Журналист Вадим Борейко беседует с политологом Досымом Сатпаевым о новых гражданских инициативах и сценариях развития страны.
Вадим Борейко: В прошлом году в Казахстане произошла протуберанцевая вспышка гражданского самосознания: инициативы "Требуем реформы МВД", "Сохраним Кок-Жайляу", против смога в Алматы.
В этом году активно заявила о себе Лига судебных репортёров, созданная молодыми журналистами: едва появившись, она организовала в южной столице круглый стол представителей медиа. Его участники единогласно приняли резолюцию, осуждающую новые правила аккредитации, которые предлагает Министерство информации.
Кроме гражданских, были и стихийные протестные проявления в этом году: митинг в начале января в Караганде, акции многодетных матерей в феврале после пожара в Астане, в котором погибли пять девочек, пикеты с задержаниями в день съезда "Нур Отана".
Протуберанцы гражданской активности
Досым Сатпаев: Когда говорят о гражданском обществе сейчас, всегда есть соблазн сравнить его с тем, каким оно было в девяностых годах. Тогда его даже называли "третьим сектором" (первый – государство, второй – частный бизнес. – Авт.). В то время мы видели первую попытку сформировать гражданское общество в классическом виде, институциональном, в котором есть конкретные структуры: партии, средства массовой информации, общественные движения, НПО и др.
Потом был период мощной чистки этого поля. Особенно активно это стало происходить после первой кыргызской революции 2005 года, когда в соседней республике произошла первая смена власти, а у нас стали искать "пятую колонну" – революционеров, которые якобы подпитываются Западом.
В.Б. А разве не после ДВК в самом начале нулевых годов?
Д.С. С ДВК началась чистка в элите и усиление контроля за бизнес-элитой со стороны власти. А кыргызские события под боком у Казахстана наша власть восприняла как опасный тренд. Она поняла, что в "третьем секторе" нужно срочно "наводить порядок".
Например, через создание ГОНГО (государством организованные негосударственные организации; government-organized non-governmental organizations. – Авт.), аффилированных с властью НПО. Многие сейчас сидят на госзаказе, являются представителями власти в разных сегментах общественной жизни.
Но благодаря информационной революции произошла реинкарнация гражданского общества, главным образом в социальных сетях. Я бы назвал его протогражданским.
В.Б. А я бы – горизонтальным обществом. Как антитезой вертикали власти.
Д.С. Это пока только зачатки. Волонтёрские объединения, которые точечно реагируют на какие-то проблемы. В чём их плюс? В том, что волонтёры-единомышленники учатся консолидироваться. Причём без образования юридического лица и, действуя подчёркнуто в правовом поле. Без финансирования, без спора о лидерстве и связанного с ним вождизма. Появляются единомышленники, договариваются, определяют участки работы – и работают. А это уже публичная политика.
В.Б. От всяких коннотаций со словом "политика" гражданские активисты усиленно открещиваются: знают, чем это чревато.
Д.С. Если люди хотят что-то изменить в государстве – это уже политика, как ни крути.
Следующим этапом должно стать создание партнёрских сетей между этими группами. То есть они из точечных, одноцелевых организаций могут превратиться в многоцелевые – для решения комплексных проблем.
Но эволюция от протогражданского в полноценное гражданское общество невозможна только в рамках социальных сетей. В офлайне также должна произойти очень мощная социально-экономическая революция – в плане появления среднего класса.
Однако одним из условий возникновения гражданского общества является появление у граждан экономической самостоятельности на основе частной собственности, защиту которой гарантирует государство. А в Казахстане фактически отсутствует широкая социальная база для формирования такого гражданского общества.
И мы сейчас видим определённый дисбаланс. Есть активная часть населения, которая, пользуясь социальными сетями, пытается что-то менять в экономической, финансовой, социальной, экологической сферах.
И есть офлайн-аудитория, которая пока для этого не созрела, главным образом по финансово-экономическим причинам. Многим просто сейчас не до этого: ведь надо просто выживать. Например, даже по официальным данным, просроченная задолженность казахстанцев по кредитам составляет почти 700 млрд тенге. То есть многим гражданам приходится жить в долг. И они не могут выбраться из ловушки перманентной социальной уязвимости.
А кто сегодня представляет протогражданское общество в соцсетях? В основном люди из среднего класса, у которых есть определённый достаток и время, которых волнуют не только личные проблемы, но и общественные интересы. А их пока меньшинство.
И эти побеги гражданского общества никогда не вырастут в дерево, если в самом обществе не произойдут серьёзные изменения. А власть этому препятствует, не проводя эффективные социально-экономические реформы, и средний класс не наращивает мускулы.
В.Б. Тем не менее, уже сейчас можно видеть, что гражданские инициативы несколько фрустрируют представителей власти. Первые вопросы у них: кто за этим стоит и кто им платит? В голове чиновника не укладывается, что люди могут мыслить независимо и действовать без чьей-то команды, по личному убеждению. Что у них могут быть иные ценности.
То есть подходят к общественникам с привычными им критериями. Поэтому инстинктивная реакция – не договариваться, а дискредитировать активистов, обвинить их в "заказе", "купленности", "продажности".
Пирамиды Маслоу в долине Гиза
В.Б. Когда я готовился к интервью, то пришёл к некоторым умозаключениям. Послушай.
Тебе, конечно, знакома пирамида Маслоу – иерархия человеческих потребностей. Возьмём самый элементарный вариант, пятиуровневый (см. диаграмму).
1. В фундаменте лежат физиологические потребности: человек и его семья сыты, одеты, здоровы, есть крыша над головой, дети ходят в школу или вуз и т. д.
2. Второй уровень – чувство безопасности и защищённости.
3. Социализация: я не один, я в группе, у меня есть единомышленники и соратники.
4. Признание людьми моих достоинств, потребность в любви и уважении.
5. Реализация заложенного в человеке потенциала: творческого, предпринимательского, лидерского, общественного и пр.
Предлагаю такое сравнение. Представим, что Казахстан – долина Гиза, где расположены три пирамиды Маслоу, относящиеся к главным социальным группам.
Первая – Хеопса, иерархическая пирамида правящего класса. Здесь потребности всех уровней, будем считать, удовлетворены согласно чину, как ты любишь говорить, "игроков". Материальная база – мощная: в их руках главные ресурсы, активы, банки, финансовые потоки, больше половины экономики.
Они защищены правительством, судами, силовыми институтами, законами. Все встроены в жёсткую конструкцию Системы, для которой критично важен принцип единомыслия. Желающих что-то кардинально поменять она воспринимает как диссидентов, как скрытую угрозу - и выдавливает из себя.
В этом смысле показательна февральская добровольная отставка первого вице-министра сельского хозяйства Армана Евниева. Он работал в структурах Минсельхоза с 2002 года, был одним из главных умов МСХ при разных министрах. Арман Кайратович пытался внедрить в госуправление эффективный проектный менеджмент, но упёрся в глухую непробиваемую стену.
Самореализация в "пирамиде Хеопса" заключается в обладании властью и деньгами (их требуется больше, чем необходимо для жизни) – как инструментом достижения и удержания власти.
"Пирамида Хефрена" – это представители гражданского общества, люди среднего, но достатка, образованные, городские, с потребностью в гуманитарных правах, которым не всё равно, что происходит в стране, желающие реализовать свой личностный и творческий потенциал.
Первый уровень потребностей у них пройден, но нет чувства криминальной и экологической безопасности, защищённости своей собственности, уверенности в будущем. А самореализации мешает ограничение прав и свобод. Поэтому они социализируются и консолидируются, чтобы удовлетворить потребности второго и пятого уровней.
Наконец, "пирамида Микерина" – та самая "офлайновая аудитория", которую ты упоминал. Это в основном малоимущие слои, у которых серьёзные пробоины на первом и втором уровне потребностей. И они сразу прыгают на третий – объединяются, чтобы удовлетворить первые два.
Эта группа если и отстаивает свои права, то главным образом экономические: им пока не до самореализации и общественных интересов, и эти люди не видят непосредственной связи между своим низким уровнем жизни и дефицитом политических прав, недемократичными выборами, отсутствием свободы слова.
Когда начинаются движения у Хефрена и Микерина, у Хеопса начинает вибрировать второй уровень – безопасности и защищённости. Любые ростки даже не свободомыслия, а просто самостоятельного мышления не только внутри властной пирамиды, но и вовне её воспринимаются как "опасян".
Соответственно, по ним наносятся асимметричные удары с целью нейтрализовать и всех привести к знаменателю единомыслия. Таким образом, "пирамида Хеопса" сама себя консервирует.
Д.С. И недаром. Ведь египетские пирамиды – это в первую очередь гробницы. Только для малоимущих это гробница настоящего. Для среднего класса – настоящего и будущего. А для самой власти это гробница прошлого, настоящего и будущего.
Как вырезать себе аппендицит
В.Б. А можно ли найти между этими пирамидами тайные ходы для парламентёров, чтобы они не развалились? Иначе говоря, есть ли у страны шанс перейти на новый, современный уровень развития без социальных потрясений? Недавно в Алматы состоялась встреча российского политолога Екатерины Шульман с казахстанскими журналистами. Отвечая на мой вопрос, она сказала, что у автократических систем неплохой запас прочности и они бывают устойчивее демократических режимов.
Д.С. Но эта прочность может измеряться несколькими десятилетиями, в то время как многие демократии имеют запас прочности на гораздо более длительный период, так как социальных и политических предохранителей там больше.
А что касается автократии как формы правления, то существует несколько форм её трансформации. Первая форма, опробованная в течение многих столетий, – это революция. Вторая – реформа сверху, она тоже испытана во многих странах: где-то получилось, где-то нет. Её конечным результатом является заключение нового общественного договора между властью и обществом.
Приведу пример Туниса. Там всё началось с Жасминовой или Финиковой революции в 2010-2011 гг., потом перешло в реформу сверху на основе нового общественного договора. То есть они прошли все этапы. Сначала революция убрала верхушку во главе с президентом Бен Али.
Затем все политические игроки, которые боролись за власть, заключили соглашение, что интересы страны превыше всего. Создав коалиционное правительство, начали реформу сверху и подключили общество к этому процессу.
В.Б. Революцию мы отклоняем – как неприемлемый путь: никто не хочет потрясений.
Д.С. Но она может быть вполне реальна. По причине того, что наши социальные пирамиды далеко друг от друга стоят – по уровню удовлетворения своих потребностей, хотя находятся в одной долине. Но их ценности сталкиваются, потому что они разные. Когда в сильно фрагментированном обществе ценности разнятся кардинально – это горючая смесь для революционных настроений.
В.Б. Я имею в виду, что мы с тобой не являемся сторонниками революционного пути развития общества.
Д.С. Помню, президент США Джон Фицджеральд Кеннеди как-то вполне резонно заметил: те, кто делает мирную революцию невозможной, делают насильственную революцию неизбежной. Ведь именно политический и экономический застой, ощущение социальной несправедливости, а также оторванность элит от народных масс составляют тот самый взрывоопасный политический коктейль, который нередко трансформируется в революционный взрыв.
Когда страх перед неопределённым будущим ослабевает перед неудовлетворённостью своим настоящим, происходит переход от пассивного состояния к активному.
Хотя, как показывает мировая практика, революция нередко пожирает своих детей и не всегда приводит к результатам, которых от неё ожидают.
В.Б. Как поёт Шевчук, "революция, ты научила нас верить в несправедливость добра".
Д.С. Даже Фридрих Энгельс когда-то отмечал: "Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать". И немало примеров, когда пламенные революционеры трансформировались в диктаторов.
В.Б. По поводу реформ сверху вот что скажу. В 1961 году советский врач Леонид Рогозов сам себе вырезал аппендицит. Больше подобных примеров история не помнит. Конечно, всякое сравнение хромает, и это в том числе. В Казахстане были попытки реформ системы сверху, последняя – два года назад, в конце января 2017 года. Не мне тебе рассказывать про их успех.
Так будут ли желающие проводить настоящую операцию на самих себе? Надо ж при этом и живым остаться.
Д.С. Так я не про реформу сверху при нынешней системе говорю. Она априори не готова к этому, так как её устраивает status quo.
продолжение следует
Правила комментирования
comments powered by Disqus