Жизнь Агзама Тургунова началась в СССР и развивалась довольно успешно. Он мог бы стать видным ученым или большим начальником. Но его всегда возмущал неразумный подход государства к людям и к их труду. Тургунов высказывал свое мнение на этот счет, пытался что-то менять – и довольно скоро оказался в тюрьме. В эксклюзивном интервью «Фергане» он рассказывает историю своей жизни.
– Агзам-ака, расскажите немного о себе. Где родились, где учились?
– Родился я в Ташкенте 1 января 1952 года – как раз на Новый год. Очень рано научился читать и выучил таблицу умножения, что повлияло на всю мою последующую жизнь. Мой отец был врачом, выписывал много периодической литературы. На чердаке нашего дома хранились подшивки старых газет, пачки журналов «Огонек», «Муштум». Я их читал с большим удовольствием.
В те времена был интересный порядок: учителя ходили по дворам, чтобы оценить подготовку детей к школе. Помню, я тогда очень просил учителей досрочно взять меня в первый класс. Но меня не послушали, взяли только, когда исполнилось семь лет. Так что в школе мне было очень скучно – другие дети только осваивали азбуку, а я уже бойко и осознанно читал.
Особенно легко мне давалась математика. Учителям, конечно, это нравилось, они меня выделяли среди других. Наша семья тогда жила очень бедно, денег было мало. Так вот, мой учитель математики дарил мне тетради и шариковые авторучки, чтобы я мог спокойно заниматься. А я зато успешно участвовал в олимпиадах по физике, математике и химии.
Агзам (Азам) Тургунов – руководитель правозащитной организации «Мазлум» («Угнетенный»). Он неоднократно выступал общественным защитником в судебных делах, связанных с нарушением прав и свобод. В октябре 2008 года Тургунова признали виновным в вымогательстве, приговорив к 10 годам тюрьмы. Правозащитные организации назвали приговор политически мотивированным. Тургунов был освобожден в октябре 2017 года
Когда я учился в восьмом классе, учитель математики привел меня в десятый класс и попросил при всех решить на доске тригонометрические уравнения. Я сделал это с легкостью, чем вызвал неудовольствие и ревность старшеклассников. В итоге многие, в том числе и мои братья, очень обиделись, что учитель ставит меня им в пример. Меня даже просили, чтобы я притворялся, что знаю меньше, чем на самом деле.
– Когда началось ваше увлечение спортом?
– В школе и началось. Мой учитель физкультуры Эрнест Григорьевич играл в сборной Узбекистана по волейболу. Конечно, мы были еще слишком маленькие, чтобы играть в волейбол профессионально, зато теорию изучили прекрасно. В результате я даже судил районные соревнования по волейболу и получил удостоверение судьи. Тогда же, в школе, я очень полюбил футбол, играл в районной футбольной команде.
– И что победило – спорт или математика?
– Победила физика. Я поступил на физический факультет ТашГУ, все экзамены сдал на пятерки. Считался на курсе одним из лучших учеников, только по истории КПСС у меня все время были «хвосты». Тогдашний ректор ТашГУ Сирожиддинов отобрал 20 лучших студентов и отвез их в МГУ, в том числе и меня, чтобы мы могли продолжить учебу в лучшем вузе страны. Но через 3 месяца у моего отца случился инсульт, так что учебу в Москве пришлось оставить. Я вернулся домой и продолжил обучение в ТашГУ.
В университете увлекся легкой атлетикой. Меня даже взяли в сборную Узбекистана, я несколько раз выиграл чемпионат республики.
– О правозащитной деятельности вы тогда не думали?
– В каком-то смысле начал думать уже тогда. В 1970 году у нас начались такие предметы, как политэкономия. Я и другие студенты стали задавать преподавателям неудобные вопросы. Меня, например, волновал вопрос принудительного труда при возделывании хлопка. Преподаватели меня останавливали, говорили, что «такое спрашивать нельзя». Тем более – публично.
В те годы выпускников вузов направляли на работу по распределению. Меня после окончания ТашГУ направили учителем физики в районную школу. Здесь я стал публично выступать против того, чтобы детей привлекали к сбору хлопка. Сами подумайте, из-за этого хлопка дети фактически не учились по 3-4 месяца, вплоть до декабря. Понятно, что нагнать упущенное в течение года они уже не могли, это меня очень огорчало.
Как-то на областной конференции учителей я заявил, что по Конституции все люди имеют право в выходные отдохнуть, а вовсе не обязаны собирать хлопок. На что первый секретарь Ташкентский обкома Мусаханов сказал: «Эй, умник, ты откуда такой взялся? Плевать я хотел на твою Конституцию! Захотим – изменим и Конституцию»!
– Вас уволили после этого?
– Не то, чтобы прямо уволили. Просто попросили тихо уйти из школы по собственному желанию.
– Вам потом удалось куда-нибудь устроиться на работу?
– В школу, конечно, нет. Устроился в райпотребсоюз – работал в маленьком магазине, сам там был и продавцом, и снабженцем. Но денег хронически не хватало, так что пришлось идти в Главташкентстрой. Туда я поступил простым рабочим, потом заочно закончил Политехнический институт по специальности ПГС (промышленно– гражданское строительство). Был сварщиком, бригадиром, и в итоге стал мастером участка. А в 1990 году меня пригласили стать замдиректора в ташкентском автокомбинате №2.
– Как вы приняли перестройку?
– Тогда многие вступали в разные политические объединения, в частности, в «Бирлик» (политическое движение демократической направленности. – Прим. «Ферганы»). Но в его деятельности я участия практически не принимал. Зато написал заявление на имя тогдашнего первого секретаря компартии Узбекистана Инамжона Усманходжаева – просил прекратить принудительный труд, связанный с хлопком.
Через неделю после этого меня избили двое здоровенных ребят. К счастью, это было возле дома, который мы строили, и мои рабочие еще не разошлись. Они отбили меня у хулиганов, скрутили их и сдали в милицию. Однако мне пришлось потом целый месяц провести в больнице.
А во время следствия майор Набиев мне прямо сказал: «Зачем ты, маленький человек, выступаешь против больших людей? Они же тебя просто раздавят. Сиди тихо и занимайся своим строительством, иначе сядешь в тюрьму».
– Вы послушались совета майора, стали жить тихо?
– Разумеется, нет. В политической деятельности я активного участия не принимал, но подавал предложения, направленные на развитие народного хозяйства. В 1996 году я обратился в Ташкентский хокимият (администрацию) с предложением вместо ЖЭКов создать при махаллинских (квартальных) комитетах малые предприятия, которые, находясь на хозрасчете, обслуживали бы жилые дома. Идея нашла поддержку у министра коммунального обслуживания Виктора Михайлова.
В результате такие предприятия появились сразу в двух районах города – Хамзинском и Сабир-Рахимовском. Я взял 81-й дом на Каракамыше. ЖЭК мы упразднили, было ясно, что без него можно работать гораздо эффективнее. Мы тогда откачали всю воду в подвалах, привели в порядок трубы и покрасили их для удобства в разные цвета.
Жильцы были очень довольны, рабочие, которые получали хорошую зарплату, тоже. На заработанные деньги мы даже смогли купить трактор и самосвал.
Недоволен был только районный хоким (глава администрации), который постоянно требовал, чтобы мы выполняли не свойственные нам работы. Когда нас расхвалили по телевидению, хоким просто пришел в бешенство. В результате он закрыл наше малое предприятие и снова возродил ЖЭК.
И вот тогда я вспомнил, как министр Михайлов предупреждал меня, что я занялся опасным делам: хочу отобрать у хокимиятов жирный кусок. Неудивительно, что вскоре меня арестовали по совершенно надуманному поводу – якобы дома не были готовы к зимнему сезону. Иными словами, мне вменили в вину халатность. Жители наших домов очень возмутились: 150 женщин на двух автобусах приехали на площадь Мустакиллик высказать свой протест.
За это мне хотели добавить еще 159 статью Уголовного кодекса («Покушение на конституционный строй»). Правда, мне удалось доказать, что, находясь в заключении, я никак не мог организовать акцию протеста. Но это никого не убедило, меня все равно посадили. В итоге я отсидел 2 года 7 месяцев в Таваксайской колонии.
– Получается, что узником совести вы стали уже тогда... И что было дальше?
– Освободили меня по амнистии в 2000 году. И я сразу занялся правозащитной деятельностью – создал организацию «Мазлум». Организацию эту все хорошо знали, только вот зарегистрировать ее никак не удавалось. Четыре раза я подавал документы в Министерство юстиции и всякий раз получал отказ.
А в пятый раз я сам, лично, пришел на прием к министру Палван-заде. Тот сказал, что все документы у нас в порядке, только название «Мазлум» ему не нравится. Мазлум значит угнетение, а в Узбекистане никакого угнетения нет. На это я возразил министру, сказав, что он такой же угнетенный, потому что, если, например, президент Каримов пошлет его подальше, то он ничего не сможет сделать, кроме как идти по указанному адресу.
Самое интересное, что через 10 дней после нашего разговора Палван-заде куда-то исчез. Сначала поговаривали, что министр попал под домашний арест, а потом сообщили, что он сбежал за границу.
Так или иначе, регистрацию мы не получили.
– У вас тогда не опустились руки?
– Нет, мы продолжили работать без регистрации, как и многие другие правозащитные организации. Мониторили суды, организовывали пикеты. Особенно активными были 2007-2008 годы. Я тогда участвовал во многих громких правозащитных процессах, и мне удалось прямо из зала суда освободить целый ряд предпринимателей и других подсудимых, среди которых был даже ученый.
– А как вышло, что вас вновь посадили в тюрьму?
– В 2008 году я поехал в Каракалпакстан, чтобы защищать активиста Общества прав человека Узбекистана Турсунбая Утемуратова. Прямо там против меня организовали провокацию. Ко мне обратился мужчина, просил защитить его брата, арестованного за наркотики. Я наркотиками не занимаюсь, и я отказался. Позже вечером в дом, где я жил, пришел человек, представившийся другом этого мужчины, он принес в пакете 500 тысяч сумов. Я сказал, что денег за защиту никогда не брал и брать не собираюсь, и попросил его уйти. Незваный гость забрал свой пакет с деньгами и ушел. Вскоре после этого в дом ворвались сотрудники милиции и прокуратуры.
Они, конечно, рассчитывали на триумф, но попали в глупое положение. Я ведь заставил посетителя, который был сотрудником милиции, унести его взятку, а они этого не знали. Так что милиции пришлось еще долго искать своего коллегу. Поэтому всем изначально было ясно, что никаких денег я не брал, их даже не смогли мне подбросить.
Тем не менее, потом было следствие, мои препирательства с прокурором и прочие неприятные моменты. Самым неприятным оказался эпизод, когда один из следователей вылил мне за шиворот чайник кипятка. Помню, как чайник закипал на плите, я отвлекся на секунду – и вдруг потерял сознание от страшной боли. Потом, конечно, долго лечился. А на суде был приговорен к десяти годам заключения.
– Как вы пережили тюремные годы?
– Я был очень неудобным заключенным. Еще на свободе я много раз участвовал в тренингах и семинарах, которые проводили международные правозащитные организации. Заодно занимался самообразованием, так что юридически был подкован хорошо. А когда очутился в зоне, само собой, продолжил свою правозащитную деятельность. Теперь уже по защите прав заключенных.
Вначале я сидел в Нукусе, в СИ-9. Помню, как-то к нам привезли четырех молодых ребят, которых обвиняли в убийстве. Дело было громкое, в местной газете даже вышла о них статья. Я тогда нашел у следствия нестыковки и подсказал ребятам, как они со своим адвокатом могут серьезно уменьшить себе срок. Так оно и вышло: обвинение им переквалифицировали с убийства на нанесение тяжких телесных повреждений.
– Как отнеслось к вашей правозащитной деятельности тюремное начальство?
– Не сказать, чтобы очень было довольно. А проще говоря, перепробовало все способы, пытаясь меня сломать. Меня даже перевели в зону «Жаслык». Это само по себе страшное место, а начальство к тому же дало указание меня там избивать. Дали указание – надо исполнять. И несколько убийц избивали меня каждый день в течение месяца. Много чего было... Впрочем, то, как я находился в заключении – это отдельная история, об этом я хочу написать целую книгу.
– Когда в стране начались позитивные перемены, вы рассчитывали на скорое освобождение?
– Нет, не рассчитывал. Дело в том, что администрация часто обвиняла заключенных в нарушении режима – обычно без всяких оснований. Не миновала эта чаша и меня. Поэтому я был уверен, что не только отсижу весь срок от звонка до звонка, но еще, может быть, получу «довесок» в результате какой-нибудь провокации. И был, признаться, очень рад, когда меня все-таки выпустили досрочно – 7 октября 2017 года. В итоге вместо десяти лет я отсидел девять лет и четыре месяца.
– А чем вы сейчас занимаетесь?
– Хочу все-таки построить свой правозащитный центр «Мазлум». Это моя давнишняя мечта. Работать он будет так же, как раньше Freedom House. Хотел бы, чтобы это было красивое здание с просторными помещениями, где будут находиться отделы по разной специализации – уголовному, гражданскому и другим правам. Опытные преподаватели должны здесь обучать людей правовой грамотности.
Думаю, преподавателей мы найдем – еще 10 лет назад на работу в такой центр в качестве волонтеров просились выпускники юридических вузов. Вначале я хочу создать такой центр в Ташкенте. А потом образовать филиалы в областях и районах. Главная цель «Мазлума» – обучить население правовой грамотности.
– Говорят, идею создания такого центра выдвигал еще прежний президент Ислам Каримов?
– К сожалению, лично я с ним так и не встретился, хотя и очень хотел. Когда сидел в тюрьме, просил Аллаха, чтобы он не умер, пока я не освобожусь. Но как потом стало ясно, если бы он не умер, я и другие правозащитники не скоро вышли бы на свободу.
– Вернемся к правозащитному центру «Мазлум». В какой стадии находится его строительство?
– Пока, к сожалению, нет даже проекта. После ареста у меня дома был обыск и забрали всю оргтехнику – в первую очередь компьютер. Для начала надо обзавестись необходимой техникой, и зарегистрировать что-то вроде НКО. Думаю, что сейчас мне это уже разрешат. По крайней мере, в стране действительно начались позитивные перемены, инициированные президентом Шавкатом Мирзиёевым. Я это ясно вижу, и я искренне желаю ему в этом успеха.
Правила комментирования
comments powered by Disqus