от ближневосточной энергии. По словам казахстанского эксперта Константина Сыроежкина, в 2012 году Китай контролировал около 25% добычи нефти в Казахстане. Нефтепровод Казахстан-Китай, завершенный в 2005 году, предназначен для прокачки нефти с казахстанского шельфового проекта Кашаган. Трубопровод Китай-Центральная Азия является основным экспортным маршрутом для туркменского газа, в результате чего Туркменистан сильно зависит от своих партнеров в Пекине.
Китайская экономическая деятельность связана не только с подключением инфраструктуры и торговлей, но и с инвестициями в промышленность. В Кыргызстане в Араване, например, работает китайский завод по производству цемента, вместе с другими в Иссык-Кульской и Ошской областях. В Таджикистане китайские инвесторы создали несколько новых цементных заводов, и производство продукции увеличилось в пять раз с 2013 по 2015 год.
Энергетический сектор — еще одна значительная область инвестиций. Китайская компания Tebian Electricity Apparatus (TBEA) завершила реконструкцию Душанбинской электростанции стоимостью 350 миллионов долларов в декабре 2016 года и отремонтирует Бишкекскую электростанцию и отопительную установку. В 2015 году TBEA также завершила строительство линии электропередачи стоимостью $390 млн между севером и югом Кыргызстана, которая позволит избавится от необходимости транзита электроэнергии с территории Узбекистана.
Проблемы на Шелковом пути
Эти инфраструктурные проекты и бизнес-инвестиции могут трансформировать Центральную Азию и оживить связи с Ираном, Ближним Востоком, Кавказом и Восточной Европой. Они предлагают улучшить региональные связи и обещают крупные экономические стимулы. Однако они сталкиваются с серьезными проблемами и рисками.
Антикитайские настроения
В Белой книге Китая подчеркивается совместимый характер инициативы Экономический пояс Шелкового пути, призванной координировать действия с существующими «механизмами многостороннего сотрудничества», и утверждается, что этот пояс должен «строиться совместно путем консультаций для удовлетворения интересов всех». При этом Китай стремится смягчить подозрения в его растущем влиянии и надеется, что SREB улучшит отношение к нему государств Центральной Азии. В частности, он предлагает, где это возможно, сотрудничество с существующими национальными проектами и программами.
ЕАЭС предполагает сложный путь к членству, навязчивый регуляторный режим и наднациональный орган в Москве, а инициатива Экономический пояс Шелкового пути не налагает наднациональных структур управления и правил на ее участников. Его целью и целью новой «периферийной дипломатии» Китая является продвижение прокитайских отношений в ближайшем соседстве.
Но это будет сложная задача. Антикитайские настроения широко распространены во всех слоях общества в каждом центральноазиатском государстве, и расистские стереотипы часто звучат публично. В частном порядке некоторые местные политики определяют антикитайские настроения как часть более широких ксенофобских тенденций, но полагают, что сотрудничество с Китаем осложнено историческими причинами. Местные элиты более расположены наладить тесные отношения с Китаем. Но хотя они и находят перспективу крупных инвестиций с небольшим политическим условием чрезвычайно привлекательной, национализм и экономическое недовольство создают горючую среду, которую не должны игнорировать ни правительства Центральной Азии, ни Пекин. Рост синофилии и синофобии будет влиять на политическую, геостратегическую и культурную ситуацию в регионе, работая либо для ускорения, либо для замедления китайской экспансии.
Эти негативные настроения особенно ярко проявляются в Казахстане и Кыргызстане. Согласно опросам общественного мнения, большинство граждан Кыргызстана рассматривают Китай как экономическую угрозу, а не как партнера; они также рассматривают Россию, Казахстан, Турцию и ЕС как более важных экономических партнеров. Такое восприятие особенно ярко проявляется среди казахстанских националистических активистов, для которых озабоченность Китаем часто сливается с экономическим недовольством. Инициативы властей, такие, как ослабление визового режима для китайских гостей, подверглись резкой критике со стороны националистических кругов.
В Кыргызстане антикитайские настроения часто подпитывают протесты или используются политическими лидерами для мобилизации поддержки против китайских компаний. В августе 2011 года трое сотрудников китайской добывающей компании подверглись нападению на золотом руднике Солтон-Сары в Нарынской области. Местные жители утверждали, что китайцы игнорировали экологические требования и плохо обращались с кыргызскими рабочими. В сентябре 2012 года в Джалалабадской области на юге Кыргызстана местные жители атаковали лагерь китайских дорожных строителей возле золотого рудника «Чараат», жалуясь на влияние грузовых перевозок на местные дороги. В октябре 2012 года демонстранты прекратили работу на месторождении «Талды-Булак Левобережный» после сообщений о драке между китайскими и кыргызскими рабочими. В 2015 году между местными и китайскими рабочими на медном руднике в Восточно-Казахстанской области произошла массовая драка.
Подобные конфликты происходят и в других иностранных компаниях, работающих в этом регионе. Но на китайских предприятиях ситуация иная. В частности, тенденция нанимать китайских, а не местных рабочих в китайские компании вызывает напряженность. Кроме этого, многие китайские компании советуют своим китайским сотрудникам сторониться общин, в которых они работают. Это усиливало чувство недоверия и укрепляло местное население в мысли о том, что практика и мотивы Китая в Центральной Азии непрозрачны и корыстны. В итоге в китайских компаниях стал происходить медленный переход к использованию местных рабочих. Эти позиции не всегда квалифицированные или высокооплачиваемые, но поскольку все больше граждан Центральной Азии обучаются в Китае и изучают китайский язык, управленческие должности также открываются и для некитайских сотрудников.
Еще один камень преткновения – земля. Сельскохозяйственных угодий не хватает в большей части Центральной Азии, поэтому вопрос выделения китайским инвесторам земли также может вызвать конфликты. Например, в 2010 году активисты оппозиции провели акцию протеста в Алматы по поводу планов властей передать в аренду землю китайским инвесторам. В апреле 2016 года в казахстанских городах Атырау, Актобе и Семее начались крупные протесты из-за поправок в закон, позволяющих арендовать землю иностранцам в течение 25 лет. И хотя протесты были по поводу земельной реформы, они стали средством для передачи других жалоб, включая опасения по поводу притока китайских мигрантов и недоверие к китайским компаниям, особенно к их трудовым и природоохранным практикам. Протесты привели к отставке министра сельского хозяйства, а президент Назарбаев отложил внедрение нового закона. Тем не менее, в мае 2016 года официальные лица Казахстана объявили о сделках с китайскими инвесторами на сумму около 2 млрд долларов.
Китайские политики привыкли иметь дело с небольшой группой правящей элиты и склонны снижать важность общественного мнения. Как сказал один ученый, «большинство людей в Центральной Азии, которые имеют сильные отрицательные настроения в отношении Китая, не могущественны, а те, у кого есть власть, хотят работать с Китаем». Но, как показал опыт некоторых китайских предприятий в Шри-Ланке и Мьянме, такое мышление может спровоцировать дальнейшее недовольство и, как следствие, аннулирование или отсрочку реализации проектов.
Коррупция и управление
Ни китайская инициатива Экономический пояс Шелкового пути, ни ЕАЭС не включают в себя гарантии против коррупции и не подчеркивают верховенство закона, что неудивительно. Китай высказывает свою приверженность стандартам международного управления в области кредитования через такие учреждения, как Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ). Но часто поступали сообщения о коррупции на высоком уровне, связанной с китайскими инвестициями в Центральной Азии, включая взятки высокопоставленным должностным лицам.
Китайские инвесторы инвестируют в подверженные коррупции секторы, такие, как горнодобывающая промышленность. По сообщениям, в сентябре 2016 года глава Казахстанского международного центра приграничного сотрудничества в Китае Хоргос был арестован по подозрению в получении взятки в миллион долларов. Глава Китайской торговой палаты в Кыргызстане признал, что «некоторые китайские инвесторы также присоединились к этим грязным сделкам». Китайские компании, как и другие инвесторы, сталкиваются с проблемами в навигации среди сложных и коррумпированных бюрократических систем.
Частью проблемы является отсутствие прозрачности в отношении многих сделок, в которых компании выбираются без конкурсных торгов. Китайский Eximbank и Китайский банк развития часто предоставляют льготные кредиты правительствам, которые используются для оплаты работы китайских компаний, реализующих инфраструктурные проекты.
К примеру, кредит на сумму 385 млн долларов, предоставленный правительству Кыргызстана в 2013 году, профинансировал работу китайской компании Tebian Electricity Apparatus по ремонту электростанции в Бишкеке. Это вызвало разногласия среди кыргызских парламентариев, которым было сказано, что подрядчик был выбран китайским Экспортно-импортным банком. Как сказал генеральный директор АО «Электрические станции» Салайдин Авазов: «Если бы у нас были деньги на реконструкцию, мы бы провели тендер. А так как денег нет, мы согласились на условия Экспортно-импортного банка».
Правительства Китая и стран Центральной Азии защищают нетендерные закупки как более эффективные с учетом ненадежной информации о разных компаниях, что также открывает возможности для бесхозяйственности и коррупции.
Плохое управление и коррупция также поощряют отсутствие уважения к экологическим проблемам, которые, в свою очередь, могут быть использованы активистами для организации протестов.
Так, в 2012 году протесты произошли в кыргызском Араване после того, как местные жители пожаловались на потенциальный экологический ущерб от китайского цементного завода. Китайский нефтеперерабатывающий завод в Кара-Балте за 300 миллионов долларов был вынужден временно приостановить работу после митингов населения против загрязнения окружающей среды. Активисты в Кара-Балте заявили, что жители, живущие рядом с нефтеперерабатывающим заводом, не могут открыть свои окна из-за сильного промышленного запаха и загрязнения воздуха.
В 2015 году один из жителей города сказал Crisis Group: «У всех нас есть проблемы со здоровьем из-за выбросов и загрязнения, которое производит нефтеперерабатывающий завод. Каждый месяц я вынужден посещать врачей и показывать им своих детей. Медицинские расходы выросли до тысячи сомов каждый месяц, и никто нам не помогает».
Завод возобновил производство в 2016 году, но в регионе есть другие аналогичные проблемы.
Россия и Евразийский экономический союз
Экономический пояс Шелкового пути амбициозен и имеет значительное финансирование, но региональное политическое влияние Китая остается второстепенным. Москва сохраняет важные политические, экономические, личные и институциональные связи в Центральной Азии и стремится обратить вспять снижение российского экономического влияния путем развития региональных институтов. Более ранние постсоветские попытки развить региональные организации провалились, пока не сформировался Таможенный союз между Россией, Белоруссией и Казахстаном, который затем развился в Евразийский экономический союз.
У ЕАЭС не было хорошего начала. «Евразийский союз хорош для России, но ничего не предлагает для Казахстана», — сказал в интервью Crisis Group бизнесмен в северо-западном Казахстане. Его мнение подтверждается статистикой торговли. За первые девять месяцев 2016 года торговля Казахстана с государствами-членами ЕАЭС снизилась на 26,4 процента по сравнению с тем же периодом в 2015 году. Многие проблемы были вызваны российским экономическим кризисом и валютной волатильностью: в 2014 году стоимость российского рубля по сравнению с долларом США упала более чем в два раза, цены на российские товары для казахстанских клиентов подешевели, что нанесло ущерб отечественным производителям и привело к введению различных ограничений по типу «око за око» с обеих сторон. В итоге казахский тенге тоже обесценился.
Кыргызстан пострадал еще больше, поскольку крах<
Правила комментирования
comments powered by Disqus