Современные режимы в Центральной Азии по большому счету остаются авторитарными, но могут ли некоторые из них сделать шаг вперед и стать наследственными квази-монархиями в ближайшее время? По крайней мере, лидеры двух стран -Таджикистана и Туркменистана – похоже, готовятся отдать власть своим сыновьям. Как изучать политические режимы в регионе в этом контексте? Каково будущее демократии в Центральной Азии? Эти и другие вопросы в интервью CAAN обсуждает исследователь Франциско Олмос.

Франциско Олмос – научный сотрудник центра изучения внешней политики – Foreign Policy Center, базирующегося в Великобритании. Он специализируется на исследованиях Центральной Азии. Недавно он получил степень магистра по международным отношениям и защитил диссертацию о влиянии России, Китая и Америки в постсоветских республиках Центральной Азии. Помимо интереса к региону, он работал консультантом в финансовом секторе в течение последних 8 лет.

Вы много пишете о современных центральноазиатских режимах. Какие подходы помогают вам понять их больше всего: критический/теоретический подход, исторический или сравнительный подход? И вообще можно ли объединить режимы региона в одну группу или они отличаются с точки зрения структуры власти?

Я использую три подхода, которые вы упомянули, при рассмотрении авторитарных режимов в регионе, для достижения всеобъемлющего и комплексного анализа. Теоретический подход важен для установления принципов функционирования этих режимов, в то время как история всегда является ключом к пониманию того, как мы пришли к определенной точке, а также помогает нам понять будущие события; сравнительный подход расширяет наше представление, не ограничиваясь одной страной или географическими рамками. И, прежде всего, важно применять критический подход.

Было бы ошибкой рассматривать режимы в Центральной Азии как монолитный блок, поскольку все они имеют разные характеристики. Например, в Туркменистане власть сконцентрирована в основном в правящей семье и ее ближайшем окружении, и практически нет различий между экономической и политической элитой, в то время как в Казахстане, наоборот, элита намного шире, с большим количеством игроков. В Узбекистане определенную роль играет клановая политика, включая возможные связи с организованной преступностью, что также характерно для Кыргызстана. Различия во властных структурах режимов объясняются многими другими причинами, от исторических и культурных до экономических и демографических, и даже при наличии общих характеристик мы не должны смешивать все вместе.

И еще один связанный с этим вопрос – насколько сложно изучать эти режимы? Важно ли иметь больше инсайдерской информации о том, что происходит за кулисами, чтобы лучше понять природу и развитие этих режимов?

Изучение – нелегкая задача. Отсутствие прозрачности и достоверной информации является препятствием, которое иногда невозможно преодолеть. В некоторых случаях информации, предоставленной соответствующими правительствами, нельзя даже доверять, что действительно создает проблему. Наличие инсайдерской информации является ключевым фактором, но если это невозможно, нужно полагаться на тех людей и средства массовой информации, которые действительно обладают этой информацией. Подобная проблема затрудняет понимание мотивов режимов и прогнозирование того, что может произойти в будущем. Процесс принятия решений в большинстве случаев непрозрачен, обусловлен личностью самого лидера или его близкого окружения, и поэтому некоторые события становятся неожиданностью.

Это особенно актуально при рассмотрении перехода власти в регионе. Прошлогоднее объявление Назарбаева о его «отставке» было неожиданным как таковое, и появилось много слухов, прежде чем он де-факто выбрал Касым-Жомарта Токаева в качестве следующего президента. Точно так же трудно знать достоверно, что происходило в кулуарах после кончины Ислама Каримова и как проходила борьба за власть, не говоря уже о том, что произошло в Туркменистане с приходом к власти Сапармурата Ниязова и Гурбангулы Бердымухадемова. Но это то, к чему привыкли все, кто более или менее знаком с регионом.

Глядя на «семейную» модель транзита власти в Азербайджане, насколько вероятно то, что она будет воспроизведена в Таджикистане, Туркменистане и, возможно, с некоторым отставанием в Казахстане? Как выглядят современные «семейные» режимы и чем они отличаются от исторических монархий (Вы сделали это сравнение в одной из своих статей)? Мы даже не можем называть их конституционными монархиями, поскольку их парламенты (во всех трех республиках Центральной Азии) не имеют реальную власть …

Наследственная модель передачи власти может появиться впервые в современной Центральной Азии, и поэтому она привлекает значительное внимание в последние годы. Вероятность этого повысилась благодаря событиям в Таджикистане и Туркменистане, где сыновья соответствующих президентов берут на себя все больше и больше полномочий на фоне видимого отсутствия соперников. Однако возможность реализации модели наследственной передачи власти может привести к упрощенным заголовкам и поверхностным дискуссиям, и поэтому необходимо быть осторожными при ее анализе.

Чтобы понять, каким будет конечный результат подобных движений, нам нужно задать следующий вопрос: заключается ли цель сыновей президентов Таджикистана и Туркменистана в том, чтобы получить пост президента и власть от своих родителей, или это механизм их защиты, в том случае, когда их отцов уже не будет? Главными движущими мотивами растущего влияния сыновей Рахмона и Бердымухамедова могут быть связаны со стремлением избежать узбекский сценарий, в котором старшая дочь покойного И. Каримова Гульнара была посажена в тюрьму. Кроме того, целью является сохранить богатство и положение семьи. Однако, как и во многих других аспектах политики в Центральной Азии, в этом вопросе существуют различные мнения и единого ответа нет из-за отсутствия прозрачности.

Какова вероятность того, что Таджикистан, Туркменистан и даже Казахстан пойдут по стопам Азербайджана? Здесь ситуация различная в каждом конкретном случае. Персоналистическая природа туркменского и, в меньшей степени, таджикского режимов, где власть принадлежит узкой элите вокруг семьи правителя, повышает шанс такого сценария, поскольку других очевидных соперников нет. Казахстанский случай, исходя из того, что мы о нем знаем, совсем другой. Экономическая и политическая элита гораздо шире, интересы разнообразнее, и есть и кандидаты, которые могут взять на себя функции временной фигуры, которую представляет Токаев, поэтому наследственная преемственность, по моему мнению, вряд ли здесь произойдет.

С точки зрения формы, которую примут такие режимы, если наследственная преемственность произойдет, то она не будет иметь ничего общего с монархиями, которые правили в Центральной Азии до начала XX в. Хотя они и где-то отличаются, семейные режимы существуют в Азербайджане, Сирии и Северной Корее – это более сопоставимая модель, чем ханства и эмираты Центральной Азии ушедшей эпохи.

Можно ли говорить о том, что в целом демократия потерпела крах в Центральной Азии? Похоже, что Кыргызстан возвращается на авторитарный путь с запланированным референдумом по предпочтительной форме правления. Если да, то в чем причины этого, и чего нам ожидать в ближайшем будущем?

Мы не можем сказать, что демократия потерпела крах в Центральной Азии, потому что, за относительным исключением Кыргызстана, она никогда в регионе не существовала. Никто не ожидал, что республики Центральной Азии станут демократическими государствами в одночасье после обретения независимости. Это были совершенно новые государства, которые не имели демократических традиций и не могли извлечь выгоду из близости к устоявшимся демократиям, как другие бывшие советские республики в Восточной Европе.

Кыргызстан не пошел по стопам своих соседей, но после обретения независимости здесь были взлеты и падения, и, за исключением Розы Отунбаевой, президенты этой страны более чем неохотно отказывались от власти. Чтобы этого не происходило, должны существовать сильные и независимые институты, или хотя бы гражданское общество должно предупреждать развитие авторитаризма. Хотя демократия, достигнутая в Кыргызстане, далеко не идеальна, она представляет собой величайшую ценность страны. Сложно предсказать, что произойдет в ближайшем будущем, но парламентские выборы в октябре станут еще одним испытанием для устойчивости демократии в стране.

Как Вы думаете, как будет выглядеть баланс сил после коронавируса? Дальнейшая регионализация в ЦА все равно будет связана с активизацией взаимодействия с прямыми соседями, такими как Россия и Китай, на фоне сокращения связей с США и Европой … Каковы будут последствия всего этого?

Я не верю, что коронавирусный кризис существенно изменит баланс сил в регионе. Политическое и военное влияние России останется, как и экономические связи с Китаем. Этот кризис уже выдвигает на первый план проблемы, возникающие на фоне зависимости от экспорта Китая, что уже ощущают богатые энергоресурсами страны, такие как Казахстан и, особенно – Туркменистан. Надеюсь, это станет тревожным звоночком и будет способствовать диверсификации в будущем. Роль как США, так и Европы останется на прежнем уровне.

С региональной точки зрения, как недавно отметил в своей статье Брюс Панниер из Радио Свободная Европа/Радио Свобода, президент Узбекистана Мирзиёев проявил лидерство: он связывается с соседями и доставляет гуманитарную помощь в Кыргызстан и Афганистан. Из кризиса президент Узбекистана может выйти реальным региональным лидером в ущерб Казахстану, который отреагировал медленнее. Кризис застал Казахстан в самый низкий момент управления: Назарбаеву уже почти 80 и он «ушел в отставку», а Токаев не является естественным лидером и не обладает реальными полномочиями. Возрастающая роль Узбекистана как посредника в региональном сотрудничестве, начавшаяся несколько лет назад, скорее всего, будет усиливаться.

Какие положительные новости вы читаете о регионе? Что действительно привлекает вас в этом регионе?

Хотя политическая ситуация и ситуация с правами человека в Центральной Азии далека от идеальной, в последние годы мы наблюдаем некоторые позитивные события. Например, начавшийся тренд на открытость в Узбекистане, хотя и далек от совершенства, является значительным улучшением, по сравнению с эпохой Каримова. В Казахстане появляются такие группы гражданского общества, как Оян Казахастан, Qaharman и другие. Случаются и небольшие победы в сфере прав человека, такие как освобождение таджикского журналиста Хайрулло Мирсаидова или несостоявшаяся депортация в Китай Сайрагуль Сауытбай и других, спасающихся от культурного геноцида Китая в Синьцзяне.

Я полагаю, что Центральную Азию часто упускают из виду, так как в большинстве случаев главные новости из региона сообщают о выходках одного из диктаторов или имеют окрас какой-то трагедии. Но Центральная Азия имеет разнообразную и богатую историю и культуру, которые помогли сформировать мир, в котором мы живем в настоящее время, будучи колыбелью цивилизаций и местом рождения ученых. Увлекательное место, которое стоит открыть. Но, помимо всего прочего, величайшим достоянием Центральной Азии являются ее люди.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram