По каким направлениям текут миграционные потоки в Евразии, зачем и как государства стимулируют или ограничивают это движение, и как повлияла на трудовых мигрантов пандемия — об этом Eurasianet.org рассказала Светлана Винокурова, генеральный директор группы компаний «Аксиома» (российский оператор на миграционном рынке).
— Для начала давайте вспомним, откуда и куда традиционно направляются основные потоки работников?
— Если нанести на карту Центральной Азии ключевые данные по трудовой миграции за последние годы, получим модель движения «Юг-Север» с центрами притяжения на территории РФ. Помимо Москвы и Санкт-Петербурга высока привлекательность городов Западно-Сибирского (Тюмень, Новосибирск, Томск) и Дальневосточного (Благовещенск, Хабаровск, Владивосток) экономических районов. Значительную долю вакансий для иностранных рабочих обеспечивают крупные девелоперы, и смена ориентиров при распределении миграционных потоков по российским субъектам неразрывно сопряжена с развитием строительства.
Основной приток трудовых мигрантов идет из Узбекистана, где с активным ростом населения увеличивается и безработица. По данным Единой межведомственной информационно-статистической системы, за 2019 год в поисках работы в Россию въехали почти 1,5 млн. узбекистанцев. Из Таджикистана – 875 тыс. человек, из Кыргызстана – 558 тыс.
Еще 200 тыс. человек прибыли из Казахстана, который выступает одновременно страной транзита, реципиентом и донором иностранной рабочей силы. Привлекательность казахского рынка труда для граждан других центральноазиатских государств повысилась на фоне спада в российской экономике в 2015-2016 годах.
Наименее мобильно население Туркменистана, установившего визовый режим со всеми странами СНГ. За предыдущий год с целью трудоустройства к нам прибыли всего 1 232 гражданина этой страны.
— Что определяет специфику миграционного обмена в регионе?
— Во-первых, слабое взаимное сближение центральноазиатских республик, между которыми до сих пор существуют территориальные споры. Яркими примерами стали произошедшие весной-летом 2020 года столкновения жителей кыргызско-таджикского и кыргызско-узбекского приграничья. Добавим к этому транзитную напряженность на границе Казахстана и Кыргызстана, а также проблемы использования водных ресурсов.
Второй фактор – пересечение в регионе нескольких инициированных извне интеграционных осей, таких как Шанхайская организация сотрудничества и Евразийский экономический союз.
На восточном направлении наблюдается въезд в страны Центральной Азии рабочих из Китая, которые строят инфраструктурные объекты в Таджикистане, Узбекистане и Кыргызстане в рамках инициативы «Пояс и путь».
На западном направлении интерес для трудовых мигрантов, особенно из Туркменистана, представляет Турция. На сезонные работы туда охотно едут узбекские женщины. Поддерживая эти каналы, турецкое правительство в ноябре 2018 года увеличило срок безвизового пребывания в стране для граждан Казахстана, Узбекистана и Таджикистана с 30 до 90 дней.
С 2015 года заработная плата в КНР, по официальным данным, превышает российскую, что является весомым фактором в соперничестве за привлечение квалифицированных и высококвалифицированных специалистов, а также ученых и исследователей в области естественных, инженерных, экономических наук. В перспективе свои приоритеты могут переосмыслить и ценные кадры из центральноазиатских государств.
— Вы обрисовали ситуацию, которая сложилась до пандемии. Но после неё, как любят повторять многие, «мир уже не будет прежним».
— Пандемия COVID-19 временно приостановила данные процессы. Однако по мере сокращения трудовых мигрантов, занятых на стратегически важных строительных нацпроектах РФ, модель «Юг-Север» постепенно начала действовать на основе принципа организованного набора иностранных рабочих. Практика позволила нанимать людей при условии соблюдения со стороны работодателя комплекса мер, включая трансфер приезжих на вахты, их медицинский осмотр и содержание с ограничением лишних контактов.
В целом последствия локдауна доказали верность выбранного Россией курса на усиление контроля над внешней миграцией с устранением нормативно-правовых барьеров и повышением привлекательности страны на мировом рынке труда. Дело – за реализацией, темпы которой, как выявил кризис, необходимо наращивать.
— А как другие государства региона выстраивают свою миграционную политику?
— Сегодня в странах Центральной Азии все яснее осознают, что трудовая миграция – это не только инструмент борьбы с демографической напряженностью, бедностью и безработицей, но и стратегический ресурс, способный обеспечить конкурентоспособность республик. От эффективного управления людскими потоками зависит возведение того фундамента, который станет основой дальнейшего прогрессивного социально-экономического строительства. Как результат, в регионе развиваются государственные программы организованного трудоустройства за рубежом.
Национальная миграционная политика в регионе имеет ряд отличий. В целом страны Центральной Азии придерживаются двух условных стратегий. Если Таджикистан и Узбекистан поощряют трудовую миграцию населения, то Кыргызстан, Казахстан и Туркменистан по разным причинам и в большей или меньшей степени стремятся ее ограничивать.
— Как это выглядит на практике? Покажите, пожалуйста, на примерах.
— В Таджикистане приоритетом является образовательный фактор, поскольку подавляющее большинство молодых людей не смогли пройти нормальное обучение в условиях гражданской войны 1992-1997 годов. В 2014 году правительство республики учредило центры консультирования и подготовки трудовых мигрантов. Здесь в сотрудничестве с местными и зарубежными профессионально-техническими лицеями бесплатно преподают язык, историю и основы законодательства принимающих стран (включая Россию), а также наиболее востребованные специальности. На базе центров создана электронная система регистрации граждан, покинувших Таджикистан и вернувшихся после завершения работ.
В Узбекистане желающим выехать на заработки в другие страны предоставляют комплекс платных (в том числе в кредит) услуг по медосмотру, обучению, перелету. Республика имеет договоры об организованном наборе трудовых мигрантов с РФ и Южной Кореей. Ведутся переговоры с Японией и членами Евросоюза.
Противоположный курс проводит Казахстан, стремящийся сократить отток образованной молодежи и восполнить нехватку квалифицированных кадров. Поэтому в республике действует программа квотирования трудовых иммигрантов. Есть кроты и для привлечения иностранных специалистов — они отличаются по видам экономической деятельности и по странам исхода.
Недостаточную активность государственной миграционной службы Кыргызстана отчасти объясняют тем, что власти заинтересованы в постепенном возвращении своих граждан. Правительственное участие в трудоустройстве безработных кыргызстанцев за рубежом ограничивается по большей части информированием об официально лицензируемых иностранных агентствах занятости, а защитой прав трудящихся занимаются преимущественно кыргызские диаспоры.
— Насколько востребованы все эти программы? Они реально работают?
— Население мало им доверяет. Думаю, это объясняется предубежденностью к правительственным инициативам, низкой информированностью, коррупционным фактором или нежеланием нести дополнительные расходы. Большинство по-прежнему полагается на неформальные контакты с родственниками или друзьями в странах въезда, что препятствует легализации миграционного поля и устранению недобросовестных посредников.
Но в то же время мы видим, что востребованность межгосударственных программ языковой и профессиональной подготовки будущих экспатов растет. Это подтверждают наши партнеры из числа вузов. Вот несколько свежих примеров: РГПУ им. А.И. Герцена 8 октября 2020 года открыл представительство в Ташкенте. Университет направил в Узбекистан 30 специалистов, которым предстоит оценить качество преподавания русского языка и провести тренинги для местных педагогов. В течение 10 лет они планируют повысить квалификацию около 30 тыс. узбекских учителей. А 30 ноября в Ташкенте свой филиал открыл РУДН, который в том числе развивает практику организованного набора рабочих в Узбекистане.
— Давайте вернёмся к пандемии. Она обострила дискуссию о плюсах и минусах трудовой миграции для развивающихся экономик?
— Да. Вынужденное закрытие границ и искусственная изоляция безработных, в том числе в странах Центральной Азии, продемонстрировали, что люди, не имея шанса здесь и сейчас улучшить свое благополучие, уже фактически вычеркнули из жизни целый год, что стало невосполнимой потерей. В этой связи задача властей – максимально способствовать цивилизованной трудовой миграции, пользуясь ее преимуществами, и не забывать, что в центре данного процесса всегда находится человек.
В качестве иллюстрации локальных возможностей, которые обеспечивает трудовая миграция, приведу личные наблюдения за одним из подмосковных садоводческих товариществ, где на протяжении последних 23 лет нанимали охранниками мигрантов из Таджикистана. За все время там проработали 8 таджиков, которые представляли разное устройство родственных отношений: двое приехали в Россию с семьями и проживали совместно на территории садоводства, четверо оставили родных дома и отсылали им деньги, один женился на гражданке России и один был холостым. За исключением последнего, который, в силу морального разложения, попал в российскую тюрьму, все остальные кардинально изменили свое социальное положение.
Если оба семейных работника, копивших средства на покупку участков земли, в итоге переселились в РФ, то для тех четверых, чьи дети жили в Таджикистане, основным стимулом было обеспечить им высшее образование в вузах родной страны. Поддерживая связь с бывшими работодателями, главы семейств с гордостью делятся сентябрьскими фотографиями своих сыновей и дочерей на фоне российских и таджикских школ и университетов. Работа в России и изучение русского языка позволили им изменить свою жизнь к лучшему, несмотря на все экономические проблемы. Это лишний раз подтверждает значение трудовой миграции как одного из средств приумножения человеческого капитала.
Правила комментирования
comments powered by Disqus